Дом

Погрузив свою жизнь и любовь в чемоданы и сумки,
ранней осенью люди ушли. Лет пятнадцать назад.
Занавесили окна и люстры застиранным тюлем.
Только лицам зеркал не хватило тоскливых материй.
Они долго, упорно старались в глазах сохранить
отражения бывших хозяев, смех детей и обиды игрушек,
но однажды  /был, кажется, вторник/  и они позабыли.

Дом сначала крепился, по утрам умывался росою
и полезную делал зарядку.
Днём вздыхал половицами, плакал, вспоминал расписание дел,
вёл подсчёт пауков и листал с ними листья журналов.
Осень куталась в шаль.
На веранде сидела всё реже - было зябко и пусто -
и ждала наступленья зимы.
Ветки груш потеряли упругость, сад уплыл, затихая, в ноябрь,
лишь бессмертный высокий бурьян по-весеннему рос,
заглушая скелеты цветов.
Дом остыл и старался заснуть, завернувшись в туманы.
Постепенно ветшал, но не быстро – шёл в ногу с потерей надежды.
Та цеплялась ещё за оконницы,
и полы подметала, пока не пришли холода.

Многолетняя осень, мертвея, клонилась к концу.
Дом стоял на ветру, как старик, опершись на ступени.
На дорогу смотрел и раздумывал, хватит ли дров.
Сизым вечером стылым в окно, наконец, постучали – снег с дождём.
Дом впустил – пусть ночуют. Не жаль. Хоть какой, всё же – кров.