70 лет спустя

У Агнессы был маленький домик в пригороде и лохматый шнауцер Боб. Его она на отдых, конечно, не взяла.

Она бродила по парку и пляжу, со стороны казалось, задумчивая и одинокая молодая женщина. На самом деле ей действительно было немного грустно, но в то же время непривычно хорошо, как уже не бывало давно. Она выбралась из своего мирка – работы, долгов, экономии денег – и сейчас ощущала свободу, возможно, иллюзорную, но от этого не менее приятную и желанную.

На берегу играли дети. Она села на осколок скалы и стала смотреть на море. Причудливая древняя стихия колыхалась, то приближаясь, то удаляясь. Где-то у горизонта виднелись недвижные корабли. В глубинах, наверное, таились тысячи неведомых жизней. Почему-то вспомнилось собственное детство. Тоже море, только северное. Оно было холодным даже летом, обжигало при попытках войти в него и продолжало кусаться даже когда из него убегали. Агнесса тогда была с дедом, еще не старым, бравым и веселым. Он много шутил и никогда не отказывал ей в капризах. Он молчал только, когда она начинала расспрашивать его о шрамах на груди и плечах, о войне.

…Веня приехал в Турцию уже в четвертый год подряд. Ему здесь нравилось. Было недорого и красиво, не Мальдивы, конечно, но тоже экзотика, Восток. Ему почти сразу приглянулась эта молодая симпатичная немка, какая-то по-русски печальная и нежная, но с ощущаемой внутренней силой и уверенностью в себе. Так просто к ней не подберешься. Но ничего, мы люди не промах, подумал он. Вот в позапрошлом, случился же у него романчик с англичанкой. А поначалу тоже казалась недотрогой.
Он лежал сейчас на песке и смотрел на нее, сидящую на камне. Она сидела так довольно долго, словно сросшись с глыбой в единое изваяние. И когда он уже почти был готов сделать первый шаг, послышались крики, шум, подбежали мальчик и девочка. Женщина заговорила с ними. Руди, Мария, - расслышал Веня имена. Он не знал немецкого, а тут вдруг какое-то непонятное чувство отторжения охватило его.
 
…Это было уже в Чехии. Немцы отступали, но сопротивлялись отчаянно. Дитмар был зол на судьбу, на фюрера, на командование. Он был хорошим солдатом, представлен к наградам, не единожды ранен. Так почему он должен проигрывать? Вот опять поднимается русская атака. Дитмар еще вчера заметил русского чернявого лейтенанта, выделявшегося задором и смелостью. Теперь он сидел в окопе и ждал. И когда русские бросились вперед, он дал очередь, потом еще, он нашел этого лейтенанта, рвущегося в бой, и выстрелил снова. Лейтенант покачнулся, неловко повернулся - Дитмар увидел его судорожный оскал умирающего - и упал лицом вниз, обреченно и безжизненно.

…Неужели потому что дед погиб на войне с немцами, - подумал Веня. – Ерунда какая-то. Столько лет прошло. И вообще мне нравятся «Бавария» и пиво…
Он несколько раз представлял себе, как познакомится с ней, как они посидят в холле и побеседуют ни о чем за коктейлем. Потом окажутся в номере – у него или у нее - не важно – он привлечет ее, обнимет, начнет медленно целовать губы, шею, она замрет, позволит раздеть себя, он уложит ее на огромную кровать, его руки будут спускаться все ниже и ниже по ее загорелому гладкому телу, а губы сопровождать их. Он тоже сбросит одежду и прильнет к ней, горячий и неистовый. Их любовный танец будет длиться до утра, и так все дни до отъезда. Они обменяются e-mail, и, может, он даже напишет ей как-нибудь. И эта двухнедельная любовь станет отражением во времени той пули, что 60 лет назад связала их дедов смертельными узами…

Агнесса сидела в автобусе, отправлявшемся в аэропорт, и смотрела на отель, который дал ей короткую передышку в привычном ритме жизни, возможность что-то переосмыслить, о чем-то важном вспомнить, о чем-то заветном помечтать. Странный все-таки народ эти русские, подумала она с улыбкой, снова увидев высокого чернявого парня, стоящего у клумбы и провожающего ее тяжелым тоскливым взглядом, каким он смотрел на нее все последние дни.