Над тополем тёплым...

* * *


Апрельский воздух клёны окликает,
и сыплются зелёные цветы.
И у порога Божьей Пасхи тают
постыдные завалы нищеты.
Очнулась паства, подметая город,
и просветлели облики церквей.
А на футбольном поле ярый форвард
у переносья свёл бугры бровей.

И некто мне опять по телефону
цитирует из книжицы слова.
Поверю ли слабеющему звону,
преданью, что поэзия жива?
Что б ни было, нелёгкому апрелю,
со стужами, с болезнями детей, -
конец. И по воздушной тяге хмеля
пойму, что с тёплым ветром еле-еле
кленовый цвет ссыпается с ветвей...





*  *  * 


Не верится, что добрались до апреля,
что кривобородой осадной зимой
друг другу про гибель «Варяга» не спели
и мёрзлые ноги втащили домой.
Но всё-таки перебрели эту слякоть
по ямам-колдобинам, вброд, напролом.
Сороке пора серебриться и вякать
над тополем тёплым, над прелым гнездом.

И Днём Космонавта гордиться охота,
хотя, уж заметили вы или нет,
со дня соколино-рискового взлёта
протикало сорок с копейками лет...
Трещит между веток крикливая птица.
А девы – волшебнее, чем Эрмитаж!
На то и весна, чтобы лону светиться,
а сивому соколу влево коситься,
взбираясь с оттяжкой на пятый этаж.