Сто лет после юности

…А юность ушедшая все же бессмертна… (с)

Лёне, моему школьному рыцарю, который стал Леонидом и капитаном.


1.

Ах, осень последнего школьного года!
Бездонного неба – лазурная хмель,
листва – цвета самого первого меда,
на вздохе волос - заблудившийся шмель;
грифоны у входа в Зеленый театрик,
пустынность аллей, прелый запах земли…
в небес безоглядность взмывающий шарфик
и – туфельки-лодочки в звездной пыли.   
Нас осень звала, златовласая фея,             
в восторг серых глаз, в трепет влажных ресниц, 
связав паутинками грёз. И, немея,
послушно брели мы, принцесса и принц.         
Днём в парке, распахнутом солнцем и смехом,
дымками озябших сентябрьских костров,
играли мы в прятки с застенчивым эхом
и в осень вплетали мелодику строф.
В смешливости праздной танцующих листьев               
покоили жар ожидающих губ,               
а ветер-повеса, шмыгнувший по-лисьи,
студил наши головы, дерзок и скуп,
 

2.

А осень дразнила ночными кострами               
у вод Танганьики, где гулкий тамтам               
бил током по нервам, открыв над мирами               
тропу самым дерзким и буйным мечтам!      
Когда тьма над озером ляжет глухая,
и звезды зажгут африканскую ночь,
кофейные дивы из племени хайя
глазами газельими выманят прочь –
на танец-полет, на тревожное счастье,
где пламя лизнет языками рассвет,
браслеты зарю прозвенят на запястьях,
и там, только там принесем мы обет.
Смешная, наивная школьная осень               
лучилась смешинками радужных грёз,               
манила нас вдаль и куда ни попросим -
за тысячи тысяч затерянных вёрст,               
где в старой ротонде Эолова арфа   
слагала из ветра щемящий напев.
Но тщетно нас юных на Piazza San Marco
в Венеции дальней крылатый ждал лев.


3.

Та юная осень вином напитала,
омыла симфонией солнечных струй.
В кленовом венке стихла эпиталама, 
растаял средь звезд первый наш поцелуй. 
А осень  звала задохнуться от счастья!
Доверчиво мы ей внимали. Она
в багрянце осеннем просила остаться,
испить нашу шалую радость сполна.
Но море пленило тебя синей бездной,
меня поманила иная стезя.
И мы разбрелись в суете поднебесной,
от юности дерзкой беспечно скользя.
Полночные звезды ложились в ладони,
Жаль, в Африке лотосы рвали не мы,               
несли свои судьбы, искали гармоний,
минуя беду от тюрьмы и сумы.
Порой высекали из камня камеи               
и даже алмазы гранили не раз,
с улыбкой листали качели… капели,
вздыхая украдкой над пафосом фраз.


4.

Бурливые весны менялись на зимы,
врывались кометой, скрывались вдали,    
И все купины были неопалимы.               
Но вот уже – осень… дожди… журавли.
Сто лет после юности вдаль убежало.
Случился июнь, бушевала метель,   
сквозь пух тополиный звонок запоздалый
взорвал устоявшихся дней канитель.
То школьная осень откликнулась эхом,
и все танганьики, и африки все
вдруг вспыхнули разом, и ты вдруг приехал
по встречной, опасной, лихой полосе.
- Привет! Сколько лет, сколько весен!
- Две жизни!
- Все те же глаза, я их видел.
- Во сне?
- У Дрейка в проливе. И также капризны.
- Глаза там… тонули?
- Спасали. Шел снег…
- В проливе пиратском?
- Мы шли к Антарктиде.
О чем – я! Ну, здравствуй же, юность моя!
- Ой, здравствуй!
- Я видел тебя на «Сильфиде».
- И – вспомнил?
- Забыть жаркий всполох огня?   
 

5.

- Шпаргалки твои даже где-то хранятся.
- Мои? 
- А то – чьи же? Ты… счастлива?
- Да.
- Но… Африка наша?..
- Нам было семнадцать.
- Как сказочно быстро промчались года!
И те разноцветные в парке качели...
- Гроза…
- И земля уплыла из-под ног.
Я скрипку не брал в рейс, когда поглядели
Из волн океанских глаза.
- Может, Бог?..
- Твои. Я их знаю, смеются и плачут.
Хотела луну ты, я сыр предлагал.
- Не хмурься. Мы – юность. Сложилось иначе.
- Тебе повезло, ведь я – не идеал. 
- Качала Вселенную я, как ребенка,
Такую пушистую, мягкую.
- Сон?
- И напевала ей что-то тихонько…
- Держи, это - пять итальянских канцон,
В Палермо случайно услышал. Запишешь?
Пришли мне свой голос на диске. Не плачь…
Смотри, улыбается слон на афише.
Эх, годы помчались без удержу вскачь!


***

Июнь… одуванчики дружно седели,
метель нежным пухом слепила глаза.
«Сплести не дано было нашей кудели», -
ты с теплой улыбкой, прощаясь, сказал.
Сто лет после юности! Все перемены               
пером Синей птицы на память легли.   
Сквозь сны и рутину мы юностью пленны.
Поземка… июнь… голос первой любви.      
            



(Из цикла "Капитан")