Можно время оправить в слоновую кость

                *     *     *
Можно время оправить в слоновую кость,
выйти в мир, как буддист из обители —
но нельзя избыть время, ни с кем не знакомясь,
и, забив ему в створ, — победить его.
Не ворота, Аршавин, — сравненья дрожат,
ходят бутсы по воды напиться —
пока бабы в отсутствие будут рожать,
цены вниз шли торгового Питтсбурга.

Крепдешином обтянешь не ствол у реки —
словно нимфы, с ракетками прыгают —
домовитые ведьмы, от стола открепив,
по этапу отправят на Григорово.
До чего мимолётны валютные сны,
постоянны лишь тёщины вещи:
ходишь Марксом мясистым, республики смыв,
и поклон с арбалетом отвешиваешь.

На дворе дерматологи сходят с ума:
запятнавши лица репутацию,
с пол-Москвы ходят барами стрессы снимать,
заглянуть в ЦКБ не пытаются.
Аллергический воздух, насытивший кровь
и пробивший защитные блоки,
верно, в порах тугих новый вентиль откроет
и с пришельцами в мир — не заглохнет.

Так и будет твориться архангельский чин:
Михаил — завостребован в прошлом —
над столицей кругами свой щит учинил,
и себя он не чувствует брошенным.
Не в гордыне священной параграф обрёл —
раздражает не время цветения,
но в то время как символ нам дан как орёл —
подростковой средой неврастеничать.

В горбачёвскую пору сменил три лица.
Три божественных помысла предал.
Но кого же теперь мне в себе отрицать,
когда сам вошёл в символ полпредом?!
Полномочным предстал в корпус пишущих сил,
ВКС мне пернатый по нраву.
Пока пару ботинок с МОСТОРГа сносил —
Площадь Бога открылась под Нарвой.

Не слагаешь — а слышится голос с Горы,
где подножьем стоял просветлённый... —
Моисей ли с дощечек мне в лоб говорил,
или Сам с ценробежности стронул?
Как бездетная дщерь не просил Тебя въявь:
«Не темнись, — я познать тебя жажду!»
Не в моих Тебе правилах что предъявлять,
хоть не раз от Себя и отваживал.

Крестным кругом, похоже, на жизнь повязал,
рваной раною путь во мне торишь.
Плащаницу открыл — как вселенский вокзал,
чтобы Дух Твой сходил на повторе. —
На гражданские дести, на тронный престол,
на опору свободного рынка —
тот, кто раз над страною покров свой простёр,
до последних времён не отринет!

Не стремились бы сами идти в никуда,
где б «элита» свой долг не заспала —
откровенных придурков в подол накидав,
приторговывать с янки Каспаровым.
Обожаю твой вызов — российская крепь —
запустить с космодрома три спутника,
где всегда подвернётся какой-то Отрепьев,
чтобы вечно поляков припутывать.

Да ещё б тут Европа брала нас на понт:
под Османским султаном на «равенство»
пялить взгляд свой в Эвксинский наш Понт,
хоть без русских с собой не управится.
С Тамерланом ли бившись, я б к ней ревновал?
За Таврической сноской на выборность, —
****овитой марфутки брюссельский овал
к Евровиденью хоть бы повыбрила!

Англосаксы спешат провести свой альянс:
за предвыборной гонкой поспеть бы:
чтоб торговою сетью, на алчность озлясь,
с соглашений не сняли б все петли.
Не резиновый вроде б Европы мешок,
чтоб по горло затягивать квотой —
там, где голос мужской болтовнёй замещён,
знать, не то ещё можно прохлопать.

Не таились — а втёрлись в степной Танаис —
на Боспорского царства развалины.
За Ростов-на-Дону, словно царь, оттянись,
с Приазовья как «варвар» раззванивая.
Так, с высокого места открылся бы вид,
где камыш сойдёт плавно на море,
где б с пшеничных полей ты засел, деловит,
с мыса севера греков — в намоленное.