Последний вальс

- Хочу научиться танцевать вальс.

- Чего-о-о?

- Вальс. Ты в курсе, что такое вальс? Его танцуют.

- Вчера ты хотела тату.

- Верно. Как одно  противоречит другому? - Она полулежала в кресле, курила

каннабис и заедала дым шоколадом, – выключи ты это дерьмо. Как можно такое

слушать?

- Как можно курить траву и есть шоколад? – вопросом на вопрос ответил он.

Этот дешевый рэп надоел ему самому, но он не выключал – чтобы позлить ее.

Хоть как то отомстить за ее холод.

- Тогда принеси мне молока.

- Час от часу не легче. Ты извращенка.

- Не больше чем ты. Не выключишь? – не дожидаясь ответа, они сняла с ноги

туфлю и швырнула в стоящий на гладильной доске магнитофон. Не попала. Туфля

отлетела в стену, уронив висевший на одном гвозде календарь на 1995 году, с

полуголой девицей.

- Ты придурок, - вяло продолжила она. Ты не умеешь танцевать вальс, слушаешь

дерьмо, и у тебя в доме нет молока. Еще и календарь не в состоянии снять за

прошлый год. Через две недели будет уже девяносто седьмой. Что ты подаришь

мне на Новый год?

Он затушила сигарету, испачкав ее черничной помадой.

- Шлюха. Я же люблю тебя больше жизни.

Она не ответила. Сняла вторую туфлю, покрутила на каблуке и задумалась –

швырнуть в него или в магнитофон. Потом передумала и кинула ее на пол. Было

лениво производить активные действия.

- Поставь Штрауса.

- Кого??

- Иди на х**…

- Какого черта ты приходишь ко мне, пьешь мой коньяк, куришь мою траву и

оскорбляешь меня? Ты даже уже не спишь со мной. – он начал заводиться.

- Потому что ты мне это позволяешь. Ты подкаблучник. Если б ты хоть раз

е*нул меня хорошенько. Я бы относилась к тебе по-другому. Я бы тебя

уважала.  И спала бы с тобой.

- Я не могу так. Ты ломаешь меня. Ты сделала из меня тряпку.

- У тебя серьёзно нет Штрауса?

- Ты вообще слушаешь меня?

- Ты таскаешься за мной, потому что тебе ни с кем не было так в постели?

- Да… Нет! И это тоже, черт возьми!

- Не нервничай. Покури. - Она протянула его окурок тонкими пальцами и

длинными ногтями с треснувшим черным лаком.

- Я не хочу курить. Я хочу тебя.

- Отстань. Я хочу нормальную музыку. И молока. Отвези меня домой.

- Я выпил.

- В сентябре тебя это не остановило.

- В октябре. Именно тогда меня лишили прав.

- Сейчас тебя уже нечему лишать. Жарко у тебя.

Она медленно встала и стащила с себя платье. Дешевая синтетика, купленная у

хлынувших в Россию китайцев, с треском упала на пол.

- Зачем ты дразнишь меня?  - он жадно уставился в ложбинку на ее груди,

упакованной в такой же дешевый китайский бюстгальтер. До него донесся запах

резкого дезодоранта, пота и синтетики.

- Нисколько. Просто мне жарко.

Она начала снимать колготки, но ей стало лень, и оставив их стянутыми до

бедер, она опять села в кресло.

- Ты дашь мне денег?

- Сколько?

- Миллион. Я хочу шубу. Из натуральной овчины.

- Я зарабатываю семьсот тысяч в месяц. Которые мне задерживают четверной месяц.

- Иди разгружать вагоны.  – она опять подожгла сигарету и меланхолично

затянулась.

- По-моему, тебе уже хватит. - Он забрал у нее чинарик.

- Отда-а-аай! – ноги, запутавшись в колготках, взметнулись в воздухе.

- Я разгружаю вагоны, чтобы поить тебя дешевым коньяком. Чтобы ты курила

траву. Чтобы купить тебе это чертово дешевое платье!

Ему стало стыдно. Перед ней – за то, что он не может купить ей шубу из

натуральной овчины. Перед собой – за то, что он оправдывается перед этой

потаскухой, которая мучает его. Хотелось плакать от бессилья.

Он обессиленно опустился на пол.

- Я хочу ребенка от тебя.

- Отстань. Должно быть это очень забавно, но мне лень смеяться.

Бессилье и стыд сменились непонятной тяжелой злобой.

- Ты сука. Как и все предыдущие. Ты сука. Сука. – исступленно повторяя

«Сука» он вышел из комнаты и пошел в ванную, прихватив отвертку.



***
Когда он вернулся, она уже спала. Он высадил в нее три обоймы из «Стечкина».

В девяностые у каждого второго был пистолет…



***
Он не дожил до суда. Повесился в камере, нацарапав на стене черенком ложки

«СУКА».

А вальс танцевать он умел. Но было стыдно ей в этом признаться.