Нет Бога! Нет Бога в моей подворотне!

Нет Бога! Нет Бога в моей подворотне!
Кричал обезумевший, спившийся бомж,
Когда в им найдённой в фальшь новенькой сотне
Дождь вымыл все краски, оставив в ней грош.

Он в боли мученья взглянул вверх колодца
В одной из трущобы великой страны.
Тут Ангел его — бедолаги уродца
Слезами полил на него свои сны.

В тех снах он мальчонкой лежа в колыбельне
Глотал слёзы мамы, увидевшей сон,
Как он на подъеме — на всходе, на гребне
Внезапно сорвался, издав жуткий стон!

Она, содрогаясь, слезами мочила
Рубашку младенца, в которой он был.
Она одного лишь у Бога молила,
Чтоб сын на Него не взроптал и не взвыл.

Пусть путь, что для сына ей в боли открылся,
Не сломит его испытуемый Дух.
Пусть дождь тот, который во сне ей приснился
От Ангела слёз ниспадёт ему в слух…

                *
Услышал, нежданно, бродяга вдруг голос,
 — Услышал он в сердце рождение слов.
И каждый, и каждый белёсый в нём волос
Темнел на глазах, приняв младости зов.

Упал  на колени внезапно бродяга,
Вверх руки возвёл, принимая сей дар.
И тёмная ночь, как то мутная брага,
Растаяла в нём, породив в сердце жар.

Вернулся в подвал окрылённый бродяга,
Взирая на всё обновлённым лицом.
Там старая крыса, —  хвостатая скряга
Увидит, как веян он Белым Венцом!

Не знает старуха, что стало с соседом,
Лишь дрожью зубастой стучит на него.
Он ж тихо укутавшись выцветшим пледом,
В себя погружался, идя далеко…

Прошёл он все годы — свои и чужие
И взял в сердце боль ушедших эпох.
Несчастья свои не казались большие.
И всюду ему теперь виделся Бог.

Он в стопку налил воды лишь лучистой
И выпил её, как причастия кровь.
Воздалось по Вере ему его чистой.
Он прибыл в мир Детства
                — он стал собой вновь!

Затем осторожно клал стопку на камень,
На своды подвала, что Храма глядя.
Он тихо уснул помладевший тот парень,
Во смерти на Небо собою сойдя…

                2008.