Малахай

Подоткну под себя с двух боков одеяло,
сотканное из лоскутов прожитых лет и зим,
надышу - и будет тепло от воспоминаний
о детстве, о Родине и о самой первой любви.
А во сне меня будут мучить кошмары
о войне, на которой я не был, но был убит.
Я в страхе вскочу, как холодной водой ошпарен, -
Не война, а корова в хлеве трубит.
Хорошо было бы просыпаться тихо-тихо
и не потому, что работать пора,
а потому, что не хочется спать,
и жить не потому, что есть и спать надо,
а просто потому, что хорошо и всё!
Но почему-то самое хорошее уже было,
а самое плохое - жди (это не касается стихов).
Неужели живём всё хуже, и уходит не только сила,
но и сами уходим от тяжести совершённых грехов,
так и не познав, что бывает праздник,
когда в ладу даже с самим собой,
а не только со всеми на свете и светом всем,
когда от дождя не холодно и не грязно,
и голова не болит от налогов, законов, дилемм?
Не хотелось бы в жизни быть просто животным
и не надо б мечтать о такой о ней,
но неплохо б побыть на Земле беззаботным
не один, а хотя бы парочку дней.
Один день - ещё можно. Бывало с похмелья.
И жёнка вполне понимала - не поднимала хай.
А красивым ли будет стихов ожерелье,
свободное, безразмерное, как прадедушкин малахай,
как речка, что ищет дорогу себе сама?
А? Силён же Терек, коль русло в горах прободал!
Не бояться б и мне, что какие-то люди скажут:
"Сам в себе заблудился, то есть сошёл с ума".
И не стелиться б простынёй под читателя,
а записывать, да не то, что из пальца высосал,
а то, что Бог от рождения дал
или кто-то с рогами. А бывает ли кто-то без рог?
А в уме ли бываем, стихи в своём котелке варя?
А в своём ли, как нам от гордыни кажется?
Всё, пора закруглятся, а то двухметровый свяжется
Во-от с такими ячейками, похожий на трал, чулок.
Стихи, взошедшие тёмной ночью, как звёзды,
белые, но в них маячками нет-нет, да мерцают рифмы.
Я спрячу их в новую книжку между стихами красивыми
для тех (и такие будут), кто рад наскочить на рифы.