Дилан Томас - Колокольчик греховодников..

Колоколец грешников, гонит меня в церкви праха языком,
Когда, с факелом да песочными часами, как священник, серою пропитан,
В сандалиях с раздвоенным копытом Зверь его
Клеймом золы на черном нефе Время метку оставляет,
Горе руками, что растрепаны вывертывает призрак алтаря,
Свечу ничтожит ветропламень.

Над хороводною минутой я слышу часа песнь:
Хоральный праведник времен и соленое горе утопли в грязном склепе,
Молитвенное колесо водоворот вращает;
Лунопад и император-мореход, бледны, как след приливов,
Услышь, как случайною смертью поверженное башни острие
Вдаряет в час морской металлом колоколен.

Шум с темнотой под пламенем немым,
Шторм, снег, фонтан в непогоде феерверков,
В разрушенном жилище безмятежный храм;
Горе, промокшей книгой со свечою время херувима крестит
Из изумрудов, тихий колокол; из флюгера шагов
Молится голос птицы на коралле.

И так всегда, белое дитя летней порою темнокожей
Из костяной купели да поросли на каменном набате.
За голубую стену духов проникает;
Из утекающей, пустой зимы, цветной младенец выплывает,
Дрожа, в погребальной шали, из турелей безмолвных
Издают перезвон насекомые, коих пробудил чародей.

Я полагаю время - слепком, нашего брака шельмою,
Рожденной по ночи, на ложе животном
В морской воде, в священной комнате.
Все грешники любви в одеждах сладострастия склонились перед Образом хилега.
Мускат, виверра, водоросль мукам новобрачных служат,
Принесших в мир несчастное дитя.

It is the sinners' dust-tongued bell claps me to churches
When, with his torch and hourglass, like a sulpher priest,
His beast heel cleft in a sandal,
Time marks a black aisle kindle from the brand of ashes,
Grief with dishevelled hands tear out the altar ghost
And a firewind kill the candle.

Over the choir minute I hear the hour chant:
Time's coral saint and the salt grief drown a foul sepulchre
And a whirlpool drives the prayerwheel;
Moonfall and sailing emperor, pale as their tide-print,
Hear by death's accident the clocked and dashed-down spire
Strike the sea hour through bellmetal.

There is loud and dark directly under the dumb flame,
Storm, snow, and fountain in the weather of fireworks,
Cathedral calm in the pulled house;
Grief with drenched book and candle christens the cherub time
From the emerald, still bell; and from the pacing weather-cock
The voice of bird on coral prays.

Forever it is a white child in the dark-skinned summer
Out of the font of bone and plants at that stone tocsin
Scales the blue wall of spirits;
From blank and leaking winter sails the child in colour,
Shakes, in crabbed burial shawl, by sorcerer's insect woken,
Ding dong from the mute turrets.

I mean by time the cast and curfew rascal of our marriage,
At nightbreak born in the fat side, from an animal bed
In a holy room in a wave;
And all love's sinners in sweet cloth kneel to a hyleg image,
Nutmeg, civet, and sea-parsley serve the plagued groom and bride
Who have brought forth the urchin grief.