Немой свидетель

(Посвящается родному брату моего отца -
Турову Михаилу - Минька, так называла его
моя бабушка Каропчук Федора Кирилловна.)

Душистый воздух, шелест листьев.
Могуч и благороден лес.
В нём шепот ветра, птичьи свисты,
И вспоминается Дантес.

Но то, что знает он о прошлом, —
Сокрыто всё в его ветвях.
И о плохом, и о хорошем...
Молчит, как праведный монах.

Глубоким сном спят тайны в кронах...
Безмолвен лес; не скажет он,
Как, утопая в жутких стонах,
Глотая воздух, словно ком,

В его владениях мальчишка —
Охотник юный — погибал,
А рядом Санька, брат парнишки,
Слезу руками утирал.

И разрывалась тишь глухая
От крика этого мальца,
А Минька, кровью истекая,
Молил о помощи Творца.

Не думал он вот так, нелепо,
В свои семнадцать умирать,
И небо синее поблекло —
И тяжело было дышать.

Переплетались с болью мысли,
Перед глазами эпизод:
Запнулся о корягу, выстрел...
И дробь уж тело его рвёт.

В бреду, сознание теряя,
Шептал он брату: «Мне не встать.
Беги домой, я умираю, —
Боюсь родных не увидать».

...Кружила Саньку тропка лесная,
И ветер в спину торопил...
Калитка, матушка седая —
И он в руках её застыл:

— Скорей, скорей! Там Минька ранен!..
Коня в телегу запряг дед.
Ложится наземь тень от ставень,
На слёзы сил и время нет.

Стучат потёртые колёса,
Дорога что-то ворожит.
У каменистого утёса
Речушка мелкая бежит.

Тайга хвоей в лицо им дышит,
И меркнет в чаще солнца свет.
В пожухлых травах, словно вышит,
Мерцает ярко-красный след.

Природа-матушка умолкла.
Неужели он будет второй?..
Недавно с фронта похоронка—
Старшой их, Котька, неживой.

Но слышит мать, как стонет средний,
Её израненный сынок.
Идёт к закату день осенний,
И скрип телеги старой смолк.

Ступают наземь: «Минька, Минька!
О Боже, как ты бледен стал!»
У губ прилипшая травинка —
Мальчишка тихо маму звал...

Рыдает мать, и дед бранится,
Парнишку на руки берёт.
Из ран подранка кровь сочится.
— Терпи, родной, всё заживёт.


Уложив внука на повозку,
Достав потрёпанный кисет
И, закрутив махорки горстку,
За вожжи нервно дёрнул дед.

А лес, клоня печально кроны,
Угрюмо, так же всё молчал.
Лишь в небе каркали вороны,
И ветерок с листвой играл.

Хранитель тайн, немой свидетель —
Ты хоть и видишь, но молчишь.
В твоих владеньях гибнут дети,
А ты в бездействии стоишь...

Стучат колёса звонко-звонко,
Телега старая скрипит.
Родное сердце бьётся робко,
Молитву женщина твердит.

Нет, не нужна ей похоронка,
Её сыночек должен жить!
А под мальцом в крови соломка...
—Ну что ж ты, дед, надо спешить!

Встречает Абан хмурым взглядом,
И любопытству нет конца.
А Минька дышит, Минька рядом —
И, значит, есть шанс у юнца.

Он призывник, ему семнадцать,
Готов был Родине служить.
Мечтал с врагом на фронте драться,
За смерть братишки отомстить!..

...Вот военком звонит до Канска,
И самолёт уже летит.
Аэродром... Рысцой коняшка
Подранка, что есть силы, мчит.

В стальную птицу на носилках
Уже несут призывника —
Надеяться или могилку
Копать для среднего сынка?...

И взмыла птица с ревом в небо.
— Не плачьте, мама, дед и брат!
Вернусь живой, зашитый, целый, —
Мне ведь ещё любить девчат!

До Канска конь летит галопом,
И некогда жалеть его.
Что ждёт их там, за поворотом?
Быть может, Миньке повезло?..

Стоят унылые деревья,
Над Канском вороны кружат.
Сегодня — Минькин день рожденья,
И мысли спутанно жужжат...

Вот госпиталь, открыты двери,
Халаты белые кругом.
В предчувствии большой потери
Они идут в казённый дом.

Проходят дальше... Вот он, милый,
Родной, любимый человек.
Холодный лоб, глаза закрыли,
И отроду семнадцать лет.

От горя рядом мать рыдает,
Брат кулаками трёт глаза.
Слезу украдкой дед стирает—
Ушёл их Минька навсегда.

...Деревья ветки стелят низко,
Как будто отдают поклон.
Ушёл молоденький парнишка,
И слышен ветра грустный стон...