Бабель

               
               

Матвей Андреевич и Аграфена Макаровна прибыли в деревню Березники во время первой и самой активной волны миграции русскоязычных из союзных республик. Жили они до этого в Караганде, работали, там же ушли на заслуженный отдых, но «отдыхать» под казахстанским небом долго им не довелось: стали лишними там тысячи тех, кто когда-то родился в России. Вместе с ними выехали из республики и их взрослые дети со своими семьями,  но они приобрели жильё в райцентре. Что ни говори, какая никакая цивилизация, работа, хоть копеечная, да школа средняя детям.
Поселилась пожилая пара в стареньком доме, среди таких же пожилых людей, как и сами. Несмотря на немолодой возраст, выглядели они браво и были очень симпатичной парой. Видно было, что любят  друг друга, внимательны взаимно. Стоит, бывало одному супругу отлучиться куда-нибудь даже на короткое время, другой стоит у калитки, дожидается. А уж если к соседям кто из них пойдёт на часок, не успеет дверь в комнату закрыть, другой тут как тут.
Но была между ними какая-то недосказанность.
Порой словно чёрная кошка пробегала, и тогда находила на Макаровну дикая злоба, она рвала и метала, и, казалось, что в такие минуты она готова была убить своего мужа, не содрогнувшись. В такие моменты называла она его не иначе, как Бабель, и припоминала ему что-то неприятное, что именно, соседи расслышать не могли, потому что в такие минуты, а порой даже часы, она не говорила, а шипела, как змея. Сравнение это никак не подходило к Аграфене, потому, как была она добродушная и весёлая, простая и щедрая. Однако, что было, то было. Прилюдно, конечно, старалась сильно не проявлять своего неприязненного отношения к супругу, но оно нет-нет да вырывалось наружу. Бывало, если ей покажется, что есть повод, зашипит, выпуская из своих чёрных глаз искры: «Бабель, забыл что ли?.. Глаза б мои тебя не видели!».  Или того хуже: «Сгинь с глаз моих и не возвращайся! Зреть тебя не могу, Бабель несчастный!».
        Матвей Андреевич терпеливо переносил все укоры своей любимой Макаровны, но видно было, как темнело его лицо при таких пожеланиях супруги: то ли память о чём-то была не очень приятной, то ли упрёки жены по горло надоели.
       И вот однажды не вытерпела соседка их Поли на - то ли любопытство замучило, то ли жаль невмоготу Андреича стало. Собралась она с духом и спросила Макаровну:
-Соседка, ну, скажи, как на духу, за что ты всё мужа проклинаешь и  почему ты его так зовёшь?
-Как зову? – удивилась Аграфена.
-Бабель!
-А-а-а! Так Бабель и есть Бабель – Кобель и Бабник. А твой разве не Бабель был?
- Ох, Макаровна, и не жалко тебе его? Он у тебя ведь хороший мужик. Глянь, всё для тебя. А как ухаживает, когда болеешь! Да у нас не только в деревне, во всей области такого не найдёшь!
-Знаю, Ивановна, знаю, а ничего с собой поделать не могу. Обидел он меня в жизни и не раз… .
-Тебя что ли одну обижали? Пора забывать. А то помрёшь нечаянно и грех с собой унесёшь - ты же знаешь, что грех большой на том, кто не прощает.
-Всё я понимаю, Поля, ночами не сплю, плачу, Богу молюсь, а взять себя в руки не могу. Встают передо мной картины из прошлого. Ну, как, скажи, забыть? Лет двадцать назад это было. Ночью просыпаюсь по нужде, а его нет рядом. Я испугалась, все комнаты обошла, нигде нет. Думаю, может, покурить в подъезд вышел. Открываю потихоньку дверь, а он в подъезде с соседкой милуется. Я дверь захлопнула, а сама рядом рухнула – сознание от неожиданности потеряла. Он в дверь, а открыть не может, я валяюсь под дверью. Он скорую вызвал. Пока скорая ехала, я очухалась. Кончилось тем, что поменяли мы квартиру на частный домик, чтоб соблазнов меньше было.
-Ну, и забудь. Чего ты себя мучаешь понапрасну? Мужик он и есть мужик со своей природой: у них ведь в крови – выпить да погулять.
-Так если б на том и кончилось. Нет же. Года не прошло, его опять к соседке потянуло, теперь уже к новой. И опять я свидетелем оказалась. Иду я как-то утром в свой сад, а они под её яблонькой  о чём-то мило шушукаются. Он, пёс шелудивый, сорвал розу на моей клумбе, стоит перед ней, отрывает лепестки и сыплет ей на голову. Что я по-твоему должна была сделать?
-Взять дрын да погонять их по огороду!
-Нет, милочка, зачем людей смешить? Я подошла к ним, взяла за руку своего законного супруга, а ей прямо под самый нос фигу поднесла, мол, накося, выкуси. Привела его тихонько домой и заявила, что больше терпеть не могу, подаю на развод. А какой там развод – трое неустроенных детей.
Жаль, конечно, ему было расставаться с профессией бабника, но всё-таки  притих надолго. Не знаю, может, и бывал где ещё, но сорока на хвосте не приносила. Дети выросли, женились, замуж вышли, давно своими семьями живут… А я вот, глупая баба, никак не хочу понять мужскую натуру. Как вспомню, так и начинаю уничтожать его словами. А чем ещё? Хотела изменить ему назло, да не получилось, не смогла: один он у меня такой – Бабель.
-Не обижайся, Макаровна, но скажу тебе так: дурочка ты старая. Зачем мужика мучишь? Он бы всё это сто лет назад забыл, если б ты ему не напоминала. Любит он тебя даже сейчас, старую. Видно же это без бинокля. А, избави Бог, потеряешь его, ох, жалеть будешь да проклинать себя.
-Сама всегда об этом думаю, а сдержаться не могу.
-Держись, Макаровна, держись!
На том и закончили соседки свой откровенный разговор. А вскоре Матвей Андреевич заболел и слёг. Врачи дали ему сроку два месяца. Аграфена ходила, как тень, - ни жива, ни мертва. От постели больного не отходила, отлучалась только на время, чтобы выплакать своё горе.
Помер Матвей Андреевич в шесть часов вечера, на пасху. Дети съехались заранее. Сборы Андреича в последний путь были недолгими: всё было подготовлено заранее. У гроба собрались родные и соседи, поплакали, попричитали и разошлись. Всех отпустила Макаровна, сказала, что сама будет сидеть возле супруга всю ночь…
…Полине не спалось. В двенадцатом часу ночи она пошла к соседке, чтобы подменить её на невесёлом посту, дать отдохнуть Аграфене маленько. Она потихоньку вошла в дом. Дети и внуки спали, кто-где сумел пристроиться. И только одна Макаровна сидела  неподвижно у гроба с низко склонённой головой. Голова её лежала на руках покойного супруга. Подойдя ближе, Полина сказала: «Макаровна, иди, поспи немного, а я посижу». Но соседка не реагировала. Тогда Поля положила руку на её плечо и быстро её отняла: плечо Аграфены было мертвенно холодным.
-Ах, Макаровна, Макаровна! Ушла вслед, не выдержала! Там хоть не пили его… Господи, прости рабу твою Аграфену, не помяни ей согрешений её вольных и невольных.