На балконе

Мать моя, шестидольная суша,
многомужняя дама в трико,
остывает на десять кукушек
до утра.

Высоко-высоко
плачет Бог, и темнеющий купол
выстилается роем чужих
деревянных лошадок и кукол.

Я здоров и хронически жив
в окружении каменных метров,
в умножении милых причуд –
поглощая пыльцу недолета,
я пустое шепчу в абсолют;
и вздыхает под оком алтынным,
отдавая ночи кислород,
мать моя, обнесённая тыном
неоглядных, таёжных щедрот.

Я усну после тёплого душа –
трижды чище, добрей и святей,
как младенец – до Фили и Хрюши,
если завтра не будет смертей.
Так случится. Не всё Ему плакать,
прибирая непуганых чад.

Разжижая подлобную мякоть,
я курю.

Мой рассудок зачат
от любви, аккурат за спиною,
в двух шагах от балконной двери,
в десяти от входной паранойи
в три замка.

На пороге зари
спотыкаются майские тучи.
Новый день обживает окно,
лезет в дом. Он счастливей и лучше –
а иначе и быть не должно.