Страшное оружие. 2 глава

2

С приездом Нилы изменился
Небрежный быт холостяков.
Уют в их замке появился.
И после яростных боев
Приятней стало возвращаться
Друзьям под свой домашний кров.
И рады были все общаться
С своей названою сестрой,
Совсем им ставшею родной.

Недолго, впрочем, наслаждались
Втроем общением таким:
Два друга с девицей расстались,
Короче – Нила и Вадим
Довольно скоро обвенчались.

Направив путь к местам родным,
Вадим увез жену с заставы
В глухой лесной тамбовский край,
Район недоброй, грозной славы –
Людей разбойных страшный Рай.
Имел там замок свой фамильный
С селом не очень-то большим,
Доход дающим необильный,
И рощу с нивами Вадим.

И так остались на заставе
Иван с Семеном только жить,
Великой Родине и славе
С обычной доблестью служить.

Иван с тревогою немалой,
Однако, начал замечать,       
Что друг, всегда веселый малый,               
Стал часто очень тосковать.
Иван спросил его однажды:
«Признайся, братец, почему
Теперь горюешь день ты каждый?
Должна причина быть тому».

Семен ответил: «Я скучаю
По милой матери моей,
Терпеть не в силах как желаю
В Калугу съездить в гости к ней».
Иван сказал сейчас же другу:
«Езжай скорее ты в Калугу –
Проведать матерь должен сын,
А я управлюсь тут один».

Семен уехал, и остался
Один лишь витязь охранять
Рубеж на западе. Старался
Иван врагам не уступать.
Они ж намного чаще стали
К границе русской подходить,
Поскольку сразу же узнали,
Что стал ее здесь сторожить
Один противник, а не трое.
Пошли на Русь германцев строи,
Поляков, шведов, литовчан,
Но всех громил один Иван.

Осенних дней прошло не мало,
А где же доблестный Семен?
Уж время зимнее настало,
А все назад не едет он.
Проходит год с его отъезда,
Второй проходит, третий год.
Иван Семенова приезда
Совсем напрасно только ждет.
Теперь он ясно понимает,
Что нету смысла больше ждать.
Иван отлично друга знает,
И он поверить не желает,
Что мог товарищ долг предать.
Подальше витязь отгоняет
Врагов от русских рубежей,
При этом крепче побивает
С могучей удалью своей,
Чтоб долго силы не сумели
Они свои восстановить
И долго снова не посмели
К границе нашей подступить.
Лишь после этого решился
Оставить пост и быстро в путь
В калужский дальний край пустился,
Чтоб друга доблести вернуть.

Однако хочет он вначале
Другую область посетить,
Вадима с Нилой навестить
И путь затем продолжить дале.

Россией едет воин славный,
Страной, которую беречь
Своей считает целью главной
Пока держать способен меч.
В леса тамбовские въезжает
И то, что вскоре видит здесь,
Его ужасно поражает –
Разбоем край охвачен весь.
Встречает в гневе и тревоге
Везде разграбленные он
Обозы, трупы на дороге
В зловещем мраке стай ворон.
Селений видит разоренье,
Могилы свежие, людей,
Безумных в горести своей.
Повсюду – тленье, запустенье
И гибель брошенных полей.
Иван к несчастным обратился,
Какой узнать желая рок
На край тамбовский опустился
И страшной участи обрек.
Ему ответили: «Такое
Творит разбойник Гедемон,
Отродье вражеское злое –
Безжалостен безмерно он,
К тому ж немыслимо силен».
 

       
               
Ужасно витязь разозлился,
Узнав об этом, и найти
Скорей разбойника стремился,
Чтоб край от бедствия спасти.
Причем, не мало возмущался,
Понять не в силах как Вадим,
Который так умело дрался
И был в боях непобедим,
Еще с разбойником не бился,
Поскольку если бы сразился,
Его, конечно бы, убил,
И край бы этот мирно жил.
Неужто счастье поглощает
Настолько друга, что кругом
Себя беды не замечает?!
Возможно, дело все в другом –
Сражаться просто не желает,
Мирок  домашний только знает,
Себя для счастья бережет,
А главным долгом небрежет.
Но мог  ли  в то Иван поверить,
Что друг большой его Вадим
Настолько сделался плохим?!
И так ли это, чтоб проверить,
Спешил к нему вначале он,
Ведомый правду знать желаньем.
Разбойник даже Гедемон
Не столь владел его сознаньем.


Въезжая в вотчину Вадима,
Иван увидел, что она
Его защитой не хранима
И тоже вся разорена.
Сожжены нивы и селенье,
Видны останки мертвецов.
Они покрыты грязью тленья
И страшен смертный их покров.
Поместье витязь озирает,
Живых не видит он вокруг.
«Да жив ли ты, мой милый друг!» –
На крепость взор свой поднимает
С тревожной думою такой
И к замку на гору въезжает
И внутрь свободно проникает,
Поскольку вовсе никакой
Запор ворота не скрепляет.


Безлюден замка двор большой.
В огромный терем витязь входит,
Палаты пышные обходит.
Нигде не видит он людей.
Нежданно вскоре до ушей
Его мяуканье доходит.
Себе под ноги он взглянул,
Увидел кошку, чуть не пнул
Ее с досадою тревожной,
Как сор мешающий подножный,
Но делать этого не стал,
Поскольку кошку ту узнал.
Ее взяла с собою Нила,
Когда покинула свой дом,
И в замке с витязями жила
С любимой кошкою, потом,
Когда с Вадимом уезжала,
Ее опять с собой забрала.
Звала любимицу Красой,
Поскольку дивной красотой
Она кошачьей обладала.
Такую встретивши, любой
Погладить хочет, взять с собой.
К Ивану много раз ласкалась.
Хозяйке только и ему
Свободно в руки та давалась:
Никто не ведал почему.
Походкой мягкою своею,
Поднявши хвост и распушив,
Она пошла. Иван за нею
Сейчас же двинулся, решив,
Что кошка путь ему укажет
И этим, может, что-то скажет.


Хозяйку где свою найти
Краса Ивану показала.
Пришлось недолго им идти.
Иван вошел за кошкой в залу
И сразу Нилу увидал.
Она в сиянии зеркал
 
      
               
Сидела, косу заплетая
И взор собою услаждая.
Вошедший сделал ей поклон.
Ее был рад увидеть он.
Красотка сильно удивилась
И сразу как-то всполошилась,
Его увидевши, кого,
Похоже, менее всего
Она увидеть ожидала.
«Тебя приветствую, – сказала, –
Какая радость! Гость какой!
Добро пожаловать, родной!»
«Желаю здравия, сестрица!
Давно не виделись с тобой.
А время мчится, словно птица,
Своей несется чередой
И смена лет неумолима.
А что ж не вижу я Вадима?» – 
Иван промолвил. – «Он опять
Гоняет зверя на охоте». –
«Неужто он такой заботе
Способен время посвящать,
Когда отчизну защищать,
Сразить врага необходимо?!
Узнать не в силах я Вадима!» – 
Воскликнул витязь. – «Он такой,
Вадим совсем теперь другой, –
Сказала Нила. – Дорогой,
Прошу тебя, располагайся
И будь как дома у себя.
Сейчас в столовую спускайся –
Там пир роскошный ждет тебя». – 
«Хочу Вадима я дождаться
И с ним хочу потолковать,
А то такое может статься,
Что с ним не стану пировать». –
«Вадим не скоро возвратится –
Деньков, наверно, через пять,
И ты все будешь голодать?
Иван, пойми, так не годится
Гостям хозяев обижать!»


Герой со вздохом согласился,
И с Нилой в трапезную он
Скрипучей лестницей спустился.
Убранством залы поражен.
Повсюду – золото, резные
Колонны, мебель. Расписные
И стены здесь, и потолок.
Увидев это, гость не мог
Душою всей не поразиться.
Однако более дивится
Великой роскоши стола:
Сравнится  б с нею не могла
И роскошь царских угощений.
«Вадим убранству помещений
Вниманья мало уделял,
Насколько помню. Значит стал
Другим и вправду мой соратник.
Себя позорит славный ратник!» –
Иван со вздохом говорит.
На все с презреньем он глядит.


Ивана женщина сажает
За стол дубовый и вина
В большую чарку наливает.
«За встречу выпей, – предлагает, –
Испей, как водится, до дна».
И витязь чарку поднимает
С желаньем выпить, только вдруг,
Подпрыгнув, кошка выбивает
Сосуд из витязевых рук.
«Пошла отсюда, негодяйка!» –
Кричит рассерженно хозяйка
И снова жидкость в чарку льет,
И снова витязю дает,
А тот доверчиво берет.
Однако с яростным шипеньем
Краса стремительным движеньем
Толкает чашу. Та упав
И бронзы звонкий звук издав,
На пол всю жидкость изливает.
Красу хозяйка проклинает,
Другую кружку тут же взяв,
Вдогонку кошке запускает.
Ивана чарку вновь подняв,
Она все тем же наполняет
И гостю ласково вручает.
 
      

      

               
Едва успел он чашу взять,
Как снова то же повторилось,
Что прежде только что случилось.
Когда же принялась опять
Красотка чарку наполнять,
Иван воскликнул с возмущеньем:
«Не надо, лучше провались
С таким своим ты угощеньем!»
«Да как ты смеешь, извинись!
Неужто кошкины проказы
Могли так воина смутить?!
Она же любит пошалить:
Сбивает часто чаши, вазы.
За это надо бы прибить! –
Хозяйка витязю сказала, –
Она меня уж доканала!»
«Когда бы кошка лишь разок
Такое, скажем, отчудила,
Она бы меньше удивила,
И я б еще поверить мог,
Что это кошкина проказа.
Но к ряду делать аж три раза
Такое в шутку, просто так,
Она, наверно бы, не стала.
Скорей всего мне верный знак,
Что пить не надо, так подала.
Конечно, просто чудеса,
Что так умна твоя Краса!
И вот чему, послушай, Нила,
Еще я очень удивлен:
Зачем роскошно стол накрыла,
Когда Вадима проводила,
Причем надолго? Кто же он,
Кого к себе ты поджидаешь
И с кем Вадиму изменяешь?
Однако более всего
Меня не это поразило
И душу всю мне возмутило –
В жилище друга моего
Не вижу Образы Святые,
Любому русскому родные,
А, значит, здесь мои враги! –
Иван воскликнул.– И не лги,
Давай, подлюга, признавайся
Кто есть на самом деле ты?!
Лицу, не надо, не старайся
Придать невинности черты,
А с нею больше красоты,
Как это делать ты умеешь –
Над мной ты власти не имеешь –
Люблю Светлану я одну
И ей до гроба буду верен,
Для чар другой любви потерян.
А ты – изменница! А ну,
В своем  грехе постыдном  кайся,
Кого ты ждешь к себе, признайся!»
И в тот же миг презренье, злость
В лице красотки появились.
Ее глаза в него вонзились.
«Ну что ж, узнай, – сказала, – гость,
Кого к себе я поджидаю
И кем легко повелеваю.
Могучий, грозный воин он –
Разбойник славный Гедемон!»
Едва сказала это Нила,
Рычаг секретный под столом
Рукою сразу же схватила
И злобным дернула рывком,
И витязь в подпол провалился,
В какой-то каменный подвал.


Над ним квадратный люк светился,
В который только что упал,
И свет, оттуда проникавший,
Темницу слабо освещал.
Вдруг витязь, на ноги упавший
И так ничуть не пострадавший,
Медведя сразу увидал.
Огромный, страшный, он рычал,
На задних лапах приближаясь.
Иван нисколько не теряясь,
Сейчас же меч свой обнажил
И зверя сразу бы убил,
Но тот на брюхо опустился,
Прощенье будто бы прося,
И, сердцу вняв, остановился
Иван, клинок уж занеся.
«Ну что ты струсил, ах, подлюга! –
Хозяйка крикнула из люка, –
Не можешь Ваньку одолеть?!
Какой трусливый ты медведь!
Не дам тебе я больше корму
И если Ваньку не сожрешь,
Голодной смертью ты умрешь,
Но если съешь, удвою норму!
Жирка к зимовке наберешь».
И с шумом люк затем закрылся.
Во тьму подвал весь погрузился.


Один остался на один
Иван с медведем, ожидая,
Что леса грозный властелин,
Приказ хозяйки исполняя,
Решится все-таки напасть.
Объятый жуткой темнотою,
Уже не чувствовал он власть
Над страшной силою такою,
Сокрытой в этой черной тьме,
В ему неведомой тюрьме.


И так за часом час проходит.
Вверху послышались шаги,
К творилу будто кто подходит.
И резким вдруг рывком руки
Открылся люк. Глазам не веря,
Иван едва не закричал –
В проеме он подъемной двери
Семена друга увидал.
И крикнул тот ему свирепо:
«Ну что попался, ух подлец!
Сейчас снесу тебе я репу!
Пришел, пришел тебе конец!»
«Неужто хочешь с ним сразиться? –
Раздался Нилы голосок, –
Не стоит, может, торопиться?
Пускай от голода томится –
Ему настанет смертный срок!»
«Нисколько ждать я не желаю –
Уже давно его мечтаю
Своей рукою погубить,
Чтоб Русь защитника лишить!» –
Семен воскликнул. «А сумеешь
Сразить такого молодца,
С тобой сравнимого бойца?
А если ты не одолеешь? –
Спросила Нила. – Что тогда?»
Семен ответил: «Без труда
Сейчас его я обезглавлю
И свой клинок опять прославлю,
Не знавший равных никогда!» –
«Поешь, Семен, хотя бы, чтобы
Побольше силы обрести». –
«Какой же я Семен?!» – от злобы
Семен взревел. «Прости, прости!
Опять, опять оговорилась!
Когда с тобой соединилась,
Решил ты имя поменять». –
«Хотелось мне во всем порвать
С моим постыдным русским прошлым.
То имя мне казалось пошлым.
Другое дело – Гедемон!
Не то что русское Семен.
Поесть бы надо – предложенье
Такое кстати – подкреплюсь
И этой гнидою займусь.
И пусть узнает пораженье
Кто раньше только побеждал
И Русь, собака, защищал!»
Затем дверь пала опускная,
И луч единственный погас.

Иван, постигнуть то желая,
Что было только что сейчас,
Не мог душою в то поверить.
Он просто был ошеломлен.
Страданье можно ли измерить,
Каким был витязь поражен?!