О вечном... Перевод с матерного

Плесни мне, друг, немного водки —
За жизнь с тобою перетрем.
Под огурец да хвост селедки
Смахнем действительности стрем.

Я в жизни много ошибался:
Порою зря с плеча рубил
И иногда не с той купался,
И иногда не с теми пил.

И говорил не то, что надо,
А слышал то, что сам хотел.
Я шел всегда поодаль стада,
Но в параллели… На расстрел.

Но Бог хранил меня, урода:
Гуляла стороной беда,
Календарем летели годы —
Казалось, будет так всегда…

Свистели пули, люди гибли,
И воплощал друзей гранит …
Меня не трогало: а фиг ли,
Когда тебя Господь хранит.

Но, как известно, все не вечно…
Признаюсь, раны бередя,
Что молодость прошла беспечно,
Неслышно в старость перейдя.

И здесь посыпались напасти:
Болезни, страхи, алкоголь...
И в дом веселья вместо счастья
Все чаще приходила боль.

Внезапно кончились улыбки…
Но женщин все еще любя,
Я понял, что в своих ошибках
Могу винить я лишь себя.

С кого спросить мне за седины,
Истекших лет унылый срам:
С жены, с друзей, с соседки Нины
Или с других достойных дам?

За каждый миг со дня рожденья
Придется скоро отвечать…
Просить у Бога снисхожденья —
Как в океане SOS кричать.

У каждого своя дорога —
Тут все понятно и ежу.
Когда предстану перед Богом,
Что я тогда ему скажу?

— Прости, Господь, твой раб презренный
Свой путь слезами окропил,
Он, сволочь, в этой жизни бренной
Дам ублажал и водку пил.

Да написал четыре песни
Про них же: про женщин с пониженным статусом социальной ответственности.
А что? Тебе не интересно?
Так не было других идей.

Идеи все захапал Пушкин —
Тому уж будет двести лет:
Себе схватил про няню с кружкой,
А мне оставил этот бред.

А что немного — это верно…
Сам знаю, что не до фига…
А в остальном я был примерным:
Не плыл в чужие берега.

Я видел жизнь, и смерть я видел,
Был в шоколаде и в дерьме…
А если вдруг кого обидел —
Так, это вот… простите мне.

Ты помести меня, Всевышний,
К себе поближе, в вечный рай —
Я там не буду часом лишним
Рот разевать на каравай.

И я спою вам новых песен —
Тех, что берег на черный день,
И будет наш союз чудесен,
Ну, как с похмелья бюллетень.

И скажет Бог: «Побойся Бога,
Да на тебе же нет креста!
У нас вакансий здесь немного –
Забиты теплые места.

И кто сказал, что рай для счастья,
Для ликований и утех? —
Рай для того, кто ближе к власти,
И в лучший мир берут не всех.

У нас тут очередь, дружище,
А кто без званий и наград,
Каких у рая бродят тыщи, —
Тому одна дорога: в ад.

Здесь херувимы ходят строем
И в честь мою поют псалмы,
А вот таким, как ты, героям
Одна путевка — в царство тьмы.

Ты не пройдешь здесь допинг-теста,
Тут души праведных людей —
Мой друг, в раю тебе не место:
Нет ни гитары, ни женщин с пониженным статусом социальной ответственности.

Боюсь, дружок, что будет скучно
Тебе торчать у нас в раю…
Так что греби благополучно
К чертям собачьим, мать твою.

Я столько раз тебя, урода,
От всяких бедствий выручал…
Я на тебя потратил годы,
А ты меня не замечал.

Ты не постиг моей приязни,
И в благодарность хочешь спеть?
Теперь тебе от этой грязи
Уже отмыться не успеть,

Скажу тебе я по секрету —
Ты не поймал свою звезду...
Судьба хренового поэта
Навечно полыхать в аду.

Пинок под зад, и в чан купаться
В кипящей огненной смоле…
С чертями будешь кувыркаться
И запекать мозги в золе.

А вот когда очистишь душу,
Отмоешь свой греховный зуд
И станешь кроток и послушен —
Тогда придешь на Божий суд.

Я посмотрю потом, попозже,
Каких достигнешь ты высот…
А пусть пока побродят дрожжи
Лет так четыреста–пятьсот.

Так Бог склонял меня вербально,
Я что-то мямлил невпопад
И понимал, что все печально:
Что для меня остался ад.

Ну ничего себе, засада,
Никак подумать я не мог,
Что пекло станет мне наградой,
Что в ад меня направит Бог.

Да, перспектива не блестяща:
Пропасть навеки в царстве тьмы,
Купаться в вареве кипящем,
Потом с чертями петь псалмы.

Какой развод, какая лажа…
Кому писать, кого просить?
Я ж просто жертва эпатажа!
Как это Богу объяснить?

Вопрос повис: что делать будем?
Как избежать такой судьбы?
А может быть, вернуться к людям?
Эй, где вы, Божии рабы?

Ну а рабы забились в стадо —
Толпой не страшно умирать…
Им на хрен ничего не надо:
Была б работа и пожрать.

— Народ, я свой, возьмите, братцы,
Я не попал ни в рай, ни в ад.
Мне б к вам поближе перебраться!
Спасите, люди, я ж ваш брат!

Я весь дрожу, я видел Бога…
Я, как осиновый листок…
Налейте водочки немного
И, если есть, пивка глоток.

Народ завыл, гремя цепями,
А главный раб сказал мне так:
—Ты, сволочь, водку жрал с женщинами с пониженным статусом социальной ответственности,
А я батрачил, как ишак.

Но час расплаты бьют куранты —
Теперь работать будешь ты,
И, как написано у Данте:
— Оставь надежды и мечты.

— Здесь тоже очередь, приятель,
Вон: из баранов и овец —
Теперь смотри на указатель
И по нему ступай в конец.

— Куда же очередь, скажите, —
В сердцах спросил я у людей, —
Ну уж не к Богу, не смешите,
Там нет таких очередей.

Опять же, все здесь без регалий.
Стоять без них — мартышкин труд,
Без орденов и без медалей,
Я знаю, к Богу не берут.

— Фигня война, тюрьма и блохи!
Ты нам, мужик, здесь не втирай, —
Мы не уроды и не лохи,
Мы все здесь в очереди в рай.

— Вы изначально идиоты,
Вперед не видите ни зги,
У вас, я вижу, от работы
Совсем зашкалили мозги.

Кругом вранье, обман, подставы,
В каком бы ты ни шел строю,
И если ты умрешь без славы,
То вряд ли будешь ты в раю.

Вы все стоите на закланье,
А ваш хозяин только рад.
Вам не понять мозгом бараньим,
Что вы стоите прямо в ад.

Вы просто жалкие уроды,
Вы все рабы чужой игры,
Вы не достойны ни свободы,
Ни хлеба с маслом, ни икры.

И я завис: с людьми мне скучно —
Я здесь не вытащил свой фант,
В рай не берут — товар там штучный,
В аду — совсем не вариант.

Ну вот и финиш: круг  замкнулся,
Сошлись возможные пути…
А люди… Зря я к ним вернулся,
Но больше некуда идти.

И понял я уставшим мозгом,
Откинув оторопь и дрожь:
Везде, за грязью и за лоском,
Сокрыто все одно и то ж.

Что рай, что ад — все жизнь в неволе,
Да что теперь уж голосить,
Пойти в кабак, надраться, что ли..,
Подружек старых пригласить…

А там и море по колено…
— Ау, любимые, вы где?
Наташа, Оля, Вика, Лена!
Вы те еще или не те?..

Истопим баньку, выпьем водки,
Накроем стол, как в первый раз…
Скорей ко мне, мои красотки,
Я так давно не видел вас.

И в прорубь голыми, да с криком,
А с Ленкой можно за сарай.
На полчаса. А можно с Викой —
Устроим сами себе рай.
— А почему же не с Наташкой? —
Спросить изволите меня,
— А у Наташки две двойняшки,
Оставить не с кем — вот фигня.

У Ольги муж настроен строго:
Я знаю, мы почти друзья,
Шампанского — и то немного,
А трогать — так вообще нельзя.

Да и про Ленку с Викой тоже
Я так: все больше с юморком,
Там обе могут дать по роже
И отхреначить матерком.

Но все подружки отозвались
На мой немыслимый пассаж,
За полчаса за стол собрались
И сотворили антураж.

Что значит женщины! — Все четко!
Управились на стол накрыть,
Завить успели папильотки
И ножки стройные побрить.

А на столе!.. Кому б поведать…
Такое удалось сложить!..
Да там не то, чтоб пообедать —
Там можно две недели жить!

Имелось все, что нужно людям,
Уставшим в этом мире злом,
Чтоб монотонность серых буден
Раскрасить праздничным столом:

Салатиков четыре вида,
Мартини, водка, коньячок,
Петрушка с перцем для либидо,
И осетровый балычок.

Была селедочка под шубой,
С десяток приторных чурчхел,
Рассол, чтоб не горели трубы
На день грядущий в опохмел.

Салями, оливье, кальмары —
Все это съели не спеша
И принесли мою гитару —
Желала праздника душа.

И я запел про летний вечер,
Про клен, объятый тишиной,
Где проходили наши встречи
С любимой над речной волной…

Я пел, что пуст тот клен высокий,
И поле мгла заволокла,
И что любовь, как сон непрокий,
По жизни стороной прошла…

Я пел, что картою крапленой
Разлуку в прикуп принесло,
И место наших встреч у клена
Травой зеленой поросло...

Что сердцу жаль любви беспечной —
Никто не ждал такой финал,
А журавлей дорогой млечной
Осенний ветер вдаль угнал.

Что ни к чему теперь, наверно,
С цветами за тобой ходить:
В душе тоска, на сердце скверно,
И прежних чувств не разбудить...

Что грусть-печаль с щемящей болью
Пришлось раздать семи ветрам,
И теплых летних дней раздолье
Не возвратится больше к нам.

Что нас постигла неудача:
О чем мечталось - не сбылось,
И что моей любви горячей
Тебе сберечь не удалось.

На звуки ангелы слетелись
И серафимый шестикрыл —
Из первых уст послушать ересь,
Всю ту, что я от Бога скрыл.

Кто взял конфетку, кто лимончик,
Расселись молча по местам,
А кто поднес ко рту грибочек,
Хлебнув с устатку двести грамм.

А на десерт пирог черничный
И чай с халвой и пахлавой,
И а капелла очень лично,
И баня — в прорубь с головой,

И после лишней рюмки слезы
О доле бабской непростой,
И обострение невроза,
И валериановый настой…

А я, никем не замечаем,
Стакан плеснул для куражу…
И было! Было!!! За сараем.
А с кем — под пулей не скажу.

Казалось, вечности нам мало —
Пропало время в забытье,
И райским светом засияло
Мое пустое житие!

А серафим, слезу пуская
И дернув сто на посошок,
Сказал: «Тебя мы отпускаем…
Ну, так и быть, живи, дружок!».

Так вот о чем хотел сказать я, —
Еще, мой друг, мне чуть налей:
- Хоть говорят «все люди братья»,
Но все ж мне женщины милей.

Любите женщин, в них, родимых,
Сокрыт души небесный клад:
И сладость мук невыносимых,
И счастья горький шоколад.

А мой девиз предельно ясен:
Я жить хочу для милых дам,
А кто со мною не согласен —
Извольте в очередь к рабам.

А вдруг случится за сараем
Отведать терпкий виноград —
Шепну, от счастья умирая:
— Я все прошел: и рай, и ад!