Ему же - 2. Непосланное послание

Дурачились, проказили –
судьба нас не кусала:
и кошке губы красили,
и «делали гусара»...

О юность! О расколотость
туманного окошка!
Давно иссохла молодость,
давно издохла кошка.

Не склеиться осколочкам,
и киске не подняться.
Разложено по полочкам -
кому за что приняться:

тебе – грустить и каяться,
а мне – хранить газетки...
Как там тебе икается –
на той весёлой  в е т к е?

Ах, помню эти станции –
так помню, что немею.
И полной аттестации
им выдать не посмею.

Да, это там, сограждане,
тоской повален  на  пол,
ничком лежал однажды я –
и. как ребёнок. плакал.

Но вот что намечается:
хоть  к о е – к т о  и  помер,
но  я щ и к  не меняется:
в с ё   т о т   ж е   с т а р ы й   н о м е р!

Забыть его, мне кажется,
не в силах я до смерти...
Но не могу отважиться
проставить  на  конверте.

Не называй  предательством:
будь милостив к калекам, -

«при всяких  обстоятельствах
оставшись человеком».
 1966
В стихотворении глубоко зашифрованы некоторые реалии: Юлий Дапниэль, арестованный за не караемые законом публикации своих произведений вне СССР, был со студенческих лет близким товарищем моей сестры, бывал  раньше в нашем доме и подбивал меня, подростка, на озорство и всяческие проделки.  Когда его и Андрея Синявского на громком «писательском» процессе осудили на длительный срок неволи, то оказалось, что адрес его колонии («почтовый ящик») – тот же,  на который мы писали за 10 лет до этого  письма нашей маме, отбывавшей срок в сталинском Дубравлаге (Мордовия). Меня это поразило. Тогда я не знал, что познакомлюсь в Израиле с Михаилом Хейфецем, которому доведётся «мотать срок» в том же Дубравлаге ещё лет через десять после Даниэля…  Именно там у меня было  единственное за  всё время маминого пребывания в лагере исключительно тяжёлое для обоих свидание.  В то время в глубь лагерной зоны шла узкоколейка,  каждая станция которой означала ОЛП (отдельный лагерный пункт).  Сестра весь срок заключения Юлика с ним переписывалась, для меня же как члена КПСС это было бы «чревато»…
Последние две строки стихотворения – цитата из «последнего слова» на процессе подсудимого А. Синявского.