Обзор по весеннему туру Петры Калугиной

В качестве очень короткой преамбулы хочу сделать важное уточнение: не все тексты, которые понравились и привлекли внимание, были мной прокомментированы. И наоборот. Поэтому прошу тех авторов, о чьих стихах не было сказано ни слова, не принимать это как знак равнодушия. Да, были и стихи, которые совсем «не зацепили», но их в этом туре мизерное количество, штук пять или шесть всего. Остальные сорок – на мой взгляд, все достойны пристального внимания и разбора.

1. Юлия Долгановских «Невесонность» http://www.stihi.ru/2015/12/28/5283

Скрипит сухими рёбрами кровать —
ты вертишься, ты ей мешаешь спать.
Пытаясь обуздать гнедые мысли —
пусть руки в невесонности повисли —
нащупываешь ржавые ключи,
и, ковыряя скважину в ночи —
замочную, увы, не буровую —
попытку отсчитав сороковую,
распахиваешь ветхую овчарню...

(откашляешься, выпьешь кружку чаю)

О, Пастырь мой, совет дай, научи —
огниво, воздух, сено, кирпичи,
котёл готов для жертвенного брашна,
но... брошу нож — скачи, овца, скачи
по снам моим — и россыпью барашков
расцвечен будет чёрный небосвод.

А если посмотреть наоборот?

Ты спишь — гнездовье мыслей в тишине,
прядут ушами тени на стене —
покорно ждут рассвета (ветра ль? смерти?)
Вертеп готов — в него приходит ветер,
роняет в землю первую звезду.
И — если я ключами попаду —
овчарня выпустит тебя на волю —
скачи, овца, скачи! Белеет поле —
укрытия не будет до весны.
Вернись, овца, твоё спасенье — сны.

Сочту мои стада — тогда уйду,
во сне увидев первую звезду.
Котлы вскипят для поминальных брашен —
огниво, ветер... ты отбросишь нож —
посмотришь в небо. Может быть, найдёшь
бегущих вдаль несчитанных барашков.


Стихотворение хрупкое, «сновидческое», зиждется на игре смыслов вокруг образа «барашка»: барашек и как представитель многоголовой отары бессонницы, и как единичное – хрестоматийный жертвенный агнец. В какой-то момент барашек предстает в виде «бредового» (рожденного бредом засыпания) существа – наполовину лошадь, наполовину овца. «Гнедые мысли», «прядут ушами тени», «скачи овца, скачи» – всего пара-другая штрихов, но гнедой барашек-конь прорисовывается достаточно ясно. Мне кажется, в этом образе заключена главная изюминка стиха: самоирония «бессонствующего», склоняющего себя ко сну разума. Бессонный разум моноложит, овца летит во весь опор… То, что призвано усыпить, становится, наоборот, отправной точкой для новой скачки мыслей по кругу, и это само по себе раскрывает беспокойную, тревожную природу разума, его вечный поиск зацепки «для разговора», пусть даже это разговор с самим собой, в попытках убедить себя же остановить поток сознания.
При всех достоинствах, некоторые образы показались неточными, не работающими на «общее дело», – наоборот, как бы разваливающими стихотворение изнутри. Так, например, непонятно, что здесь делает буровая вышка и связанная с ней грубоватая социальная ирония, усмешка над «олигархической» атрибутикой. В этом тонко вязаном, кружевной стихе она воспринимается как нечто чужеродное и досадно-случайное.
Некоторой натяжкой видятся и «повисшие руки» в контексте «скрипящей кровати». Если героиня стиха вертится на кровати в попытках заснуть, то вопрос – каким образом ее руки «повисли»? Свесились с кровати? Будь они размётаны, раскиданы по кровати, – я бы это смогла увидеть, но повисшие… пусть даже метафорически, в «невесонности»… тут, мне кажется, есть некоторая неловкость словоупотребления.
Можно перебрать стихотворение построчно и покритиковать еще кое-что, но я остановлюсь на этом.



2. Дмитрий Близнюк «грильяж» http://www.stihi.ru/2015/12/08/3613

Где заканчиваешься ты и начинаюсь я?
Видела, как китайская стена упирается в море?
А во что упирается твой мир?
Серый хрусталь тишины в этих комнатах
впитал наши  голоса, сохранил нас,
будто живых саламандр внутри шара
с мокрыми камнями и отрезком ручья.
Сколько ещё любви и жизни в этих шарах,
сколько этих волшебных шаров позади нас,
будто пузырьки бессмертия вьются и беснуются
вдоль времени-пуповины, вне смерти?
А как ты божественно выходила из моря –
высвобождалась из пышного платья волн,
простирающегося до самого горизонта,
полуобнажённая, сияя соблазном.
А дальше вырисовывался  мёртво-величественный Рим,
и оползни голубей Google-ились на площади,
и мраморные протезы колонн
подпирали  рухнувшие небеса,
и к платанам слоновьего цвета тянулась рука, и ты –
девушка-оса – лакомилась персиковым закатом.
И зачем вспоминаю нас, тебя вне меня?
Выжимаю тёплую заварку из пакетика чая
на закисшие глаза слепой суке.
Ты воруешь моё время из памяти, как подросток
мелочь у родителей в карманах пальто.
Это странно, это приятно.
Это грильяж истины, об него я и ломаю
молочные зубы воспоминаний,
чтобы взамен проросли коренные.

«Оползни голубей» на римских площадях, «девушка-оса», которая «лакомилась персиковым закатом»… В стихах Дмитрия Близнюка мне нравятся роскошные оползни образности – они захватывают мое читательское внимание и влекут за собой, словно сели. В этих селях довольно сиропа, сладкого, иногда приторноватого, но и драгоценных каменьев-самоцветов там тоже хватает. Ради них можно повязнуть и в сиропе.
Что понравилось конкретно в данном стихе:
- уже упомянутые голуби и девушка-оса;
- неожиданная рифма «море/твОй мир»;
- стильная, ненавязчиво «сюрная» метафизика «пузырящихся шаров» с саламандрами внутри, из которых состоит наш мир;
- память, на закисшие глаза которой герой выжимает тёплую заварку. (Я, конечно, не уверена, что под «сукой» автор имеет в виду «память», но и спасибо ему за эту неоднозначность.)
Что не понравилось:
Строчка «Это странно, это приятно». На мой взгляд, такие строчки похожи на вату, которой наполняют ящик между ёлочными игрушками – чтобы не разбились друг о друга. В стихах такая вата, мне кажется, ни от чего не предохраняет, а только вредит и «заглушает» звон соприкосновения друг о друга подлинно поэтических фраз.
В стихах Дмитрия Близнюка часто используется такой прием: он задает риторические вопросы, на которые сам же НЕ отвечает. Текст как бы кружит вокруг центрального образа, речитативно нанизываясь на фразы-вопросы, наподобие «Где заканчиваешься ты и начинаюсь я?», «И зачем вспоминаю нас, тебя вне меня?» Нарезая спирали, автор взбирается всё выше и выше, дабы воспарить над воспеваемым предметом своей любви и показать его красу со всех возможных ракурсов – и с высоты птичьего полета, и изнутри альвеольных пузырьков в перламутрово-розовых, невыносимо прекрасных лёгких.
Вообще стихи этого автора напоминают мне фрагменты одного большого текста, разделенного и выдаваемого читателю по частям. Что-то наподобие соломоновой «Песни песней». Однажды их следует объединить и напечатать одним изданием, взяв эпиграфом: «Ибо крепка, как смерть, любовь».
Обаяние Близнюка–Соломона велико и с каждым стихотворением всё возрастает, но при этом и желание редакторски «отжать» некоторые его верлибры возрастает тоже (лично у меня, говорю только о себе).

--

4. Ольга Домрачева «воды твоей реки» http://www.stihi.ru/2016/01/01/1257

1.
воды твоей реки темны, глубоки.
на берегах – чертополох,
синеголов,
рви, но смотри, не порань руки -
будет венок тернов.

воды твоей реки шелестят: плыви
щукой ли стерлядью, нельмой
плыви, плотвой
мимо ветловых склонённых вый,
время тебе – водой.

2.

время моё/твоё – золотой песок
на синеполоховых берегах реки.
слышишь, как мой колышется голосок?
ты на него теки.

там, где Иртыш вбирает песок губой –
сладок укус шипа.
здесь, не заметим как,
прошлых обид засушенный ветробой
прочь унесёт река.

3.

где шепелявый ветер, найдя причал,
выдохнет,
сплюнет чертополох,
брызги легонько смахнёт с плеча
русоголовый бог.

время волной прибьётся к босым ногам,
время мое/твоё -
золотой песок.
дай на двоих в своем царстве нам
синеполошный сон.

Изящное, филигранное стихотворение.
Как называется в поэзии явление, когда от стиха такое же точно ощущение, как от реального предмета, в нем описанного? Аутентичность, или что-то в этом роде. У меня ощущение от стиха – как от небольшого стебелька чертополоха в руке, колючего, только что сорванного (пачкающего ладонь соком), с несколькими пушистыми цветками…
Есть и замечания.
- Не уверена, что из чертополоха можно сплести ТЕРНОВЫЙ венок. Даже с учетом того, что «терновость» здесь означает не принадлежность ботаническому виду, а метафору мученичества. Как ни верти, а «мученическое» растение – именно терновник, и аналога в виде чертополоха ему быть не может.

- не знаю, как воспринимают это другие читатели, но «мое/твое» через слэш немедленно отсылает меня к песням Земфиры. В песнях Земфиры оно хорошо смотрится, а здесь выглядит заимствованием из чуждого «девочкового» словаря, к тому же довольно старомодного уже.


5. Наталья Панишева «Набросок по мотивам Саши Соколова» http://www.stihi.ru/2015/03/27/3393

Называй меня веткой, Ветой, я-то знаю наверняка,
Что беременна будущим летом и крушеньем товарняка.
Я сижу у окна, качаю на коленях девятый том.
Я бесслезна, я беспечальна, помню все, что будет потом.
Помню, как забытые всеми мы глядели на поплавки,
Длилось время, катилось время плавным ходом большой реки,
Ворковали в ветвях голубки, наливались в садах плоды,
Прилипали к коленям юбки, тяжелевшие от воды
В небе плавали звезды-рыбы, в рощах плакали соловьи,
Повторяли реки изгибы золотые пальцы твои.
Помню дачу, сосны, дремоту, душный полдень, тягучий сад,
Жизнь пропахшая креозотом, солнца луч на медных весах,
Помню родинок темных россыпь выше локтя и у плеча,
Теплый день, жужжащие осы, золоченая алыча.

Называй меня Ветой, веткой, птицей в зарослях ивняка,
Пересчитывай ребра клетки, струны, родинки на руках,
Помни, жди, забывать не надо. Загудят от жары виски,
Будут падать крупинки града на фарфоровые пески,
Помни рельсов тугие ленты, речки медленной плотный шелк,
Козодоя, дачную Лету. Будет страшно и хорошо.
Не бери никуда билета, мы уедем за просто так.
Хлещет ливень, танцует Вета деревянному сердцу в такт.


Этому стихотворению без раздумий отдала бы первое место!
Скромно названное «наброском», стихотворение падает в душу как кошка – на четыре лапы, впивается в нее когтями и апеллирует ко всем органам чувств сразу, включая шестое.
Предощущение катастрофы в смешении запахов: природных – реки, ивняка, облущенных до терпкой древесной сукровицы ивовых веток, – и технических, железнодорожных. Река пахнет креозотом, как железная дорога. Героиня, «беременная» «будущим летом и крушеньем товарняка», чувствует это особенно ярко: у беременных обоняние обострено. Столь же остро, «по-беременному», чувствует это вместе с героиней и читатель.
Дальнейший текст – талантливо выполненное, не нарочитое, «гипнотизирующее» своей образностью и ритмикой нагнетание. Что-то будет, что-то произойдет. Зародыш катастрофы купается в околоплодных водах Леты, растет; вот уже и вся жизнь тревожно – и чувственно – благоухает налившимися плодами садов, надкушенными яблоками с железистым привкусом познания (этого нет в стихе, но ряд ассоциаций запускается самопроизвольно), рельсами-шпалами реки, тире жизни, тире времени, тире дороги…
Наэлектризованное стихотворение. Насыщенное именно теми тропами и образами, которые здесь лучше всего работают, эффектнее и уместнее всего смотрятся и сосуществуют.
Немного разочаровала концовка. Видимо, потому, что я не помню произведений Саши Соколова настолько хорошо, чтобы оценить стук «деревянного сердца». Этот образ для меня остался нераскрытым и именно что деревянным (читай: картонным). Но это мои личные проблемы, меа кульпа. Сашу Соколова надо в памяти освежить…


6. Иван Грозный «Забредаю» http://www.stihi.ru/2014/12/28/9163

Лето плывёт, как толстый ленивый сом.
Иду вдоль реки, а в воде пескаришек стая.
Ногами  ступаю в прибрежный песок.
Бреду по воде, забредаю.

Бьётся в черепе  бабочка  света – мысль.
Беспомощно крыльями  машет – стремится взвиться.
Лягушки  реке  распевают псалмы –
Бескрылые  водные  птицы.

Солнце морочит голову, жаром льёт.
Река отбирает тепло – безопасная зона.
Ты – лето.  Горячее имя твоё
В ушах разливается звоном.

Звон зависает, стелется по воде.
Вплетаются прошлого звуки в голос бреда.
Велят не ходить по траве-лебеде
В краях, о которых не ведал.

Тени скользят по воздуху – тёмный рой.
Минувшее тянет, зовёт,  посылает знаки.
Оно путешествует  вместе с тобой.
Привычно. Как ходят собаки.

Время безжалостно собирает мзду.
Видением призрачным день потихоньку тает.
Склоняется солнце. К  прохладе иду,
И  тенью своей прирастаю.


Всё нравится в этом стихотворении, но немного «отворачивает» то, что слишком очевидна репортажная техника; автор последовательно и досконально фиксирует происходящее с ним сию минуту: вот иду… ага, приостановился… бреду дальше, забредаю… тут вижу это, а чуть правее – то.
Ничего не имею против такой техники, но когда она начинает выпирать на передний план, отодвигая собственно лирическое высказывание, –  тут уже чувствуется некоторая искусственность. Автор как бы доверительно сообщает: вот иду и пишу стих.
Но всё же, в данном случае, некая грань, отделяющая «игру в поэзию» от собственно поэзии – не перейдена, стихотворение действительно неплохое и даже хорошее. Замедленное, но не в духе акынствующего колумниста с блокнотиком в руке, а больше похоже на монолог следопыта. Следопыт выслеживает свою тень, и заодно – какое-нибудь стихотворение. И усилия его вознаграждены: в итоге он натыкается на прекрасный поэтический пассаж о «минувшем»: «Оно путешествует  вместе с тобой. // Привычно. Как ходят собаки». Вот и всё, и стихотворение состоялось. Выследил. Поймал!



7. Людмила Калягина «Карандашное» http://www.stihi.ru/2015/04/30/9602

Здесь на часах всегда «потом» и у посуды лёгкий крен.
Мой первый внук рисует дом и море у смолёных стен.
Как хорошо, что есть у нас запас цветных карандашей!
В его мирке всегда «сейчас» - простая мудрость малышей…

Невесткин очерк пухлых губ, от сына - тёмно-чайный взгляд.
Мой мальчик ласков и неглуп, и в чём-то, кажется, талант:
Он помнит зыбкий облик сна и создаёт его портрет,
Он дарит морю имена и ветру говорит «привет»,
Он полагает цвет живым, он знает лучше и полней,
Как много алой синевы в зелёной пенистой волне…

Важнейших дел числом под сто у неуёмного внучка:
Возиться с кошкой и котом, кормить корову и бычка,
Смеясь, ловить дрожащий луч на гладко струганом бревне,
За отраженьем мягких туч следить в неверной глубине.

Пока плывёт надёжный дом с чудным названием «ковчег»,
Я с внуком говорю о том, как шли дожди, как падал снег,
Как чёрно-белая зима писала мелом на стекле,
Как люди строили дома на твёрдой ласковой земле,
Как зрели яблоки в садах, как цвёл каштан, как вился дым,
Как в ручейках текла вода с дрожащей искоркой звезды.

Я расскажу, чтоб ты узнал, наследник сгинувших веков,
Что мир теперь, смолён и мал, плывёт беспечно и легко
В румяно-яблочный рассвет, упруго слушаясь руля…

…что прежней жизни больше нет.
Нам рисовать её с нуля.


Стихотворение добротное в хорошем смысле этого слова. Т.е. иногда «добротность» – сомнительный комплимент, из того же ряда что «мастеровитость» и «сделанность», но в данном случае я имею в виду ощущение какой-то крепкости, просмолённости, надежности, устойчивости… Стих про ковчег – и сам похож на ковчег.
С первого взгляда, не хватает драматической составляющей. Ситуация недостаточно безнадёжна. На море – штиль; действующие лица – бабушка и внук; карандаши – в наличии… И ясно, что всё кончится хорошо: голубка принесет оливковую ветвь, ковчег причалит к земле, род людской продолжится.
Напряжение тут скрытое, гудящее на низких частотах, как басовая струна, и сосредоточено оно не на поверхности, а где-то под палубой текста, в глубинах машинного отделения. Движущая сила, уголь в топку этого стиха – такие категории как традиция, преемственность, связь поколений и вообще связь всего со всем на белом свете. То, что погубил потоп, подлежит восстановлению. Утраченный мир становится сначала рассказанным (бабушка описывает его внуку), потом – визуализируется (мальчик воспроизводит его в рисунках), а далее ему предстоит возникнуть предметно и во плоти, «в 3D-объеме». Новый Адам, Адам-дитя, дает имена всему, чему снова предстоит начать существование. Этот Адам-ребенок не то чтобы противопоставлен «старому», взрослому Адаму, но являет собой как бы олицетворенный второй шанс, данный человечеству известно, Кем.
Адам – не просто ребенок, а – вундеркинд, способный воссоздать никогда им не виданное (как в известной фразе В.Набокова: «гений – это негр, который во сне видит снег»). Детская открытость разума, парадоксальность мышления – новая надежда для погибающего мира.
Так или иначе, суть даже не в этой, сугубо частной, интерпретации. Суть в том, что стихотворение вызывает желание интерпретировать и дает для этого благодатный и, повторюсь, добротный материал.



8. Люся Пикалова"nothing compares to you" http://www.stihi.ru/2016/02/18/11482

Прямо за домом участок земли, поделённый на сектора.
Я там с ранней зари, потому что пришла пора,
потому что весна,
потому что момент настал,
потому что мне 30 лет - пожалуйста, пьедестал.

Справа, у яблони, я закопал себя-циркача:
Яркий костюм, косая сажень в плечах,
Тот я дружил бы с медведями, глотал бы огонь,
Тот я был бы совсем другой -

Искромётные шутки, волшебные фокусы.
Я кладу себя в землю, и вырастают крокусы.

Там, у забора, я закопал путешественника-себя.
Картинки меняются - так города рябят:
Вот пустынные степи, вот спины льдин.
Я слово "Рейкьявик" не выговорю, а он по нему ходил,

Весь мир ему дом, каждому дому он друг.
Я кладу себя в землю, чтобы пророс бамбук.

Возле сарая я закопал себя-победителя:
Тот я хорош, успешен и бдителен,
С карьерой блестящей, как чайник, сбросивший накипь.
Я кладу себя в землю, и расцветают маки.

Пустые коконы, куколки, сказочный мой десант,
Несбывшиеся мечты, неудавшиеся чудеса.
Мама мне говорила: "Когда вырастешь, сможешь стать, кем захочешь".

И вырос сад.


От этого стихотворения мне явственно повеяло Серебряным веком, блоковским «балаганчиком», только с поправкой на современность, на нынешний модный подвид иронии (похожей на нежное, но едкое и разъедающее молочайное молочко) и на место действия (не «цирк», а «сад»).
Героиня – трагическая циркачка, коломбина собственной жизни. Ее мироощущение передано в тексте с помощью высококлассных цирковых трюков – художественных приемов.
Трижды проделанные перед глазами зрителя «похороны куклы» не выглядят как фарс, что было бы ожидаемо, а напротив – вызывают совершенно противоположный эффект, пронзают ощущением какой-то оголённой подлинности, достоверности.
Судьба героини делается целостной и наглядной – в буквальном смысле наглядной, на нее можно посмотреть. Это крокусы справа от яблони, бамбук у забора и маки возле сарая. Вот ее вехи и главные события (несбывшиеся мечты и разбитые иллюзии о себе).
Реперные точки судьбы в виде того, чего НЕ было (несбывшиеся мечты) способны прорисовать биографию, оказывается, ничуть не хуже, чем реальные события жизни. Автор блестяще это продемонстрировал.
Несмотря на то что всё «похоронено» и «ничего не было», стихотворение не оставляет минорного послезвучия. Наоборот – всё радостно и витально, акробатка сделала соскок под бравурную цирковую музыку и встала пред зрителем, раскинув руки: вуаля! Потому что «похороны куклы» всё-таки не совсем настоящие. Потому что в начале стиха заявлено: «мне 30 лет – пожалуйста, пьедестал». Если в 30 лет есть такие стихи, то грех пенять, что «ничего не было».



9. Игорь Гонохов «Никто» http://www.stihi.ru/2014/01/22/11163

Мне сорок шесть. По жизни я – Никто.
Стою в пивной, со мною хрен в пальто.
Ещё два чела мутного разлива.
Одна тарань, четыре кружки пива.

Двум челам ночью был фартовый знак,
Зовут на дело, знают, что верняк.
А мне плевать на их блатные знаки
Мне хоть на брюхе, только б до Итаки.

Я столько шёл, по ходу столько видел!
Врагов при власти и друзей в Аиде.
Отмазался от смерти, на потом,
Не раньше, чем вернусь обратно в дом.

Тут хрен в пальто сказал: плохое дело,
Совсем моя подруга озвиздела,
У ней же хахали... Такая фря!
Пока не трону. Я подумал – зря.

И посредине этого рассказа
Подходит к нам громадный, одноглазый,
Не человек – чудовище, как есть –
Гора горою, под рубахой – шерсть.

Печаль по кружкам, говорит, разлита
На четверых. Я вижу: два бандита,
Угрюмый хрен в коричневом пальто.
Тебя не знаю. Как зовут? – Никто!

Никто – ответил я – стою, не прячусь,
Пусть Полифем ты, люди много злей.
Не брезгуй, выпей с нами за удачу
И, усмехнувшись, он кивнул – налей!

Налил сполна, слежу за монстром в оба.
(Махнул тому, в пальто, не трогать нож) ...
А сам решил –  циклоп твоя утроба,
Прочна, как жбан, но нас не перепьёшь...


.....................................

Поймай меня, попробуй. Я – Никто.
Разоблачи по стершимся приметам.
Я уношусь на угнанном авто
Сквозь километры мглистого рассвета.

В порту Эгейском люди подсобят.
Я волен, хоть и спаян с остальными.
Как хорошо, что не сложилось имя,
(Иначе вовсе не найти себя).

Когда вернусь, тогда придёт само
Спокойствие – забуду штормы, драки,
Богов, полубогов, героев, мо...
Нет, море буду помнить и в Итаке...


Инфернальные скитания Одиссея, балакающего по фене и скрывающегося под погонялом «Никто», на очередном витке (как можно догадаться – не последнем) выводят его в странное сумрачное место: Москва, наши дни, пивная. Это и есть место действия стихотворения. С Никем – спутники и Полифем. Это есть действующие лица.
Как бы отрывок из трагикомедии, в дантовском духе, но с гомеровскими героями. И как если бы Фима Жиганец перевел всё это на жаргон (как в свое время он перевел «Евгения Онегина»). На всякий случай: последняя фраза – шутка, совсем не хочу «прикалываться» над этим замечательным произведением.
Первым делом: текст такой, что в него можно углубляться до бесконечности, в попытках нащупать и поймать ядро, нечто архетипическое, ускользающее и не дающее разуму себя присвоить – но при этом очень важное в устройстве человека. «Поймай меня, попробуй. Я – Никто». Будь эта обреченность на вечное скитание, на забвение себя – проклятием и злым роком, она не была бы так притягательна. Не был бы так «вкусен» и «сочен» эпизод в пивной, рассматриваемый автором через несколько призм: ирония, миф, остранение через сниженную «блатную» лексику, психиатрия («Никто» явный дромоман, теряющий себя во времени и пространстве с плохо скрываемым упоением.)
Скитание для него – это море. «Море внутри», равное свободе. Одиссей-Никто Игоря Гонохова скитается потому, что он свободен, – в отличие от гомеровского героя, всё-таки стремившегося попасть в родной дом. Одиссей Гонохова свободен даже от имени (в том числе от поэтического имени, от имени в поэзии, о котором автор несколько преждевременно и огульно заявляет, что оно «не сложилось»).
Возможно, всё просто, и магнетическое ядро этого стиха – это сидящая в каждом из нас заноза «свободы». Автор трогает эту струну (или этот нарыв) – и в нас отзывается. То, что он делает это не напрямую, а через подкопчённое стеклышко остранения (феня, стёб, анекдот из разряда «стояли мы как-то за столиком в пивной», обыгрывание мифа, каламбур) – в итоге лишь усиливает эффект, хотя поначалу кажется, что – приглушает.



11. Валерий Поланд «ВЗТМ» http://www.stihi.ru/2016/03/03/4432

Густеет вечер  понемногу,
стирая контуры села,
и лес, и пыльную дорогу,
которая сюда вела.

И постепенно  затихает
мотив чужого бытия,
и зрение ослабевает
от единицы до нуля.

И лишь собака за забором,
как ты её ни сторонись,
раскрасит звуковым узором
почти исчезнувшую жизнь.


Короткие и очень выразительные – при всей своей дымковой, облачной лёгкости – стихи этого автора можно назвать лирическими минимами, по аналогии с минимами философскими. В философской миниме берётся за основу и ярко подсвечивается какая-нибудь мысль. В лирической миниме Поланда берётся чувство, эмоция, состояние, или что-то еще менее «плотное», что-то оттенковое и мимолетное, и запечатлевается в несколько точных и тонких штрихов.
Особенно хорошо автору удается то, что связано со звуком. Гаммы, звучащие из-за стены, у соседей, и внезапное желание их «дослушать», возникающее у героя в тот момент, когда он присел на дорожку перед отъездом навсегда (ст. «Гаммы»). Или, как в данном случае, звуковой рисунок собачьего лая, очень отчетливый и филигранный (лай-иероглиф) на фоне зыбкой сумеречной пастели.
Это особая форма существования поэзии – короткий лирический стих, и Валерий Поланд достиг здесь высокого мастерства.


12. Сашка Михайлов «без надежды» http://www.stihi.ru/2009/07/28/1734

Уставший город, только попади,-
Отсюда никогда не воротиться.
И пеплами кружить, подобно птицам,
И вечерами
Желтых фонарей...
Ты отвернёшься, и темнеют окна
На сценах у созвездий - мокрых
Прозрачных взоров маленьких людей,

И рыночного душного двора,-
Приюта кошек и полночных пьяниц...
Настурции воздушный желтый танец,
Лимонов тень двойная
Звук шагов, -
И город отвечает мягким эхом,
Песчаниками плит, протёртых веком,
И затихает в глубине дворов.

И, снова, - неоконченная песнь
Голубок сизых переходит в сон,
Где шаг за шагом угасает тон
До черноты крыла
И матовости тени,
Усталых окон беспросветных бликов,
Лампадных силуэтов ликов.
Ночных часов последние ступени...


Музыкальное стихотворение, медитативное, но эту музыку-медитацию затрудняет в некоторых местах путаность грамматических конструкций. Отвлекаешься от музыки – распутывать, что с чем согласуется и что к чему относится. «Ты отвернёшься, и темнеют окна // На сценах у созвездий – мокрых //Прозрачных взоров маленьких людей, //И рыночного душного двора<…>»
Во-первых, что за ОКНА НА СЦЕНАХ? да не просто на сценах, а на сценах созвездий? Мне лично трудно представить.
Во-вторых, идущее после «сцены созвездий» тире указывает, что дальше будет расшифровка, толкование этого образа. Итак, «сцены созвездий» – это: а) «мокрые прозрачные взоры маленьких людей» и б) «рыночный душный двор». То есть ОКНА темнеют непосредственно в этих двух пунктах, и это должно что-то означать. Но что?
В-третьих: почему «взоры» стоят в Род.падеже, тогда как управляющий ими оборот ОКНА ТЕМНЕЮТ НА требует Предложного – ВЗОРАХ?
Пока я разматывала этот сложный запутанный клубок, подумала: скорее всего здесь произошла случайная замена слова, может, впопыхах, может, по невнимательности. Изначально здесь явно было слово «полных» вместо «мокрых»! С ним всё сразу встает на свои места: «На сценах у созвездий, полных // Прозрачных взоров маленьких людей». Сцены созвездий, полные взоров людей – всё логично, всё сходится. Фух!
Осталось разобраться, причем тут темные окна и рыночный душный двор, с двух сторон окаймляющие это красивое и удачное сравнение ночного неба со сценой, на которую устремлены взгляды.
Двойная тень лимонов – очень понравилось.
Но конец последней строфы тоже вызвал ощущение грамматической и смысловой путаницы, как и в случае с первой.


--

14. Светлана Ник Пешкова «Берега обетованные» http://www.stihi.ru/2016/02/25/9058

Я встречу май в приморском городке,
где пёстрый день слоняется по пирсу.
Там жизнь бежит беспечно, налегке,
пекут лаваш – чуть толще, чем папирус,
а кофе, обжигая горько рот,
дурманит смесью перца и корицы.
Там рыжий пёс у рыночных ворот
кого-то ждёт, заглядывая в лица
таких же отдыхающих, как я, -
беспечных, бледноликих и нездешних…
Сидеть в кафе, любуясь на маяк,
душистый чай закусывать черешней,
и, от безделья мучаясь, искать
героев ненаписанных романов,
прислушиваясь к шёпоту песка
заветных берегов обетованных.
Я здесь жила. И сотни лет назад
лаваш пекла, рвала черешню в мае.
Мне рыжий пёс заглядывал в глаза,
он был моим, я точно это знаю.
…Седой хамсин окутывал залив -
мне этот день веками будет сниться -
я помню кровь в оранжевой пыли
и тряску в незнакомой колеснице,
горячий липкий взгляд, холодный зной,
желанье умереть и ужас выжить.
И мчалось солнце по небу за мной
отважным псом - взлохмаченным и рыжим.


Стихотворение-история. Трогательная история о переселении душ и фрагментах памяти, вынесенных из «той» – в «эту» жизнь. Трогательное в этой истории – рыжий пёс. И он же тут – средоточие поэтического, ибо поэтическое здесь, мне кажется, заключается именно в этом феномене преданного ожидания сквозь века. Сгинули те, прежние, пес и человек, но от них осталось «эхо», привязанное к этому месту, к этому «приморскому городку», когда-то древнему, а теперь вполне современному. Эхо, отзвук, или еще можно сказать – рифма жизни. Ожидание «несмотря и вопреки», уже другим псом, уже другого человека.
Этот феномен преданности, которым «заряжен» приморский городок, делает возможным припоминание лирической героини о прошлой жизни, о какой-то непоправимой трагедии и о таком же вот рыжем псе, хозяйкой которого она была в своем прежнем воплощении.
Мистика, реинкарнация, призраки былых времен – это очень интересно, сама такое люблю. Но в стихотворении мне не хватило тонкости подачи, интриги (не сюжетной, а именно поэтической, языковой). Всё рассказано очень прямо, преподнесено «на ложечке». Мне кажется, в такой стилистике написания (нарратив + живопись; кафе, маяк, душистый чай, черешня…) должны попадаться и собственно поэтические события, какие-то всплески метафоричности, нетривиальные сравнения, обороты…  Здесь я нашла только одну такую строчку: «пекут лаваш – чуть толще, чем папирус». Папирус-лаваш прекрасен, но для такого большого стихотворения его одного как-то мало. Не получается завернуть. ))


15. Виктор Колесников 6 «Дождь» http://www.stihi.ru/2012/01/13/11063

Дождь пахнет мокрою собакой.
Собака, вымокнув, - дождём.
Дождь пахнет строчкой Пастернака
И пастернака корешком.

И ритм дождя в хорее частом.
И гром гекзаметром гремит.
И ливень лапами сграбастал
И строчки выдохнул навзрыд.


Яркое стихотворение, запоминающееся. С точки зрения образности тут всё очень хорошо: так и чувствуешь этот дождь, так его и обоняешь. Но есть и замечания – в первую очередь, к обилию специальной лексики. Не смертельно, но уже и не скажешь, что безупречно. А в коротком, ярком стихе всё должно быть безупречно.
В стихотворении всего две строфы, и слово «строчка» встречается в обеих! Это много.
Так хорошо начав, автор увлекся стихотворной атрибутикой – все эти «ритмы», «хореи», «гекзаметры», «строчки»… Хочешь испортить хорошее стихотворение про дождь – напичкай его терминологией. Причем не важно, какой. В данном случае – поэтической.
«Прошу прощения за влаз», как говорят в соцсетях, но я тут, для себя, немного поэкспериментировала с этим стихотворением.

Дождь пахнет мокрою собакой.
Собака, вымокнув, – дождём.
Дождь пахнет книжкой Пастернака,
Забытой кверху корешком
На парковой скамье щелястой.
И гром вдогонку нам гремит.
И ливень, лапами сграбастав,
Листает улицы навзрыд.

Если автора каким-от образом оскорбляет мое вмешательство в его текст, я сразу же удалю это место в своем обзоре, просто дайте знать.


16. Змей Горыныч 3 «Дом» http://www.stihi.ru/2016/02/18/10366

Перекручено время в запальный жгут.
Возвращаться - нелепица, блажь и боль.
В этом доме давно никого не ждут,
А по улицам ветер гуляет вдоль.

У калитки скамья проросла кустом,
Покосился штакетник и всход кривой.
На задвинутой вьюшке в печи - гнездо
Прошлогоднее, с перьями и травой.

Под рассохшимся полом шуршат хорьки,
Не оставив мышам никаких надежд.
Прикоснешься к комоду – и след руки,
На скопившейся пыли пустая брешь.

Для чего возвращаться в минувший день
Из походов за светом иных миров?
Много лет этот кров забывал людей,
Погружаясь в крапиву пустым двором.

На огне подогрею воды на чай,
На смородинов пряный прохладный лист.
Я не знаю, зачем, но горит свеча,
Разогнав по углам пауков и смысл

На минуту остаться, потом на час…
Ночевать и готовиться зимовать…
Только стены не помнят счастливых нас,
А припомнив, удержат в себе слова.

Не бывает чудес и шагов в ночи.
Отрешенно мурлычут в печи дрова.
Но почудится, будто бы кто стучит, –
И рвану, как подброшенный, открывать

И замру… словно пропасть, и тверди нет…
Потому, что увижу твои глаза…
«Я заметила в этом окошке свет
И подумала, жизнь потекла назад».


Для того, чтобы охарактеризовать этот стих, первыми на язык напрашиваются слова «эстетика запустения», «красота романтических руин на среднерусский деревенский лад», далее – «новая жизнь старого дома»… «забрезжившая надежда»… и – немного попсовый, эстрадно-песенный хеппи-энд.
Начиная со стен, которые удерживают в себе слова (говорящие стены?) стихотворение пошло на понижение. Хотелось бы какой-то другой развязки, не столь предсказуемой и банальной, причем не банальной в смысле сюжета, а в смысле исполнения. Сюжет имеет право быть любым. Здесь прежняя возлюбленная приходит к лир.герою, завидев свет в окошке. И хорошо, и пусть приходит, но было бы еще лучше, если бы этот ее приход, глаза, бездна у порога – если бы всё это не оставляло ощущение оскомины. А этого ощущения не возникало бы, если бы вторая часть стиха была бы написана на том же высоком уровне, что и первая.


17. Олег Паршев «Она взошла по трапу» http://www.stihi.ru/2015/12/17/7855

Она взошла по трапу. Пароход
Попятился, сердито заворчал
И развернулся к тайне. Чёрный лёд
Плыл по` небу и падал на причал.
Подняв воротники, мы разошлись -
Заторопились по делишкам и делам.
А мрак всё плыл и стыл. И падал вниз.
И наш удел делил напополам.
Прощай, Мечта! О встрече не мечтай!
И без тебя проблем невпроворот.

От года к году холоднее май.
И меньше мая. И темнее год.

Пароход, развернувшийся к тайне, – очень понравился. Остальное впечатлило меньше. «Делишки и дела», «проблем невпроворот», «Прощай, Мечта!» – это портит стихотворение безнадёжно.


--


19. Татьяна Лернер «Краткий миг весны» http://www.stihi.ru/2013/02/28/1693

А когда ко мне приходят лани
пить из рук парное молоко,
и соседский пёс, с утра горланя,
лыбится на солнце шутовско,
пробудившись, синие колибри
собирают с листьев капли сна,
вот тогда я, пса прогнав: не липни,
понимаю, что пришла весна.

Краткий миг – неделя, может, пара…
А потом  жестокий жёлтый диск
выжжет всё. Ни облачка, ни пара
над водой. И только ветер льдист
острыми песчинками пустыни.

Но пока – весна, тиха, робка,
и роса на сонном апельсине,
в поле – маки, в небе – облака,
в петлях горной  голубой  дороги –
тихий сумрак несогретых скал.

Миг весны… Мой суженый, мой строгий,
мой жестокий, то ли ты искал
в девочке, к которой ходят лани,
липнет пёс и ластится листва,
бабочка  трепещет на волане
пёстрой юбки? И не год, не два,

а десятилетия размыты
твёрдой кистью по её шелкам,
купленным на взятое взаймы. Ты,
мой мудрец, что всё прибрал к рукам,
не удержишь юбочку из шёлка,
как ни горько будет уступать:
я умру нескоро,  но надолго.

А весна – она придёт опять.


Мне кажется, это разговорное «не липни», к тому же встречающееся в тексте дважды, его не красит. Особенно во втором случае: «…в девочке, к которой ходят лани, //липнет пёс и ластится листва».  Глагол «льнуть» смотрелся бы здесь гораздо более органично. Пусть даже пса пришлось бы заменить на барбоса или щенка/ов.



24. Сергей Богомолов «В ночное» http://www.stihi.ru/2015/03/31/3840

Пасёт ещё луг коня,
ещё над костром забытым
большими руками дня
не свёрнут рассвета свиток.

Скрещение трёх дорог
выходит из бездорожья.
Волнуется поплавок
речной сероватой дрожью.

Обласканные росой,
потягиваются травы,
спускается луч косой
в разведку на дно канавы,

за ним наступает день,
коня проведя по лугу
до дома. У деревень
опять всё идёт по кругу :

работа, затем - обед,
один засмеялся, кто-то
смеётся ему в ответ,
и после - опять работа.

А время летит над ней
ковром(с бахромой из хлеба,
из палочек трудодней...)
на фоне большого неба.

Всё небо поделят на
куски самолётов хорды,
а после опять луна
на нём воцарится гордо.

И будет опять под ней
костёр забываться тленьем,
и будут лугам коней
опять приводить на время.


Мне очень близка такая образность, такая техника, когда всё вроде бы скупо, но выпукло. Создается ощущение концентрированной, сгущенной образности, но без часто сопутствующего этой образности тесноты, переплетенности поэтичесих тропов, как в джунглях. Очень просторно в "скупых" стихах этого автора. И очень всего много. И одно совсем не исключает другого.


29. Юлия Лещенко «СДНИ» http://www.stihi.ru/2016/01/10/1175

Умереть бы и стать пятилетним
Считающим швы на колготках
Где один впереди непременно, а два - позади
И зима на язык через форточку льется солодкой
И волчок на бочок никогда не ложится в груди
И бычок никуда не идет - пластилиновый голем
Он на спичках стоит равномерно, доволен судьбой
Как и ты им, собою и миром доволен
Догрызаешь задумчиво спичечный хворост сухой
Только вкус у него непривычный и странный
Точно. Сера - и думаешь сбивчиво: яд или ад
Холод рук и волна безнадёжного страха
Значит, скоро умру, если взрослые так говорят
Ты ложишься смиренно, укутавшись в кокон колючий
Натянув одеяла спасительную пелену
И, зажмурившись, ждёшь
Мама мимо идёт половицей скрипучей
Мягко трогает лоб и тебя укрывает получше
Говорит еле слышно отцу: слава богу, уснул.


Спасибо автору – хотя бы в комментариях на своей страничке разъяснил, что «СДНИ» расшифровывается как «Спички детям не игрушка». Сама ни за что бы не догадалась.



30. Алёна Рычкова-Закаблуковская «Осиновое» http://www.stihi.ru/2016/02/27/3500

Какой такой небесной манною оно просеялось в тот год
Осиновое  окаянное в наш допотопный огород?
Его людской недоброй славою отец решился пренебречь.
Теперь над нашею державою струится деревце двуглавое,
Ведёт  пришёптывая речь.
Отцу видней с другого берега, как мы вот так с тобой сидим.
Опять  осиновое дерево весенний возжигает дым  –
Цыплячьим пухом кисти длинные из кровяных  его  телец..
В небесной выси  над осиною Господь пасёт своих овец.


Если честно, я не поняла, о каком явлении природы в стихе идет речь. Что именно «осиновое окаянное» просеялось в огород? Не увидела эту картинку.
Далее, в пассаже о державе социальная горечь-ирония отчетлива, но, опять же, заглавный образ я не могу внутренне принять. Осина (символ предательства) высится над нашей державой. ДВУГЛАВО высится. Намёк на двуглавого орла. То есть сам символ российской государственности есть не что иное, как иудина мета, знак предательства… С этим согласиться никак не могу. Автор не углубляется в конкретику, что это за «предательство», в сени которого находится Россия, и кто «ведёт пришёптывая речь», ограничивается намёками, и этих намёков, предполагаю, вполне достаточно для внутреннего принятия читателю, мыслящему с автором в одном направлении. Но я – не этот читатель-единомышленник, и центральный образ этого стихотворения мне показался скорее отталкивающим и малоубедительным.
Впрочем, вполне допускаю, что политика тут вообще ни при чем. Просто такая двухмакушечная осинка над плетнем. А «держава» – ну, допустим, под этой метафорой скрывается «огород». Чем огород не держава? Так что не буду притягивать за уши политику, чтобы потом не обвинили в параноидальной мании преследования.
Также не очень внятным показался образ:
Опять  осиновое дерево весенний возжигает дым  –
Цыплячьим пухом кисти длинные из кровяных  его  телец..

Цыплячьим пухом из кровяных телец покрыты длинные ветви-кисти?
Насколько я поняла, «кровяные тельца» имеют отношение к образу умершего отца. Вероятно, имеется в виду некий биохимический «обмен» между кладбищенской флорой и частицами тел, покоящихся в земле. Но ведь здесь речь идет не о кладбище – об огороде! Осина-то в огороде растет…
При всей симпатии к автору, я в замешательстве. Я не уловила ни «месседжа» этого стихотворения, ни его поэтической образности.


31. Владимир Цюпин «Сиюминутное» http://www.stihi.ru/2016/04/24/4580

На пристань пёс проводит, изругав, 
идёшь, а в небе ночью пепелище, 
легонько тронет ветер за рукав,   
бывает, обознался, крылья ищет.

У ангелов здесь на плечах гранит. 
Сколь ни живи, а просьбы к богу те же, 
не очень веришь в то, что сохранит,      
надеешься, что, может быть, утешит.
 
Вполглаза смотрит, освещён, и слеп,
не любящий ни слёз, ни оправданий,    
чуть дышит город, видит в дрёме свет,
почти не различимый, слабый, дальний.


Обознавшийся ветер, принявший человека за ангела, понравился очень. Да и всё стихотворение, с ярко выраженной лиричной интонацией, негромкое, лаконичное… От последней строфы ждала большего. Думала, она сейчас это стихотворение по-настоящему раскроет, распахнет. Но – не случилось. Стихотворение лишь подразнило светом в конце туннеля – почти неразличимым, слабым, дальним… Такой вот сухой (световой) остаток.


32. Лёша Исхаков «Когда придёт собака» http://www.stihi.ru/2015/12/24/5964

Когда метрономы склоняются к декабрю
верхушками сосен, плечами дорожных знаков,
в безветрии и чистоте, прорисованной снегом,
петляет, замысловатый выводит крюк,
минуя овраги, условная дзен - собака
к пересечению местности с человеком.

Сугробы у рта - наметает слова пурга
не выдохнуть звёзды сквозь плотное одеяло
слежавшихся за ночь. Покалывает в груди.
Количество снов на квадратный пакет молока
осталось нетронутым в миске, и только вяло
виляет хвостом что-то важное впереди.

Исчёрканной пастью зевает в столе тетрадь.
По местному времени - пить, по Иркутску - плакать,
по небу - в четырнадцать тридцать пять
приходит моя собака.


В этом стихотворении есть то, что абсолютно «мимо меня», и то, что я назвала бы абсолютным попаданием. Первая строфа от начала до конца великолепна, прекрасная находка «условная дзен-собака» помещена в достойное окружение слов – именно так всё здесь и должно быть.  Но уже вторая строфа не может похвастаться столь же стройной, безукоризненно выстроенной образностью. Звёзды, которые невозможно выдохнуть сквозь плотное одеяло «сугробов у рта»… По-моему, это из разряда проходных красивостей, которые мало что сообщают, просто создают объем. В первой строфе уже всё сказано, и сказано отлично, но одна строфа – слишком короткое стихотворение, и вот нужно «создать объем». Что и делает автор (мне так кажется). Из той же серии «количество снов на квадратный пакет молока». О чем это? Молоко здесь потому, что – белое?
Концовка, последняя урезанная строфа, мне нравится. Замечательно обыграно несколько значений предлога «по»: ПО местному времени; плакать ПО Иркутску; ПО небу. Хороша и тетрадь, разявленная, как пасть собаки чау-чау с чернильным языком. Этот образ вообще покорил. Но есть и минус: «в четырнадцать тридцать пять». Так много места, которое можно было бы заполнить чем-то поэтически значимым, отдано под совершенно «ниочемную» временнУю конкретику. В 14.35 – что мне, как читателю, в этой доминутной точности?
Впечатление от стиха неровное, противоречивое. С одной стороны – есть цельное, выразительное поэтическое высказывание. Герой стихотворения проделывает свой жизненный путь, следуя за «условной дзен собакой». Она сама есть и этот путь, и цель пути, нечто важное, то, что «виляет хвостом впереди» (эпитет «вяло» здесь смотрится не очень органично, по-моему). У собаки пасть похожа на исчёрканную тетрадь – и неудивительно, т.к. ее человек – поэт.
Квадратное молоко второй строфы помешало мне насладиться этим ощущением размеренной устремленности, петляющей протяженности пути собаки-жизни. А цифры концовки показались явной подрифмовкой. Что еще так хорошо рифмуется с инфинитивом, как числительное «пять» и наречие «опять»? В данном случае, как мне кажется, автор просто решил пойти по лёгкому пути, и получилось не очень.


33. Классик «Одни» http://www.stihi.ru/2001/03/06-315 (номинация Юрия Октябрёва)

Не всё сбылось. И мы с зимой одни.
Исписываем холст,
припомнив дни
летающей беспечно паутины,
прозрачных рощ
и праздничной листвы,
запаянной под утро в лужи-льдины,
что отражают неба глубину,
и в небе улетающие клины,
и сапоги небритого мужчины,
хрустящего по инею следы
невыносимо травяного цвета.
Как будто бы он вышел по грибы,
как будто бы ему так важно это -
оставив дома женщину одну,
уйти в свою осеннюю страну,
мять в лужах отражение рассвета
и думать о бесспорности судьбы,
и вспоминать бесхитростное лето,
и ощущать бессмыслие свое,
и чувствовать, что любит он ее.


В нынешнем лонге уровень стихов оказался очень высок, вот и это стихотворение вполне заслуживает быть взятым в десятку… Если в итоге оно всё-таки в десятку не войдет, хочу просто обозначить свою симпатию к этому стихотворению.  Такую «тихую лирику» лучше читать вне всяких конкурсов, желательно большими сборниками, уютно устроившись в кресле и погружаясь в мир этой поэзии, как в лес.


34. Геннадий Акимов «Напевы ля минор» http://www.stihi.ru/2016/03/28/4504 (квота Юрия Октябрёва)

Речь состоит из горечи и хрипа,
а пение  —  из громкой пустоты;
нам в клюве принесли немного гриппа,
тельца свернулись, жалобы просты.
Казалось, мы почти её достигли  —
земли, где рай цветёт в урочный час,
но чудища в тени ветвистых библий
на подступах вылавливают нас,
как ребятню, затеявшую прятки
в бедламе постоялого двора:
ку-ку мадам, у вас гнездо на шляпке,
там кто-то снёс три пушечных ядра,
а вы, месье, шутили столь неловко,
что пополам порвались на ходу.
"Бог справедлив, умна боеголовка"  —
изрек один учёный какаду.
Философы, художники, поэты,
дудук позвал из тьмы, и потому
рисуйте нам красивые портреты
эпохи, захлебнувшейся в дыму,
скудельный мир  —  комок слюны и грязи,
где скорпионы выползли из нор,
где прочно сплетены арабской вязью
песчаные напевы ля минор.
Мы, сорок лет жующие в пустыне,
поющие в терновом словаре,
колючей безголосицей простыли
и до земли, и соль земли, и ре,
и реквиемы чёрных незнакомцев,
заполонив немеющий ландшафт
водою мёртвой взорванных колодцев,
угробят слух и зрения лишат.


Такой стиль я называю для себя каламбУропись.  Здесь она плотная, густая, зрелая, матёрая. Каламбур как способ показать скрытые резервы слова, высвободить энергию неочевидных смыслов – это не просто прием, но прием стилеобразующий. Как и ирония, он помогает снизить градус пафоса, «обыграть» несмешное и даже откровенно страшное. Геннадий Акимов мастерски владеет этим стилем. Другой вопрос, что не каждый читатель владеет умением прорываться сквозь этот стиль, как лось сквозь густые заросли. Мне, например, с наскоку не удалось. Я не с первого раза сумела оценить и распробовать написанное. Распробовала, и теперь отдаю ему должное.

--

36. Наиль Мелиханов «Детская песенка для взрослых» http://www.stihi.ru/2015/06/13/3726 (квота Марины Чирковой)

.................. Водой солёной булькай, булькай! (А. Крупинин)
…………...Каково живётся Гондурасу знают только в Гваделупе.


Отринь латынь и геометрий
сухой костяшек перестук,
хандру наук запри на вертер
и – в парк! – на происки подруг.

На приснопамятных аллейках –
лолитки (чуть до тридцати)
в носочках белых, и наклейка
на видном месте – травести.

Но мимо мимом. Вот трёхлетки
несутся – пена на сбруе, 
не зри-не трожь – лишь ржать и неткать
они способны. Корбюзье

не знал, не veni-vidi-vici
таких безмерных куполов,
что распирают топ гребчихи,
несущей дар архибогов.

А на песке ватажка щучек
у сетки лупит в солнца мяч.
Призывны, ломки и тягучи
их клики «…дай!…беру!…». Бодрящ

и терпок запах пота – жарко.
Здесь всё про это,  то. Давай,
избавься от клейма бастарда –
из Гондураса шаг – и в рай.

Налейся хрусткостью редиски,
стань лесопарковым царём
и теннисисток тискай-тискай
за мячики и за цевьё!


Здесь тоже вовсю изощряется, резвится каламбур. Вариации на гумберт-гумбертовские темы. То есть каламбур резвится не один, а в веселой, но слегка сомнительной компании эпатажа. Особенно смущают «трехлетки», которых герой стихотворения окидывает оценивающим взглядом в одном ряду с «лолитками до тридцати». От трех до тридцати, хороший такой диапазон сексуальных интересов у лиргероя, ничего не скажешь!
Буду считать, что Наиль Мелиханов (один из очень симпатичных мне авторов) так вот забавно пошутил. Ха-ха.


--


43. Александр Фральцов «И грустно, и дождя...» http://www.stihi.ru/2016/04/27/9519 (квота Главной редакции)

И грустно, и дождя косые пули
до полной непрозрачности стреляют,
и верстовые столбики парят, как миражи,
и чудятся могильники скота.
Навстречу грузовой, прилипший к рельсам,
перебирает по-паучьи - ну, быстрее! -
я помню это место: здесь овраг
и маленькие гномы в колпаках.
Мне интересно, вышли ли они
Навстречу долгожданному дождю?
Да, если бы не этот товарняк...
Чем дольше с неба льёт, тем пауза важней -
там ленту пулеметную меняют
и пассажиры вышли подышать,
вернее дымом посигналить богу.
Мы тронулись: так-так, так-так,
размазывая капли по стеклу,
портреты искажая на могилах
(возможно их и делая точнее),
очередное кладбище прошли...
А лес вокруг - дремучий, между крон
угрюмый леший с дятлом на плече
качает сучковатую коленку
и пристально вслед поезду глядит.
Личинки, тля и мелкие жучки
в его сосудах привлекают птицу -
так скоро он рассыпется на части
и новый леший нужен будет лесу,
возможно, что из сосен или елей -
с густой смолой - живой, живой! Живой,
как в этих дачах (редкие) сады
(которые мелькают за окном).
Ведь на исходе жизни бабка приезжает,
копает, граблит, выдирает с корнем...
И годы лёгким стелются дымком,
и тянутся крыжовники и розы,
плоды качаются на яблонях и сливах,
и души человечьи в синицах,
а в людях - тля и мелкие жучки -
и грустно, и дождя косые взгляды.


Раскачливая, медитативная ритмика; похоже на церковное чтение псалмов: строчка – взмах кадилом, строчка – взмах кадилом… Еще можно сравнить с качанием гипнотического маятника, но махи маятника не оставляют по себе легкого ароматического дымка, не «окуривают» читателя тем зыбким, клочковато рассеивающимся на ветру флёром метафизики, который является главным наполнением этой поэзии.
В этом мире, помимо нас, есть разные существа – гномы, например, выходящие из земли «навстречу долгожданному дождю». Но всякий раз, когда хочешь их увидеть, встречный товарняк проносится перед глазами, застит взгляд именно в тот самый момент, когда вот-вот разглядишь что-то по-настоящему волшебное. В этих же строчках и разоблачение волшебного – поэтическим; лукавая подсказка: гномы – это метафора, за которой скрываются обычные грибы.
Так или иначе, гномы ли, грибы ли – близко перед глазами идущий товарняк рутинного взгляда на мир загораживает от нас и перспективу, и подлинную суть вещей, глушит грохотом чудесную музыку… И от этого так безысходно «грустно», грусть рефреном проходит сквозь это стихотворение, «расстреливает» его пулемётным огнем (= дождем).
Кроме гномов на пути следования состава есть еще мистические существа – леший и могильные кресты, с портретами мёртвых на месте «лиц». Могильные кресты приравнены здесь к гномам и лешему. Они взирают на этот мир теми же глазами, что видят его гномы и леший. Они тоже смотрят вслед поезду, сами оставаясь скрытыми от «пассажиров».
Интерпретировать, разгадывать образы этого стихотворения – особого рода удовольствие. Словно вертеть перед глазами трубочку калейдоскопа или кубик Рубика с необычными узорами. Узоры складываются в картинки, но не факт, что те же картинки возникнут перед глазами другого читателя, «пассажира» этого стиха.



--

45. Берта Лучева  «измученная вялою мигренью...» http://www.stihi.ru/2016/03/10/7581

измученная вялою мигренью
к тебе склоняет голову оленью
и слышит как задумчиво сопишь
как сладко спит беременная мышь
в коробке из-под яблочного сока
струится ночь дождём по водостоку
со скоростью сползающих чулок
к лодыжкам подрастающих нимфеток
она раздета – ночь – до белизны
когда мосты и брекеты прилежно
оберегают влажную эмаль
не пой при мне красавица! февраль
обычный (плюс один) ещё немного
и корюшкой запахнет от порога
загадывать желание – ни ни
легко спугнуть не жалостью но лестью

на запахи обречены предместья
там пахнет тополями нищетой
весенней течкой и молочным зубом
запрятанным в коробочку на откуп
еще немного и терпенье лопнет
потянется зелёное на свет...
дитя моё загадочная крошка
мы будем жить легко и понарошку
тихонько чтоб другим не помешать
я коврики повешу над кроватью
нам детские рисунки не менять
пока моя агата весела
лежит досье на краешке стола
и секретарь петитом набирает
......


Отдаю должное высокому мастерству и яркому таланту автора. Берта Лучева – из тех поэтов, стихи которых даже в условиях конкурса невольно сравниваешь не со стихами других конкурсантов, а со стихами Берты Лучевой же.
Вот здесь, в этом стихотворении, много шикарных образов, одни «мосты и брекеты», оберегающие «влажную эмаль», чего стоят! Намечены и настроенье, и состоянье, как бы лёгкой пробежкой рук по клавишам прорисован абрис сладко спящей под одеялом «нимфетки». Мать склоняет над ней «голову оленью». Тут уже, правда, слышится мне некоторая натяжка. Какая мать, пусть самая современная и раскрепощенная, будет думать о своей дочери в «нимфеточном» контексте? И потом, почему «не пой при мне, красавица!»?  Девочка так отвратительно поет? Или, напротив, ее пение так прелестно, что слышать его мучительно? Далее, в одной фразе сопряжены «весенняя течка» и «молочный зуб»… Будь это не стихотворение, а монолог родительницы подростка на приеме у психолога, самое время было бы спросить: «Мамочка, а вам не кажется, что ваша озабоченность пубертатными проявлениями вашего дитяти приняла какие-то странные формы и говорит уже скорее о вас самой, нежели о бедной девочке?»
Возможно, я что-то упускаю из вида, чего-то не понимаю. Но откреститься от своего вИдения этого текста тоже не могу. А главное, я не улавливаю основного посыла, основной эмоции, нерва этого стиха. Что именно автор мне как читателю сообщает?
Концовка заставляет почувствовать себя простофилей. Агата, досье, секретарь… «Ну вот, опять я какой-то книжки не читала, которую знают все! Тут же явная аллюзия, а я – не в теме (( А может, это совсем даже и не мать склоняла над ней голову оленью? Спросить, что ли, у автора? Как-то неудобно… Ладно, оставлю как есть».


Итоговая десятка стихотворений:

1. Наталья Панишева «Набросок по мотивам Саши Соколова» http://www.stihi.ru/2015/03/27/3393
2. Иван Грозный «Забредаю» http://www.stihi.ru/2014/12/28/9163
3. Люся Пикалова"nothing compares to you" http://www.stihi.ru/2016/02/18/11482
4. Игорь Гонохов «Никто» http://www.stihi.ru/2014/01/22/11163
5. Валерий Поланд «ВЗТМ» http://www.stihi.ru/2016/03/03/4432
6. Сергей Богомолов «В ночное» http://www.stihi.ru/2015/03/31/3840
7. Юлия Лещенко «СДНИ» http://www.stihi.ru/2016/01/10/1175
8. Классик «Одни» http://www.stihi.ru/2001/03/06-315
9. Александр Фральцов «И грустно, и дождя...» http://www.stihi.ru/2016/04/27/9519
10. Ольга Флярковская  «Родина моя, в часы печали...» http://www.stihi.ru/2016/01/31/8002