Гринвич

Долгих поездов протяжный стук.
Четыреста километров от меня к тебе.
Сухой поцелуй лениво с губ
Отпускаешь. Мы проезжаем, как всегда, Сале.
И да, конечно, я помню об отважных пиратах,
О том, что заграждения – черт их дери – портят вид.
И скованность внутренностей остается невидимой:
Наверное, уже не так болит.

Вот здесь мы с тобой однажды обедали,
И блюдо от шефа не поразило твоей фантазии,
А здесь мы выбирали книгу об истории времени,
И ты восхищался моих интересов разнообразием.
Здесь мы сидели на вечном камне и дышали заката волнами,
И курить не хотелось мне – а тебе
Не верилось в то, что так может быть между двумя людьми. Нами.

Шум воды – это моя точка входа,
Иные мне более не доступны.
Я, Индия русского извода,
В бессилии своем полощу ступни.
Мне бы ночь одну без страха больного,
Из колец мыслей отжать яд,
Накрыть саваном ошметки былого,
И, развеяв их прах, завершить обряд.

Ведь где-то бродят меня мои строки, ждут меня или ищут.
Никем еще не подобранные, не сказанные,
Бредут во тьме, нищие.

А я с замиранием веры ложусь каждую ночь часов в двенадцать,
Чтобы, закрыв глаза, вновь ощутить нежность твоих пальцев,
Чтобы вновь посетить тот непоразительный ресторан,
Чтобы вновь научиться смеяться.

Я не увижу – Бог милосерден –
Как ты докуриваешь вторую пачку,
Того, что ты по-прежнему дьявольски беден –
Только теперь иначе;
Что ресторан и книжную лавку закрыли,
Забыли. По твоей просьбе.
Что камень, который когда-то двое любили,
Теперь отдан морю. Жалкая проза!

Каждое холодное желтое утро я возвращаюсь домой одна,
В пустое красивое тело падаю, раскинув руки, навзничь.
И да, говорят, нулевой меридиан проходит через Гринвич –
Но нет! Он проходит через меня.