Саиб

В сырых могилах времена шуршали
Преспокойно прахом ветхим;
Как будто бы пески пустынь себя ссыпали
В раскрытую ладонь младого бедуина,
Сапог которого натерт и чутким
Конь движением назад воды попросит.
Из сапога протертого — песка
Струя измятая ходьбой, горит
На солнце ножен блеск кинжала,
Дорога в Мекку страшно далека;
Конь фыркнул и переступил ногами,
Да лязгнув сбруей дернул мордой.
Саиб готов идти к Аллаху хоть веками.
Саиб тот бедуин, бесстрашный, молодой.
Он бережно берет сапог руками
И сидя на удобном валуне,
Цепляет на ногу сапог: путей не счесть.
И солнце жаркое во всей этой стране.
Но благородна будет земли родимой персть,
Что упадет на крышку гроба бедуина.
Он поднял к небу страдное лицо:
Он молод, но морщины режут кожу.
И взмокла потом будто ладная спина,
Что на плечах то небо держит, а концом
Его пути пусть будет Мекка: ножу
Взгляда он доверил память — вечна
В нем будет жить кисть винограда
Во садах Аллаха; идет в Мекку навсегда,
Чтобы оставить сердце свету истины.
Возьмет с собой в обратный путь
Всю мощь младой, прямой спины,
Плечами что все небо держит...
Он смотрит на коня: пытается уснуть
Как будто его скакун. Дрожит
Ногой передней, будто рвется...
Саиб тихонько над конем смеется.
Саиб сапог надел, уже стоит.
Коню дал отдых, пешим шел,
Сапог лишь надорвал вконец.
И под узду коня до Мекки будто вел...
И смотрит вдаль: в могиле ведь отец.
И мать давно похоронил. Печаль светла.
Взял под узду. Ногою стремя взял.
Воссел и кликнул зычно ввысь: пора.
И взглядом мощно время обуял.
А время это тех песков гора,
Что прахом во могилах в тьму шуршат.
И память о садах Аллаха свята вечно.
До Мекки долог путь; но ветры говорят...

Что озарение души святой бессрочно;
А он — Саиб, он бедуин и молод.
И гложет изнутри дерзаний голод.
И в поступи коня движенье точно.