Неадресованное. Не закрывай

Меня долго спрашивали о моей жизни. О том, почему я хочу жить, о том, почему я не и о том, почему я здесь. Возможно, это не так уж важно. Теперь?
Почему не спросить о том, как я любила, не имея способности любить. Или о том, как ненавидела, не имея способности ненавидеть. Была счастлива, не имея способности быть счастливой. Она вышла гулять в окно, говорили они.
А может быть, мне не интересно? Жить, или умереть. Устала задавать себе этот вопрос, разбивая надежды на легкое в клочья. Устала выставлять лучшее за дрянную дверь.
А может быть, я устала слушать дрянные вести от мужского лица в профиль, стоящего у моря, устала кричать что мне очень плохо. Он всегда говорил
"прости".
Зачем-то.
Точи свой нож, я готова раскрыть свои грехи. Признаваться в любви тому, кого нет - смешно; но я привыкла, что надо мной смеются. Не думаю ни о ней, ни о нем - я пишу о каком-то нем и какой-то ней, которых нет. А может и есть.
Я уже не знаю, если честно.
Ты как кровь. Ты даришь мне свет и тепло, струясь, как огонь, по коленям, по сердцу, рукам и шее. Вчера я буду жить, ты говорила. А может и говорил. Тебя ведь никто не видит, возможно, некоторые только, но это невозможно. Мне пообещай, что это невозможно, не им.
Все слышат то, что они хотят слышать, но не слышат меня. Может, я несу бред? Может, Мир стал апатичен? Завтра ровно год, как я умру, слышали они от меня. А потом кричали, как можно потерять веру в жизнь. Как может, говорили они. Как может мне жизнь надоесть?
Легко.
А как может вам надоесть одна и та же шутка? Когда первые два раза вы смеялись до слез, а следующие двадцать вы плакали от ее банальности? Так же как и ручкой можно писать слезные письма и веселящие карикатуры; как можно вместо наркотика принимать новокаин.
Легко, видите?
Мы все уже были рождены больными. Радужно черно-белые люди, привыкшие следовать правилам вышнего слоя. Как это мерзко, не чувствуете? Когда симфония ночных дождей не представляет больше радости; может - деградация, а может - моральный упадочный рост.
Как любим мы теперь как Маяковский сочинял слова сочинять наши судьбы. Любим читать закрытые книги, которые как ларчики - просто открывались. Думаем, что свои чувства так важно прокричать, но не кричим, зная, что могут подумать - больной. Это так страшно, не видите?
Не стоит мешать людям сходить с ума. Когда мы слышим ночные возгласы убитых чаек, думая, что это просто капли ходят по подоконнику, думая, что мы будем помнить и скорбеть о нашей радости. А как ты будешь скорбеть о ней через два года, стоя на разваливающемся мосту, когда уже поет дрозд?
Всегда ждать приглашения остаться осточертело - просто знай, что любовь всегда будет оружием в человеческих руках. Мы будем ей подчиняться. Скрытая геометрия управления Миром, звучит неплохо. Но я могу ошибаться. Даже Ницше ошибался, как бы ни утверждали вы обратного. Так страшно смотреть на растущие города людской лжи. Слышите?!
Страшно.
Мне мерзко быть пустой. Мне мерзко быть пустой до самого дна. Мне мерзко быть пустой до самого дна моей грязной души. Знаешь, можешь отдать мне всех своих демонов - я научу их плавать, и мы вместе не сможем их утопить. Я и мои демоны, я это имею в виду. Тебе они больше не понадобятся. Никогда.
А кто - ты? Как твое имя, имярек? Как тебя зовут? Где ты есть? Так пугает осознание того, что тебя - двое. И имя имяреку - твое. Пальцы соскальзывают с запястья из-за того, что руки трясутся испепеляющей ненавистью к человечеству, я права? Пальцы соскальзывают с шеи. Это - лучше, чем когда они не соскальзывают, я ведь права? Но я могу ошибаться. Ницше ведь тоже ошибался.
Не даром, кажется, да, прочитанное сзади - ад, а нет похоже на тень. Потому что сказав в пылу да все мы можем ошибиться. А сказав в трауре нет все мы можем быть неправы. Нет - тень, смешно, правда? Но на самом то деле не смешно, правда? Хватит валять дурака. Все мы кого-то любим, и даже сказанное в пылу нет и сказанное в трауре да будет правдой для наших сердец. Для их сердец это будет правдой. Вот что может согреть осенним вечером, а не ваш позорный глинтвейн. И правда не может утечь в никуда.
Хочешь - проверь.
Так трудно писать правду всего. Не скажу бытия, ибо никто не может писать правду лжи. А ты сможешь? Сможешь написать ложь правды? Придумай мне рифму к слову ошибка: потеря, боль, гнев, пыл, осознание содеянного? Ты так думаешь? Вспомни о твоих рифмах через пять лет. Вспомни о них через столько, что для тебя - пять лет. И пойми, что ты не дошел до истины. Не догадался, понимаешь? Не догадался.
И всего-то.
Не говори, что я несу бред. Я и сама прекрасно знаю все. Весь мой бред - это правда, колкая правда. Мне больно ее знать. До невозможности больно ее знать. Ты сможешь мне помочь, имярек? Ты, что читаешь сейчас мою душу, ты сможешь мне помочь? О таких, что знают больную ложь и больную правду обычно говорят - отсутствующий. Отсутствие присутствия, понимаешь, имярек? Кто-то ошибся, осознавая, что в Мире есть несколько сторон. Некоторые не были рождены для того, чтобы жить между двух зол.
Ты и я - были, имярек. Если ты читаешь меня сейчас, читаешь то, что внутри, ты понимаешь, о чем я. Ты понимаешь всю суть? Закрой глаза и вслушайся в пустоту. Я не сумасшедшая, имярек, это не клиника, друг. Не рассказывай никому о том, что ты это видел. Это наш маленький секрет. Я не хочу покидать свой кромешно темный мир. Пообещай мне, не им, что ты никому не скажешь. Прошу тебя.
Это не простой стих о любви и ее смерти. Это даже нельзя назвать любовью. Тебя нет, имярек, как я могу тебя любить? Это до невозможности смешно. Только никому не говори, что я такое сказала. Это будет твоим секретом. Кстати, молчи об этом, та святая вода, что ты купил, вовсе не святая. Это секрет Мира. И твой деревянный стол - вовсе не дубовый. Вовсе не деревянный дубовый стол.
Только молчи об этом. Это наш маленький секрет, который будет медленно убивать меня.
Как я устала, имярек. Как сильно я устала, понимаешь? Мои руки совсем уже не мои, они принадлежат другой ей, не я это пишу, имярек! Ты можешь меня спасти? Я не хочу покидать в светлее Мир свою кромешную ночь. Здесь так хорошо, но я не хочу пускать тебя сюда. Здесь довольно опасно, хорошо? Не хочу, чтобы я опять была наедине с Ней.
Этот стих посвящен мне. Она посветила его мне. Это как играть в жизнь, будучи мертвым, догадываешься? Не представляешь, как это страшно - смотреть на себя со стороны, еще будучи собой. До мраморно желтых костей пробирает ужасом осознания своей тщетности и беспомощности. Четверостишия уменьшились, чувствуешь? Я тоже не хочу прощаться.
Но мы можем продолжить, если ты хочешь, имярек. Но я так устала. Может, отпустишь меня? Пообещай, что закроешь эту книгу навсегда, и больше никогда ее не откроешь, ладно? Нам обоим так будет лучше. Клянусь. Конечно же, тебе так будет естественно лучше, но я так к тебе привыкла. Тебе будет больно расставаться со мной? Если да, то знай, что мне будет еще больнее.
Но это так глупо, в другого себя влюбляться? Так, имярек, ты ведь - другой я. Больно ли тебе расставаться, имярек? Скоро в моем Мире начнет темнеть, так что закрой эту книгу. Свет будет мешать мне крушить тьму. Возвращайся, как сможешь. Так больно всегда расставаться.
Так больно.
...Меня долго спрашивали о моей жизни. О том, почему я хочу жить, о том, почему я не и о том, почему я здесь. Возможно, это не так уж важно. Теперь?
Почему не спросить о том, как я любила, не имея способности любить. Или о том, как ненавидела, не имея способности ненавидеть. Была счастлива, не имея способности быть счастливой. Она вышла гулять в окно, говорили они.
Хочешь закрыть эту главу? Закрой. Закрой, если тебе так хочется, поскорей.
Хотя, нет! Подожди! Не закрывай ее.
Я не хочу умирать, имярек.
Так не хочу умирать...


Спи, имярек.
Спи.