Как я стал мужчиной!

Все девчонки в нашем саду были ябедами, задаваками и носили белые и розовые трусы в горошек. Горошек был самый разный красный, синий, розовый, жёлтый и определённо имел сильное влияние на характер хозяйки. у главной ябеды Соньки он был ядовито-зелёный.

Детсад на Автозаводской улице находился сразу за почтой и идти туда надо было под арку, а затем в четырёхэтажную пристройку к большому кирпичному десятиэтажному дому. Двор был большой с огороженной детсадовской частью, но поскольку поездки в сад с площади Пушкина проходили в полусонном состоянии, то ни они, ни однообразные гуляния возле пар деревянных корабликов, качелей и горок в моей памяти не отложились. Зато недельное пребывание в саду запоминалось. Если завод работал шестидневку, то детей родители забирали только на шестой день. И много чего происходило за это время.

Но особенно запоминалось постоянное важничанье девчонок и их  ябедничанье, что кто-то у них отобрал игрушку или толкнул. Разумеется, воспитательницы всегда вставали на сторону девочек, требуя им всё прощать, и поэтому мальчики находились в положении униженном, угнетённом и безрадостном. К тому же девчонки в туалете усаживались на толчок, расправив платья, а нам приходилось спускать штаны и писать стоя у них на глазах, за что мы подвергались насмешкам и придиркам, так как мы всё делали, по их мнению, неправильно. Это нас сильно задевало.

Особенно мальчишкам было обидно, когда за девчонок заступалась новая воспитательница старшей группы Лидия Михайловна, молодая, красивая, стройная женщина с длинными пышными рыжеватыми волосами и внимательным прищуром серых глаз. Она всегда ходила в сильно накрахмаленном белом халате. Строгая воспитательница могла поставить нарушителя в угол и даже хлестануть ремнём, что было не больно, но обидно.

Моему черноволосому смугловатому приятелю Толику не везло больше всего и, однажды вечером перед сном, он уговорил меня насолить воспиталке и перепутать все тапки в группе из тридцати человек, чтобы сорвать ей утром сдачу смены. Как и я, приятель был в старшей группе второгодником. Нас не взяли в школу, потому что семь лет нам должно было исполниться осенью, что сильно осложнило жизнь наших родителей, которые правдами и неправдами должны были выбить для нас места в детсаду.

Понятно, что в конце мая, когда детсад готовился к выезду на дачу в Лопасню, мы были уже почти восьмилетками и нам казалось, что воспитательницы к нам придираются из-за этого, чтобы на дачу не брать.
-Митяй, а давай мы все тапки перетащим к Соньке. Она жуткая ябеда и тогда ещё и её накажут, наверняка- горячо зашептал он мне через проход между кроватями и я, подумав, согласился принять участие в праведной мести.

Зуб на белобрысую Соньку имел не только он. Мне эта ябедная девчонка тоже испортила много крови. И вот, сказано-сделано. Толик двинулся на соседний ряд. А я пополз по нашему ряду под кроватями и народ, который ещё не спал, главным образом девочки, сонно спрашивал, что мне было нужно. Но, узнав, что я ползу на спор, отпускали мою ночнушку и больше не препятствовали моему ползанию и пыхтению, не мешая мне заниматься наглым вредительством.

Однако, уже возвращаясь с кучей тапок за пазухой и, естественно,  теряя их по дороге, я прополз под Сонькиной кроватью и попал, как кур в ощип. В меня вцепились две девчачьи руки и сурово потребовали объяснений по поводу нарушения суверенитета их территории. Моё безрадостное положение жутко осложнялось выпадающими из-за пазухи тапками, а также тем, что, как и все дети, я был в одной ночнушке. То есть без трусов. Это позволило хулиганкам вести себя в моём отношении более, чем нескромно и задирать подол, задыхаясь смехом и вытряхивая из меня тапочки.

Подружки забавлялись моей беззащитностью и так громко хихикали, что дежурная воспитательница Лидия Михайловна, молодая рыжуха с острым носом и суровой лисьей мордочкой, старательно обошла все проходы, но меня не заметила. Как выяснилось позже, Толик собрал только пяток пар, устал и преспокойно вернулся на кровать, досматривать сны. Все беды от придуманной им затеи с местью воспитательнице, чтобы она утром не могла сдать смену из-за перепутанных тапок, обрушились на меня.

После ухода воспитательницы к себе, девчонки снова начали стаскивать с меня ночнушку и запугивать предстоящим наказанием. Запугивание они дополняли своими увестистыми шлепками по филейной части и болезненными щипками. Только клятвенное обещание отдавать им кисели и компоты всю неделю разжалобило их жестокие сердца и я пополз к себе, исхлёстанный и исцарапанный, без тапок, в перемятой ночнушке.

В довершение моего несчастья выяснилось, что и пожаловаться на неудачу было некому. Сосед Толик спал, как сурок, мерно посапывая носом. И, хотя моему огорчению не было предела, я ворочался не долго и вскоре провалился в глубокий-глубокий  сон.

Разбудили меня громкие крики возмущения в спальне, поскольку у половины детей не было тапок. Соответственно, сбегать в туалет они не могли и с жалобами бросились к наглаженной и накрахмаленной Лидии Михайловне. Она сурово нахмурилась, но разобраться не успела, поскольку Сонька и её подружка громко закричали.

-Лидия Михайловна! А вы посмотрите, какая здесь гора тапок у Митьки под кроватью. Значит, это  он их все и утащил.
С совершенно убитым видом я стоял перед воспитательницей, а предательницы опять дёргали и щипали меня у неё на глазах, давясь смехом, поскольку они умудрились ночью переправить все тапки ко мне.

-Ребята, быстро разберите свои шлёпанцы!- скомандовала воспитательница.
Так провалилась наша с Толиком затея задержать уход воспиталки со смены, не говоря уже о наказании ябеды Соньки. Пословица…не рой другому яму оправдалась на все сто! Через три минуты дети весело побежали умываться и переодеваться к завтраку, а я остался у своей кровати, размазывать слёзы обиды.
-Будешь стоять до обеда!- пригрозила воспитательница, а затем подняла подол моей ночнушки. И трусы не одевай. На обед пойдёшь без трусов.

Однако маленькая коренастая подвижная брюнетка Антонина Васильевна оказалась не столь зловредной. Проводив строгую рыжуху, она велела нянечке оставить мне завтрак и, зайдя в спальню, весело отвесила мне шлепок под зад.
-Ладно, беги безнадёжный олух-Митя! Преступления надо лучше прятать, диверсант! Иди, умойся, оденься и позавтракай! А Лиде скажем, что я тебя взамен стояния три раза стеганула. Договорились? Ну, чего стоим? Или стегануть всё же для памяти? Тогда я пошла за ремнём…

Я сорвался с места и через пять минут уже сидел за завтраком в пустой комнате, один- одинёшенек. А Сонька с подружкой нагло вперлись туда требовать мой компот, но приятель Толян, довольный тем, что я его не выдал, был поблизости и наехал на нахалок, выпятив живот и они ретировались.

На следующий день была рабочая суббота и родители не пришли за своими детьми. Но зато был объявлен банный день и воспитательница с нянечкой принялись нас тереть мочалками и мылить с ног до головы до громкого писка. Мытьё воспитанников тоже было совместным и мы привычно не обращали внимания друг на друга. Но зато все движения стройной Лидии Михайловны, её изгибы и наклоны, смех, вдруг взволновали меня и я не выдержал. Пока она мыла ябеду Соньку я подошёл сзади и провёл пальцем по её ягодице, поскольку она мыла нас не в рейтузах, как нянечка, а в узких открытых трусиках. Воспитательница удивлённо обернулась и ничего не сказала. А затем, передав ябеду Соньку для ополаскивания нянечке, принялась сильно натирать меня, плотно прижимая к своему телу и осматривая со всех сторон. Наконец она усмехнулась и сказав «Проваливай!», толкнула меня к нянечке.

Только после выходного, в понедельник, оставаясь дежурить на ночь, она подвела вторую воспитательницу к моей кровати и что-то ей зашептала.
-Я же  говорила заведующей, что нельзя восьмилеток брать в общую группу. Они уже соображают. Он меня потрогал. А когда я его тёрла у него…-дальше я не разобрал, что она ещё наговорила про меня. Можешь проверить. Видишь, спит на боку и руки между бедер. Вполне возможно…
Неожиданно слетевшее одеяло заставило меня открыть глаза.
-А ну, вынь руки из бёдер и подними ночнушку! -прозвучала резкая команда Лидии Михайловны.

С глубоким стыдом я выполнил распоряжение воспитательницы и получил не сильный, но обидный шлепок ремнём.
-Ну, видишь, ничего нет. Он просто так спит, как привык-улыбнулась миловидная с ямочкой на щеке воспитательница Антонина.
-Сегодня нет, а завтра будет! -непреклонно заявила рыжуха. Я как раз диплом пишу о таких детях и знаю, что говорю. Проверяй его чаще и руки под одеялом держать не давай.
С этой поры обе воспитательницы настойчиво следили за моими руками и лазили под одеяло своими, чтобы проверить, всё ли у меня в порядке.

Только через два года я увидел их уже почти в десять лет в младшем отряде пионерского лагеря в Васькино и получилось так, что обе женщины спасли мне жизнь. Первой была златовласка Лидия Михайловна, которая, выведя отряд за лагерь, отвлеклась на разговоры с воспитательницей другого отряда. Весна закончилась недавно и заливной луг сверкал бриллиантами капель росы. Над лугом летали бабочки и стрекозы. Я с двумя девчонками незаметно ушёл за кусты на второй луг и пошёл за самой большой бабочкой. Почва перестала чавкать и сменилась просто большими лужами воды. Тогда я стал выбирать дорогу и по кочкам пошёл дальше за красиво порхавшей бабочкой.

-Митя, стой!- истошный крик воспитательницы ворвался в моё сознание и я остановился на покачивающейся кочке.
Вокруг и дальше темнела совсем чёрная вода, едва прикрытая осокой.
-Стой и не шевелись!- обмирающим голосом скомандовала воспитательница и осторожно, соразмеряя шаги, пошла ко мне.

Когда она подошла совсем вплотную, то я очень испугался. В её лице не было ни кровинки и только серые глаза, казалось, увеличились чуть не в половину лица. Молодая женщина подхватила меня на руки и, щупая каждую кочку ногой, потащила из болота.
Естественно, что на этом наша прогулка закончилась и отряд вернулся в свой спальный корпус.
Но уже на следующий день мы оба поняли, что могло произойти. Два деревенских мужика вынесли из-за кустов и положили на траву грязное тело утопшей козы.

-что случилось?-встревоженным голосом спросила Лидия Михайловна у закуривших мужиков.
-Да вот коза у Артемьевны заблудилась и на заливной луг подалась. Утопла. Вот только вытащили..-объяснили колхозники.
Шарахнувшись от мужиков с побледневшим лицом, будто увидела чёрта, Лидия Михайловна подошла ко мне и взяла меня за руку. Возвращась с прогулки назад она, проходя мимо заливного луга, снова взяла меня за руку.

Следующее происшествие случилось в июле. К огромной радости мальчишек поспели жёлуди и, отправляясь на прогулку в лес мы собирали целые карманы желудей, из которых можно было делать человечков, точно как в журнале «Мурзилка» , а потом разыгрывать их на конфетные фантики. Поскольку под деревьями желудей почти не осталось, мы начали отходить за деревья и кидать вверх палки. Эта охота на желуди нас очень увлекла, но воспитательницы не очень то обращали на это внимания, требуя чтобы мы слишком далеко не уходили.
-слабаки! Разве такие палки надо кидать!-услышали мы и оглянувшись увидели трёх местных мальчишек.

Самый старший из них, явно восьмиклассник, решил блеснуть своей силушкой богатырской и подобрал здоровую сучковатую корягу.
-Щас! Будут вам жёлуди!-пообещал добровольный помощник и закинул корягу так высоко, что жёлуди дождём посыпались на землю.
-ура! –завопили мои друзья и я рванулся за ними  подбирать падающие жёлуди.

Но это было явно преждевременно с нашей стороны. Дубина лишь чуть зависла на ветвях  и когда я подпрыгнул от радости, желая показать полные ладони с жёлудями произошла встреча моей глупой головы с равнодушно падавшей дубиной. Говорят, на кого бог пошлёт! В этот раз бог почему то прогневался на меня, хотя я лично вёл себя хорошо, маленьких не обманывал и даже каждое утро подолгу чистил зубы. Но богу всего этого добра показалось мало и он треснул меня по голове самой сучковатой частью огромной дубины.

Яркие звёзды в моих глазах сменились кроваво-красной пеленой непогожего заката. О том что это не закат я понял, потрогав его. Это была кровь, моя кровь. Но главное было в том, что я ослеп. Я ничего не видел! Не знаю, кто то не верит, что от иерихонских труб могли рухнуть стены крепости. От моего рёва точно бы рухнули. Во всяком случае мои друзья потом утверждали, что дубы в округе зашатались, местные ребята улетучились, как будто снесённые ветром. А на мой крик в панике прибежала перепуганная Антонина Васильевна с подругой, которая увидев кровь на моём лице свалилась в обморок. Но Антонина героически пожертвовала подругой и буквально переступив через её бренное тело, семимильными шагами, прижимая меня к груди помчалась в медпункт.

-Честное октябрятское, бежала как в сапогах-скороходах, земли совсем не касалась!-утверждали потом мои друзья.
Но я с перебинтованной головой, как у Щорса из песни «Шёл отряд по берегу…» недоверчиво смотрел на них и думал …заливают!
-Да вам небось с перепугу почудилось!-утверждал я, ощупывая на голове вроде бы приличную шишку.

Шишка служила предметом моей особой гордости и я уже пару раз чуть не подрался из-за неё с теми, кто недоверчиво хмыкал и говорил, что шишки нащупать не может.
Но к моему разочарованию, повязку через неделю сняли, а врачиха ещё и обозвала меня трусом, который царапины испугался. Сама бы попробовала ослепнуть от потока собственной крови, лекарша несчастная.
-это я то испугался? Да я ничего не боюсь, просто я застенчивый, антонина Васильевна-утверждал я, идя рядом со своей второй спасительницей и заглядывая ей в лицо, почему то жутко напуганный, что она из-за моего громогласного рёва, действительно  считает меня трусом.

Но Антонина Васильевна только покачала головой с пушистыми стриженными тёмными волосами  и поулыбалась, чем совершенно разорвала моё сердце.
-но как заставить её поверить, что я не трус?-мучился я, совершенно не находя себе места и похоже мог влипнуть опять в какую то печальную историю.
Однако бог, на которого я понапрасну обижался, предоставил мне возможность доказать свою смелость.

Заканчивался июль и казалось, что все возможные грозы лета тысяча девятьсот шестидесятого года уже отгремели. Но это было не так. Уставши от длительной прогулки наш отряд будущих смелых пионеров наслаждался отдыхом за столами на веранде и ожидал пока нянечка, воспитательница и пионервожатая с тремя помощницами-девчонками разнесут по столам еду.

Совершенно непроизвольно, удивлённый внезапной тишиной я поглядел через окна веранды на тёмно-синие небо и удивился отсутствию на нём солнца. А точнее его снижению на уровень леса и превращению в маленький апельсин. Но это было недолго. Солнце не хотело худеть, наоборот вскоре оно набухло до большого шара и покатилось-полетело по аллее от футбольного поля между двумя линиями стройных тополей и вскоре чуть приостановилось на середине аллее. Набухнув теперь до уровня огромного циркового шара оно опять двинулось к нашей веранде, явно собираясь её снести. Раздался страшный грохот, а затем вой ветра и небо мгновенно почернело.

С пронзительным визгом весь храбрый отряд будущих юных пионеров бросился под столы и скрылся под скатертями.  Антонина Васильевна, зажав уши руками скорчилась под столом напротив меня. Она присела так глубоко, что я увидел её голые ляжки и светлые трусики на которых расплывалось тёмное пятно. Глаза воспитательницы были совсем закрыты и она визжала также как все наши девчонки. От страшного удара ветра распахнулось двустворчатое окно и зазвенело, грозя осыпаться стёклами.

Поняв, что надо на что то решаться я медленно как сомнамбула выбрался из под стола и шатаясь пошёл к распахнутому окну. Нянечка стояла на месте с остекленевшими глазами. Ускорив шаг, я бросился к окну и закрыл створки борясь с мощным порывм ветра и редкими брызгами. Я понял, что мне помогают и оглянулся на нянечку.
Со словами «вот молодец-умница!» она толстыми пальцами старалась запереть кривой шпингалет и ей это удалось.

Странные изменения произошли в этот вечер. Зайдя рассказать нам очередную страшную историю про белую перчатку, которая по ночам душила своих сестёр, чтобы стать великой колдуньей, Антонина Васильевна прищуренным взглядом обвела спальню мальчиков и неторопливо подошла к моей кровати. Она села плотно прижавшись ко мне и, обдав замечательным запахом духов, начала свой рассказ. Тепло её тела возбуждало не меньше, чем рассказ, который она иногда говорила глядя на меня, будто бы для меня одного. Иногда она поправляла короткую плиссированную юбку и распахивала ноги, чтобы мне было видно, что теперь на ней чистые белоснежные трусики.

Самое удивительное случилось на следующую ночь. Войдя в палату перед сном наша красавица Лидия Михайловна тоже не долго ходила между рядами, а вскоре уселась на мою кровать заботливо подоткнув одеяло. Запах её духов был ещё более очаровательным. Она рассказывала фантастические истории Жюль Верна.
А затем сказав всей палате «спите, ребятки!»-она нежно погладила меня по бедру. Спи, мужичок! Спокойной ночи!