Большой самолёт

Одно лишь вождей удручает –
Лишь то, что в бескрайней дали
Так много ещё пребывает
Вне алчной их власти земли.

Как обруч, границы их душат,
Их жажда пространства растёт,
Пока свой предел не разрушив,
Не бросят народ на народ.

И каждый, кто ввергнут невольно
В большую жестокую брань,
Подстёгнутый страхом и болью,
Взывает к собрату: «Восстань!

На битву с не прошеным гостем!
Дроби его мякоть и кость!»
Вселенная полнится злостью,
От злости рождается злость.

Об этом в деталях расскажет,
Явившийся к вам на экран,
Стоявший Отчизны на страже,
Последний живой ветеран.

Кто после продлит эту тему
На злобу тогдашнего дня?
Ну, что ж, любопытное племя,
Спросите об этом меня.

О том, как фашистские взводы
Без спроса вкатили во двор,
Один за другим эпизоды
Всплывают во мне до сих пор.

Я видел, над речкой волнисто
Клубились огонь и туман –
Камыш выжигали фашисты,
В него убежал партизан.

Я помню, случались облавы –
Людей принимались ловить
Для дерзкой пиратской державы,
Пригодных рабами им быть.

Пока оккупация длилась
В коварной враждебной среде
Опасность большая таилась
Всё время, во всём и везде.

Лишь шёпотом шли разговоры,
Из уст пробегая в уста,
Что наши придут уже скоро,
Что немцам теперь маята.

Те слухи собой подтверждая,
Неся в себе массу угроз,
Могучим быкам подражая,
Ревел в небесах бомбовоз.

Вдруг мощный удар по фашистам
Так сильно, как обухом в лоб,
Свалившихся с воем и свистом
Ужасно грохочущих бомб.

А прятались мы под кроватью.
Укромнее не было мест,
Надёжных, как мамино платье,
Как робким цыплятам насест.

При взрывах дрожали коленки,
И (это случалось не раз)
Кровать отъезжала от стенки,
Раскрыв затаившихся нас.

Мы, дети, дрожали от страха,
Мы ёжились еле дыша,
Сместившись под ворот рубахи,
Кривилось лицо малыша.

Стараясь ребенка утешить,
Устроили так (и не зря) –
Подушку приткнули навесом,
Такие слова говоря:

«Вот так посиди под подушкой
Вдруг пуля в подушечку – бух!
Вертясь, она станет игрушкой,
Накрутит на нос себе пух.

Весь пух на себя намотает.
Ты разве не знаешь?! Не плачь!
Что с пухом она ударяет
Легонько, не больно, как мяч»

Ребёнк поверил – смеялся!
Был смех его – счастью салют.
Подушкою он укрывался
И верил, его не убьют.

Уже участились налеты
На вражеский аэродром.
Роями неслись самолеты,
В пике, напевая винтом.

И прыткий лихой самолётик,
И тот бомбовоз в вышине,
Там, в поднебесном полёте,
Казались столь малыми мне.

В грохочущем низком полёте,
К земле опустившись с высот, -
За очень большим самолётом
Огромный летел самолёт.

На клочья весь мир раздирая,
Так гулко, как горный обвал,
Фашист дребезжал, удирая,
А наш, рокоча, догонял.

Наш двор на короткое время
Стрельбой оглушил самолёт.
С прицелом в фашистское темя,
Сердито строчил пулемёт.

Мы вслед им с восторгом смотрели
И все говорили о том,
Как красные звёзды летели
Вдогонку за чёрным крестом.

Восторги продлились до ночи –
Ведь этот большой самолет…
Он чётко на завтра пророчил:
«Прекрасное утро грядет!»

Уснули мы в сильной тревоге,
Вертясь, улыбались во сне,
А утром в село по дороге
К нам ехал солдат на коне.

Всем миром солдата встречая,
Стремились навстречу бегом,
Слезу на бегу утирая
Кто фартуком, кто рукавом.

Разведчик спросил о фашистах.
Его провели в сельсовет,
Где штаб их гнездился нечистых,
Но там, оказалось, их нет.

Солдат ускакал с донесеньем,
А вскоре – откуда и он
По пыльной дороге весенней
Колоннами шёл батальон.

Солдат окружили гурьбою.
Команда была: «Разойдись!»
И тут же колонны с толпою
В единую массу слились.

Сельчане, как дар, принимали
Одну из немногих удач,
Здесь горькие шутки звучали
И слышался радостный плачь.