Глубокий ночной сейшн

ГЛУБОКИЙ НОЧНОЙ СЕЙШН.

Мы заспорили. Схватили друг друга за грудки. И тут басист по прозвищу Кувалда нанес мне сокрушительный удар в челюсть. Я улетел в барабаны и отключился. Истошно заорала солистка, кто-то наступил на самопальный удлинитель и свет в гараже потух.

Открыв глаза, я обнаружил себя на летней лужайке под слепящим солнцем.

«Рай?!»
«Все гитаристы попадают в рай?»

……………………………….

Древние греки любят музыку.
Через пару месяцев рабства, хлопоча по кухне, я впервые насвистел «Санта Лючию». Мой хозяин заплакал от восторга и весь вечер я пел для его гостей по-русски «Море чуть дышит ровным покоем, издали слышен рокот прибоя…» Публика неистовствовала.

Через неделю со справкой об освобождении и тремя музыкантами в коллективе – дудка, лира и кифара – я двинулся по Греции. В нашем репертуаре были: неаполитанский фольклор, русский шансон, Макаревич, Розенбаум и «Крематорий». «Утки», «Безобразная Эльза» и «Владимирский централ» рвали публику в Коринфе и Милете, Спарте и Фивах, Сиракузах и Родосе. Широко по Фессалии и Эпиру, Пелопоннесу и Халкидике, островам Архипелага и селениям Малой Азии разнеслась слава нашей джаз-банды.

«Весь мир у нас в руках, мы звезды континентов!» орал я уже по-древнегречески на дионисийских вакханалиях, открытии Олимпийских игр и жертвенных мероприятиях лучших площадок Ойкумены.

Сбылось заветное - мы покорили Афины!

Дружба с Периклом, Фидием и Аспасией, наши задушевные беседы и долгие посиделки за чашами терпкого – навели меня на мысль о симфонической музыке.

Над Элладой зазвучал Моцарт и Бах.

Греция объединилась, отказалась от работорговли и ввела конституцию.

Партия «Единая Греция» победила на выборах со 146-ю процентами под мощное пение «Вставай Эллада огромная!».

Демократизация, замирение по всем фронтам и всеобщее смягчение нравов вызвало к жизни камерные формы.
Я изобрел рояль.

Из уютных афинских двориков полился в теплые сумерки Шопен и Рахманинов.

А я уже рыдал над первой электрогитарой. Золотая молодежь списывала аккорды «Смок он зе воте» и «Сатисфекшн». Но когда на центральном гипподроме Афин я ударил по струнам и заорал в микрофон «Ол ю нид из лав, кам тугеза!» - блюстители морали напряглись.

И был суд.
И была чаша с цикутой.
И верные ученики плакали, когда я попросил вернуть петуха.

…………………………………

Я открыл глаза.
Кувалда уже сбегал за водкой.
Мы долго пили и мирились, рассказывая друг другу какие зашибатые мы музыканты.
А потом пьяно исполнили вместе с шалавой-солисткой «Я иду по улице словно чумачечий…»

Выходя из гаража после ночного сейшена я не сразу заметил, что у нашей машины нет колес и она парит над асфальтом.