Пастораль конца века

О королевстве хашемитском
мечталось квелым машинисткам
похеренных джамахеррий,
где снят параграф «не убий!» –
Накинув паранджу, в печали
они по клавишам стучали,
низали объявлений вязь –
гаремною слезой давясь...
«Любому киевскому дяде
пожарю сытные оладьи,
покамест спеет бузина,» –
грешила на судьбу Зейнаб.
Тиран ее был жирным шейхом,
тянувшимся к эфирным шейкам:
орешками такой бандит
всех гурий поровну снабдит.
И вот, глотнув из фляги виски,
рабыня пишет по-ливийски
в олимовский «Калейдоскоп» –
свой мезальянс расторгнуть чтоб...
Зейнаб смятением объята,
но чем скукожиться от яда –
не лучше ль скинуть паранджу?..
Берберка грезит: «Поражу
красой хохлацкого шлимазла,
фанатику Каддафи назло! –
А там, глядишь, свезет в Амман
меня хевронский наркоман...»
Приходит на e-mail нетленка.
Ее печатает Хаенко –
кириллицей переклепав
посул роскошнейшей из пав.
Назавтра же Случевский Сержик –
кумир уборщиц и консьержек,
сатмарской секты иудей,
что жив прокатом бигудей, –
клюет на знатную приманку;
вообразив эротоманку,
он оттоманку теребит
(хоть нос заслонкой перебит:
в «буржуйке» скрючившись на Сретенке,
ходок подольский сбросил в рейтинге,
поскольку, отплясав «Жизель»,
муж совершенно ошизел).
Но Серж, нацеливая «Kodak»,
продолжил завлекать кокоток;
приехавши на ПМЖ,
влез к андижанке в неглиже:
потом полгода, кровью харкая,
свиданье проклинал с бухаркою,
покуда – выселясь в Бней-Брак –
смазливой ряхой не набряк...
Он там, заведуя завивкой,
утерся суггестивной Ривкой –
из тех писучих очеркесс,
к которым хаживал черкес.
Но тщетно. Подстрекала похоть
его с замужними поохать,
и в интернете сей нахал
такую мульку набрехал:
«Бог врачевания Асклепий
вас посетит в семейном склепе».
Что, круто? То-то и оно.
Зейнаб вздохнула: решено!
Они списались без задержки.
Завидовали ей консьержки!
Для встречи знойнейшей из дам
прохладный выбран Амстердам.

Читателя я подготовлю:
всемирную наркоторговлю
голландский возглавляет сыр –
наглядно колотый мессир...
Вот – киевлянин и берберка
визжат под крышей из фахверка,
милуются и так и сяк –
на Рембрандта забив косяк.
А вот – свирепый шейх из Ливии
засек их спины боязливые
на площади, где храбрый гёз
сполна вкусил токсичных грез!..
Вот – иорданские арабы,
натырив гульденов у бабы,
ее наперсника трясут –
нервируя Гаагский суд.
Главарь, печась о шариате,
орет: «Беглянку наширяйте,
гяура хором умастив!» –
На них кидается мастиф,
какого вчетвером не сдержим
(сызмальства пес обласкан Сержем).
И вот – загрызен старый муж,
Аллаху преданный к тому ж.
И вот – в туннеле под Ла Маншем,
фригидным в пику англоманшам,
лобзает одалиску франт!
И к Тигру ластится Евфрат;
и Мадлен Олбрайт на Саддама
в монокль сощурилась как дама –
хотя и в Даночку влюблен
он Интернешнл с пелен;
и Лукашенко о Явлинском
курлычет жалобно под Минском;
Зюганов, Лебедь и Чубайс –
на первый-третий рассчитайсь! –
обнявшись, бацают сиртаки:
все трое в новом лапсердаке.
И Серж Случевский говорит,
Иврит вплетая в аравит:
«Вас любят. Что ж вы беспокоитесь?
Всего делов – глобальный coitus!..»

Тель-Авив, 1998 г.,


Рецензии