Промах Ансбаха. Интермедия 1

- Тебе нужно уснуть хотя бы пару часов, понимаешь? – встревоженный вид тюремного врача убедительно доказывал, что он сам всерьёз боится, но придавленного болью от истязаний Райнхарда он уже взволновать не мог. – Если ты не отдохнёшь к вечеру, дело будет совсем плохо, потому что после полуночи тобой займётся кто-то другой, как я узнал. А тогда ты умрёшь ещё раньше, чем они получат то, что от тебя хотят. Я загнал тебе против инструкции пачку кардиостимуляторов, но без сна они тебе не помогут, пойми же. А ночка явно будет страшнее всего, что ты успел попробовать, потому что к завтрашнему полдню санкция на твой арест продлена быть не может.

- Они не получат того, что хотят, - едва слышно прошептал узник побелевшими губами, и только эти слова могли свидетельствовать, что он ещё в сознании – открытые наполовину глаза не содержали в себе ничего, кроме страдания. – Если меня всё равно прикончат, нет смысла давать им повод радоваться. Прости, я не виноват, что сон не берёт меня, это правда.

Пожилой эскулап нынче вполне натурально узнал, что такое отчаяние, и позволил себя даже хлопнуть себя по лбу ради такого дела.

- Нет, это просто невозможно, - проворчал он вполголоса, начиная шарить в нагрудном кармане мундира. – Я не желаю оставаться в истории тем, кто помог тебя уморить. И куда только твои приятели нынче смотрят, хотел бы я знать. Ну-ка, раскуси вот это и держи во рту, пока не растает совсем, понял? – суетливо проговорил он, комментируя свои действия. – Это поможет, не сомневайся, правда, не сразу.

От терпкого апельсинового вкуса стало не так тошно, и Райнхард непроизвольно смог вздохнуть поглубже.

- Кирхайс надёт способ помочь мне, не убивайся.

- Чего? – собеседник даже неосознанно подбоченился обеими руками. – На твоём месте я бы не рассчитывал на него. Нынче ночью будет бал в Сан-Суси, в честь нового главнокомандующего, а королевой там – графиня Грюнвальд. Которая брату даже передачки не сподобилась отправить. Вот твой советник, что в бегах – тот, возможно, и мог бы что сделать для тебя, да только не известно, не нужна ли ему самому сейчас помощь.

- Пауль прыгнул и скрутил киллера, а Кирхайс убрал меня с линии огня, - еле слышно, но уверенно отозвался лежащий на койке. – Остальные не сделали ничего. Полагаешь тут разницу очень заметной?

- Оберштайну твоя сестра ни разу не нужна, как всем известно, да и служит он тебе. Чего ну никак не скажу нынче про твоего друга. А потому не больно-то красиво будет видеть их нынче в вальсе, когда тебя будут убивать, и очень медленно. Так что если тебе что и поможет, то уж точно чудо и не с той стороны. Яд тебе оставить, на случай, если всё будет уж очень плохо?

-Нет, - Райнхард уже не мог держать глаза открытыми, и врач счёл это даже за добрый знак. – Сам я не хочу, пусть убивают, если совести хватит.

Он уже почти не слышал сокрушённого ворчания на свой счёт – и даже не заметил сам, как погрузился в тихое забытье. Остатки сознания ещё фиксировали, что врач оставался в камере ещё какое-то время, ещё даже ослабил наручники – явное нарушение режима, конечно, хотя вывернутым на дыбе рукам уже всё равно, что их поправили – что после тихо вышел из помещения… Потом где-то очень далеко брызнуло летнее солнце, и снова наступила чернота.

Прошло несколько часов, но измученное до крайнего изнеможения тело молодого маркиза восстановиться не успевало, не смотря на все приложенные для этого старания тюремного врача. Что касалось его души – она ещё держалась, продолжая уверять себя, будто туманная надежда на спасение – не ересь.

Точнее было бы сказать, что она чувствовала чью-то поддержку, только не понимала толком, кто именно столь сильно желает ему выжить и победить, что силы держаться ещё находятся, вопреки всякой логике. Если бы будущий император вздумал вдруг сам задаться вопросом, отчего он пребывает в странном отупении и чего именно ждёт, он бы списал этот эффект на последствия пыток и успокоился. Якобы оттого, что коль скоро от него не зависит происходящее, то и предпринимать нечего. Однако на самом деле молодой человек не пребывал ни в отчаянии, ни в унынии, ни в истерике – он действительно ждал, не отдавая себе отчёта толком, чего. И сам бы никогда не смог себе этого объяснить, смутного понимания, что за ним ещё придут. И вот тогда… а дальше думать не получалось, боль слишком вольготно царствовала и на спине, по которой хлестали уже не разберёшь, чем именно, и на груди, там, где впивались жала электродов, и оттого лежать приходилось на боку, хотя так было труднее дышать.

На закате, о наличии которого невозможно было знать в камере без окон, дверь пропустила посетителя. Он вошёл почти неслышно, ровной походкой, выдающей человека, который очень хорошо знает, что делает в данный момент. Поставил на табуретку, забытую здесь после врача, картонную коробку, что была у него в руках, затем подошёл к лежащему на койке вплотную. Неодобрительно покачал головой, разглядывая в тусклом свете потолочной подсветки бледное лицо пленника с тёмными тенями вокруг глаз. Аккуратно тронул пальцами шею спящего, как делают офицеры, оценивая степень поражения живой силы на территории, потом прикоснулся ладонью ко лбу, чтоб проверить наличие жара. Дождался сдавленного стона в ответ на свои действия.

- Кирхайс? – скорее неосознанно позвал Лоэнграмм тем же севшим голосом, не шевелясь и не открывая глаз.

- Так точно, - бодро отчеканил гость, сложив руки на груди и дожидаясь, когда пленник сумеет увидеть его.

Ждать ему пришлось лишь краткий миг – пока, вздрогнув всем телом и едва сдержав стон, маркиз сможет открыть полыхнувшие яркой молнией глаза…

- Нам надо поговорить, Райнхард.