Светлана и Женский век. Часть вторая. 8. целиком

8.
ОПАЛА.

«А красота физическая – чудо,
Как неописанна и грация ея.
Но лжива так, безнравственна покуда
И удивляет честолюбием меня.
При жизни матери преемницей престола
Хотела быть. Но – Бог! Был против Он.
Племянника женить на тётушке весёлой
Она решила, чтоб взойти на трон.
Во-первых, то – противно православным,
А, во-вторых, себе благодаря -
Дурное поведение стало главным,
Что отвратило от неё царя.
Теперь живёт, скрывая свои мысли,
Заискивая вообще у всех…
У старых русских, что в себе закисли,
Не находя себе других утех…».

«От честолюбия ея бояться можно
Всего. И замуж выдать потому спешат,
Иль погубить ея, что сталось бы возможно,
Коль в монастырь Елизавету заключат…».

Депеши расходились по Европе,
Принцессы поведение хуля,
А та бежала к бытию холопью,
В Покровское, к себе – в леса, поля.

- Заметила, Светлана, как мне рады?

- А что же, коль хозяйка хороша!

- Любовь народа – главная награда.
Прекрасней нет, чем русская душа!
Здесь рады мне – отзывчивой хозяйке.
Сама сюда спешу я каждый раз.
Здесь песни, хоровод в девичьей стайке.
Позор свой забываю, в нём кружась.
И вспомнила я, как Петра встречали,
Когда в Москву зимою он въезжал,
С каким восторгом на него взирали,
В нём видя старых истин идеал.
Они святым считают Алексея.
А батюшка для них первейший враг…

- Пред мальчиком они теперь и млеют.
А он от их любви совсем обмяк.

- И говорю, что вот они – холопы!
Мальчишка, как игрушка в их руках.
И ручки потирает вся Европа –
Россия снова сыпется во прах.
Нет, надо будет делать что-то с этим.

- Так отрешись пока что ты от них.
И, если не побрезгуешь советом,
Пока что почитай побольше книг.
Я тоже в одиночестве читала.
В историю Европы загляни –
Одна страна великою вдруг стала,
Другие пали. Почему – они?
А обнаружишь и поймёшь причины,
То можно будет это применить…

- А как же, моя Светочка, мужчины?

- Ну, это можно как-то совместить, –
И подморгнула. – Времени навалом.
Но как-то странен этот переход?
То ты о власти только что вещала
И вдруг уже совсем наоборот.

- А для себя я всё уже решила.
Навязывать себя всем вопреки –
Вот, что меня сейчас и погубило.
От русского мы были далеки.
Бороться надо лишь с благословенья,
Когда ты знаешь, что поддержка ждёт.
Сейчас мне ожиданье и терпенье,
Ну, и… любовь, конечно, подойдёт.
Должны забыть о дерзкой цесаревне,
Но полюбить, как матушку свою.
Ну, что ж, начнём! Пока что мы с деревни.

- И я с тобой здесь тоже попою.

Москва – столица? Как-то непривычно.
Здесь даже время медленно течёт…
И Остерман уж больно неприлично
С придирками своими пристаёт.
Лишали жизнь последнего комфорта,
Так надоели – просто спасу нет.
А Лиза тут взяла и у Лефорта
Поинтересовалась на предмет:
Не просветит ли нас он, где там Мориц –
Штурмует дам, иль в бой ведёт полки?
Попытку он, случайно, не повторит?
Искал же тут уже моей руки?
И Остерман решил перепроверить,
А правильно ли понял он намёк?
Он разучился цесаревне верить –
Жене Лефорта дать заданье смог.

А время шло… Зима летит на санках,
И Лиза в них, смеясь, катит с горы.
Зимою же об святках шли гулянки,
Бывало, обходили все дворы.
Пивца глотнёшь, медку, а то и бражки –
Веселье сразу переходит в пляс…

А Остерман всё собирал бумажки,
И не спускал он с цесаревны глаз.

Но был ещё, что звался Алексеем.
Он цесаревне ближний был сосед,
Сопутствовал охотничьим затеям.
И этим встречам окорота нет…

Идёт Светлана под руку с Винсентом,
И Лиза с Алексеем впереди.
Они смеются – знать, довольны чем-то.
Народ на пары с завистью глядит.
По улицам Москвы они гуляют,
Как будто нарываясь на скандал.
Но, нет – они прекрасно понимают,
Что государь их под защиту взял.
Он запретил соперника и тётку
Не то, что трогать, даже задевать.
Они вот и гуляют здесь в охотку
Врагам назло – под ручку! Благодать!

- А как кричали: «Атту его! Атту!».
Какой тогда он заложил зигзаг! –
И Лиза ближе, наклонясь, к солдату, –
Алёша, помнишь, припустил беляк!

- А я борзыми больше любовался.
Ох, и резвы! Но обманул. Шельмец!
Не понял я, куда он подевался…

- Свободу же обрёл он наконец.
Тебя, Светлана, там лишь не хватало.
Винсенту тоже я нашла б треух.

- Меня там только и не доставало.
А как же, Лиза, мой кошачий дух?
Иль из меня ты хочешь сделать зайца?
От гончих, чтобы Света взапуски? –
И, прыснув, вместе начали смеяться. –
 Кому б достались лучшие куски?

- Лесток* бы сшил!

                - Он только кровь пускает.
Возьми Винсента в следующий раз.
Пусть за охотой он понаблюдает,
Порадует картиной новой нас.
А то, гляжу, он по мадам скучает.
Я говорила. Что их нужно взять.

- Пошлю гонца. Пускай их забирает.
Придётся нам надолго здесь застрять.
Пусть поживут в Покровском на природе…

Гуляли пары по Москве седой,
Болтали об охоте, о погоде
И на Ильинку шли к себе домой.

«Болящий немец»** бестии страшился,
Как он Елизавету называл.
Ему её воскресший образ мнился,
Который русский трон вдруг занимал.
Согласно завещанью Катерины,
Законною наследницей была.
Сын Анны был, хоть он и был мужчина –
Не от того вот принца родила.
Он – протестант. Из списка выбывает.
А далее – как раз Елисавет!
И Остерман женить Петра решает,
И с Долгоруковым одобрен сей прожект.
Сестра Ванюши – вновь Екатерина –
Красавица. Невеста для царя.
Любила та австрийца Милезино –
Посольства Австрии секретаря.
Но ей тогда сказали: «Катя, надо!».
Дала она согласие на брак.
Другое дело в том – была ли рада?
И что о ней подумал австрияк?

День обручения. В большой Кремлёвской зале
Собрался весь дипкорпус и весь двор.
И молодых преображенцы окружали,
Чтоб был для церемонии простор.

А князь Иван чуть ранее обряда
Отправился сам за своей сестрой.
Он ехал, как за царскою наградой –
Напыщенный, любуясь сам собой.
«Цветок» свой вёз он в золотых каретах
С фамилией своею до Кремля…
Не золотом, а чувствами согреты
Должны быть сердце и душа твоя…
 Ковёр персидский посредине залы
И завершался он большим столом.
Парча златая стол тот застилала,
Златое блюдо сверху, где с крестом
Стояли и тарелки золотые,
Где кольца обручальные лежат,
Которые наденут молодые.
И вот уж начинается обряд.
Второе совершает обрученье
Архиепископ Новгородский Феофан***.
Напутствия читал и изреченья…
Но вновь его уста рекли обман.

Сидели две наряженных игрушки.
Осунулась невеста, подустав.
К руке её, лежавшей на подушке,
Пришлось и Лизе поднести уста.

И фейерверк, и бал – всё это было.
Шли гости говорливою гурьбой.
Невеста быстро потеряла силы
И в семь часов ея свезли домой.
Восмериком запряжена карета,
Пажи, кавалергарды, гайдуки…

Глядела ей вослед Елизавета.

- Придётся скоро снять кольцо с руки, –
Услышала она вдруг чей-то голос.
Светлана повторила: - Скоро снять…
Ум короток у женщин, длинен волос.
А, впрочем, девочка, что может знать?

- А ты как здесь?

                - Величеством назвали?
И ты была допущена к руке? –
Глаза её ехидство выдавали. –
Я, как всегда, была невдалеке.
Ты – молодец! Достоинство держала.

В глазах у Лизы влаги только след.
В окно глядела, кулаки сжимала.

- Такому обрученью счастья нет.

- Мне всё равно. Меня на трон не пустят!
И в этом виновата я сама, –
 В глазах совсем немного было грусти:
- Я пожинаю горе от ума!
=====================   
*- Лесток Иоганн Герман – лейб-медик Елизаветы
**- Остерман А. И.
***- Феофан Прокопович.