О ней, страшнейшей из стихий

Не так, как пишется

О ней, страшнейшей из стихий,
И плачи, и фанфары.
Слагают песни и стихи,
И пишут мемуары.

Но что такое есть война –
Ответ не скоро сыщется,
И произносится она
Совсем не так, как пишется.

***

Военная тематика

Военная тематика
В поэзии трудна,
Ведь строчек акробатика –
Парад, а не война.

Война не по-парадному –
Рядами общих мест –
С разрывами снарядными
Рифмует крепость Брест.

Какая, к черту, строфика,
Рефрены для баллад?
С отчаяньем дистрофика
Там бьется Ленинград.

Вгрызаясь в землю стылую,
Бойцы ждут смертный час,
И радио Панфилову
Последний шлет приказ.

И по мосту разбитому
Горящий эшелон
С живыми и убитыми
Уходит через Дон.

Мне о войне не пишется,
И в сердце – словно тромб.
Нам не понять, как дышится
В обвалах катакомб.

Хоть время наше нервное
И мы хлебнули, брат,
Но летом сорок первого
Не шли в военкомат.

***

20.07.41

Месяц рвется блицкриг на восток,
Наглый, сытый: откушал Европами.
Пали Витебск, Смоленск, Городок –
Белорусский завязан мешок…
Окруженцы, не чувствуя ног,
Все бредут полуночными тропами.

А на самой границе, у берега Буга,
В старой крепости каменной, загнанный в угол,
Превращая в святыню обугленный уголь,
Кто-то пишет слова – не родным и не другу –
А для тех, кто придут, кто придут, кто придут…
Ждать умеют и камни. И камни все ждут…

Подмосковье, Смоленск, Беларусь –
Сколько трудных дорог было пройдено,
Чтобы знал весь огромный Союз
Те слова на стене наизусть:
«Умираю, но не сдаюсь.
Прощай, Родина».

***

Диверсанты

За своих до поры принимает нас враг,
Сторож-пес не облает — оближет,
Но смертельно опасен здесь каждый наш шаг,
В нас нередко стреляют свои же.

А приказ будет дан —
И скользнем мы в туман:
Мастера взрывов, рейдов, сожжений.
Мы без права на плен
Сеем гибель и тлен
На полях наших тайных сражений.

Кулаком и ножом снимем вражеский пост,
Склад на воздух взлетит, и обрушится мост,
И врагу, что в стране нашей что-то забыл,
Хуже фронта покажется собственный тыл.

А случится провал —
Контрразведки подвал
Не услышит ни просьб, ни признаний.
Пусть я без вести пал,
Но никто не узнал
Ни имен, ни фамилий, ни званий.

Ведь под формой чужой бьются наши сердца,
За чужим языком – наши мысли.
Если надо, свой путь мы пройдем до конца:
Встанем к стенкам и в петлях повиснем.

Да, удел наш суров,
Ни к чему много слов:
Испытаешь все это и сам ты,
Если трудной порой
Встанешь в сомкнутый строй
Уходящих в туман диверсантов.

***

Осень 44-го

Не для нас урожаем
Спелый колос налит.
Вновь дорога чужая
Под ногами шипит.

За спиною граница
По осенним полям.
Да на что нам их Ницца?
Да на что Амстердам?

Так устав, что нет злости,
Вековечной тропой
Мы незваного гостя
Провожаем домой.

А вернемся – засеем
От гумна до гумна…
Нужен хлеб для Расеи.
Для чего ей война?

***

Берлин

Берлин залит дождем огня и стали,
Но детский плач был громче, чем война:
Потерянно стоит среди развалин
Там девочка немецкая одна.

А может быть, отец ее в гестапо
Служил, а мать эсэсовкой была...
Но вот она лепечет «мама, папа»
Из пулями оббитого угла.

И может, брат ее, слепой от злости,
Все ближе целит пулеметный ствол...
Но тут солдат, чьи дети на погосте,
Поднялся, крикнув только: «Я пошел!»

И ринулся к немецкому ребенку
Сквозь ливень из немецкого свинца,
В шинель дитя закутал, как в пеленку,
Собой прикрыл, не разглядев лица.

И вытащил почти что с того света,
Солдат в зеленой каске со звездой...
И девочка спасенною планетой
К плечу его приникла головой.

***

Был черствый хлеб, что слаще сдоб

Был черствый хлеб, что слаще сдоб,
Был ратный труд, простой и страшный:
На фронте пашней пах окоп,
В тылу окопом пахла пашня.
 
Впрягались бабы в тяжкий плуг,
И почва впитывала стоны.
Мукою, смолотой из мук,
На фронт грузились эшелоны.

А там своя была страда,
И возвращались похоронки
В артели вдовьего труда,
В деревни на глухой сторонке.

Кружили, словно воронье,
Над опустевшими домами.
Кололо жесткое жнивье
Босое сердце старой маме…

***

Фронтовик

Никто не спрашивал о том,
Чья здесь вина:
Пустой рукав запавшим ртом
Сказал: "Война".

Был труден, голоден и лих
Сорок шестой,
И он ворочал за двоих
Одной рукой.

Твердела мышцами рука,
Росла в кости,
И мало кто фронтовика
Мог обойти.

Он так же крепко обнимал
Свою жену,
И сын с руки его взлетал
В голубизну.

***

Безглазые судьи

Замолкли бездонные глотки орудий,
Но мины нам в спины проклятья шептали.
У этих безглазых, безжалостных судей
Один приговор — из тротила и стали.

Для всех: для сирот по дороге из класса,
Для вдов, накопавших картох в огороде...
Лежат в многолетних засадах фугасы,
Взрыватели чуткие держат на взводе.

Мгновенно растут смертоносные всходы
Семян, что закопаны в землю когда-то.
Над ними идут вроде мирные годы...
Но нет у войны окончания даты.

***

Осколок

Так уродлив был этот обломок металла,
Принесенный с бойцом в лазарет:
Словно смерть острой лапою четырехпалой
Рядом с сердцем оставила след.

Врач сказал, зашивая дыру под ключицей:
«На, держи! Вдруг примета  верна!».
«Да со мною и так ничего не случится,
А приятней носить ордена».

Все же взял. Тот валялся в кармане шинели.
Рвал подкладку он ржавыми лапами.
Сыновья вырастали и внуки взрослели,
Становясь в свою очередь папами.

И лежат ордена, пусть без прежнего блеска,
В девяностых не сданные частнику…
Но играется правнук корявой железкой,
Так похожей на свастику.

***

Дневник Тани Савичевой

Сколько их: кто не дожил, не дошел?
Нет даже лиц.
Синим химическим карандашом
Девять страниц.

Голод блокады писал без затей
Буквы свои.
Девять страниц – только даты смертей
Целой семьи.

Это потом в полевых вещмешках
Их принесут
На просоленных солдатских плечах
В Нюрнбергский суд.

Это потом доверять дневникам
Станут мечты
Девочки в городе, где по утрам
Сводят мосты.

…Чтоб никогда не глушил в небе вой
Пение птиц,
Ты с непокрытой прочти головой
Девять страниц.

***

Безымянный солдат

Сквозь деревья в тенистом парке
Солнце греет печаль гранита.
Сюда пишут, не клея марки,
И приходят родные чьи-то.

Здесь и в смокинги, и в фуфайки,
Те, кто рядом стоят, одеты,
Пробегают детишек стайки,
И невесты кладут букеты.

Где-то рядом шумит автострада,
А цветы остаются живыми.
Безымянный солдат… Нет! Неправда!
Ведь Солдат – это тоже Имя!

***

В музее

Не ржавеет стволов вороненая сталь,
Но лежит без движенья и звука;
Полевые бинокли забыли про даль
И на стены глядят близоруко;

Да и рации вряд ли поймают волну,
Чтоб приказ передать об атаке…
Все равно, как живую, я вижу войну,
Проходя этот зал в полумраке.

С пожелтевшего фото тех огненных лет
Смотрит парень со шрамом над бровью,
И лежит под стеклом комсомольский билет,
Сверх печатей заверенный кровью.

***

Обелиск

В деревенской глуши, на ковре земляник,
Что окрасились огненной кровью когда-то,
Обелиск вырастал из земли, словно штык
Погребенного взрывом в окопе солдата.

Пробивался он вверх, сквозь забвенья пески,
Шар земной обнимая своими корнями.
И салютом цветут на полях васильки
В память тех, кто навеки остались парнями.

Среди времени брызг, как маяк – обелиск.
Побеждают хлеба сорняковую небыль.
Золотою звездой светит солнечный диск
На шинели бойца, превратившейся в небо.

***

Тень журавлиных крыльев

Словно медали деда,
Солнечный диск надраен:
Небо на День Победы –
Как небеса над раем.

Реки людские в мае
Вверх устремляют русло:
Лестницей на Мамаев,
Тропами Приэльбрусья.

Там шли в атаку роты,
Вязли в тягучих глинах...
Павшими за высоты
Кладбищ полны низины...

Тем, кто навек уснули,
Белый журавль – попутчик.
Ветры свистят как пули,
Гонят седые тучи.

Тучи плывут, не зная,
Что под небесной крышей
С каждым девятым мая
Линия фронта - выше.

Гром отгрохочет медный,
Ливень все слезы выльет.
Горечь на дне победы –
Тень журавлиных крыльев.

***

Листья падают на траву

Наступленье осенних дней
Из-за северных острых гор.
Навесная стрельба дождей.
Павших листьев цветной ковер.

Только, знаешь, они красней,
Чем положено листьям быть,
И погибших вчера парней
Нам в живые не возвратить.

Листья падают на траву,
Как бесшумный ночной десант.
Рядом смерть, а я все живу,
Как не верить тут чудесам?!

А я знаю, что нет чудес,
Но есть мама, отец, и ты…
Я в созвездьях чужих небес
Вспоминаю твои черты.

Упирая в плечо приклад,
Я лежу на сырой траве.
Догорает в крови закат.
Жаль, что жизней моих не две.

И опять надо в темноту
Уходить по крутой тропе.
А мне кажется, я иду,
Возвращаясь с войны к тебе…

Листья падают на траву,
Как бесшумный ночной десант.
Рядом смерть, а я все живу,
Как не верить тут чудесам?!

А я знаю, что нет чудес,
Но есть мама, отец, и ты…
Я в созвездьях чужих небес
Вспоминаю твои черты.

***

Афган

1. «Два года на войне.
Кому еще охота?»
Сидит на валуне
Сержант из разведроты.

Вчера пришел приказ
О том, что завтра сменят.
Привыкший к смерти глаз,
Протертые колени,

И чуб неуставной,
Заправленный за ухо.
По горло сыт войной,
Жует свою краюху.

2. Узок мир сквозь прицел.
Трое суток не ел
Чужой снайпер в засаде.
Ветка дрогнула чуть
И представила грудь
Не к награде…

3. Он лежал на земле, запрокинув лицо.
Остывало в кармане его письмецо.
В автомате – бессильная очередь.
А в России растут чьи-то дочери.
Но голодный афганский парнишка
Не прочтет небольшое письмишко.

4. Он подползал
На запах свежий хлеба.
Взглянул в глаза
И в них увидел небо.

Прилипла прядь
К виску. Теперь навеки.
Не хлынут вспять
Слез материнских реки.

Мольба невест
Понятна иноверцу:
Нательный крест,
Прибитый пулей к сердцу.

***

Каменеют руины

Здесь трамваи стоят на привычных маршрутах,
Ожидая людей, и открыта аптека.
И на главных часах за минутой минута,
Как и прежде, течет. Только нет человека.

Здесь войну тишина навсегда победила.
Не бушует пожар, не взрываются мины.
В почерневшую высь воздевая стропила,
В неизбывной тоске каменеют руины.

***

Увидеть солнце

Ползут по картам пальцы генералов,
А нам бы доползти до той воронки:
Укрыться от свистящего металла,
Зарыться в земли-матери пеленки.

И запах земляной на грани бреда,
Затягивая легкими до донца,
Ползем вперед не ради дня победы,
А чтоб еще хоть раз увидеть солнце.

***

Гранитный генерал

Памятнику В.И. Чуйкову, командующему 62-ой  армией, на Центральной Набережной Волгограда, посвящается...

Генерал с лицом темнее гранита –
То ль от дыма, то ль от вечной печали –
Замер, молча, с головой непокрытой,
Устремляя взгляд в заволжские дали.

Помнит всех своих солдат поименно,
Но бессмертья не даруют былины:
Уходили в небеса батальоны
На пути от Сталинграда к Берлину.

Ни гранита нам, ни бронзы не хватит,
Чтобы каждому воздать по заслугам…
Но взгляни: в могилах спящие рати,
Прорастают зеленеющим лугом!

Жизнь всегда, в итоге, смерти сильнее –
Тихий сквер облюбовали мамаши:
Каждый вечер здесь, пока не стемнеет,
Дети бегают, ручонками машут.

В центре гомона, возни и горячки,
Генерал следит, как дедушка строгий,
Чтоб стихали мимолетные драчки,
Чтоб смотрели непоседы под ноги.

Улыбается гранитною складкой,
И во взгляде не сквозит холод стали:
«Из таких же, как вот эти ребятки,
И гвардейцы все мои вырастали...»

Ведь солдаты не за то умирают,
Что им памятников мы понастроим...
Рядом с памятником дети играют –
Это лучшая награда героям.

***

Фото

Говорят, остается на фото частичка души…
Хорошо, если б так: видел прадеда я лишь на фото.
Его запах сирени в победных объятьях душил – 
Одного, кто остался живым из их маршевой роты.

Он смотрел в объектив, как до этого тысячу раз
Он заглядывал смерти в свинцово-пустые глазницы,
Отгоняя ее от испуганной девочки глаз
По изрытой металлом земле через три госграницы.

Эта девочка станет когда-нибудь бабушкой мне,
Но об этом мой прадед уже никогда не узнает.
Для меня он навечно остался в берлинской весне,
Вспышкой магния вырванном миге победного мая.

Он глядит на меня: ну-ка, правнук, ровнее дыши!
Дескать, всюду протопает матушка наша пехота…
Говорят, остается на фото частичка души – 
Хорошо, если б так. Ну, хотя бы для этого фото…

***