Ан. Лащенко. Паруса. Цикл стихов

Иллюстрация - автопортрет Анатолия ЛАЩЕНКО

ПАРУСА

Стихотворения

г. Бологое, 2014 г.

*************************

ПАРУСА

Паруса, паруса!
.                Белокрылые птицы!
Вы спасенье моё
.                и желанный причал.
Сколько раз уходил,
.                чтобы вновь возвратиться,
как матрос с корабля
.                на сверкающий бал.

Паруса, паруса –
.                моей жизни страницы!
Вы несёте меня,
.                разбивая волну.
Как же мне уцелеть,
.                как же мне не разбиться?
Пока веют ветра,
.                значит, я на плаву.

Паруса, паруса!
.                Вы целованы ветром.
Вас ласкали бури,
.                шторма.
Испытанье в борьбе
.                и, конечно, надежда,
что вас встретит
.                с объятьем – Земля!


Паруса, паруса!
.                Вы – мечты и влеченье,
соль морская,
.                морская душа.
Паруса, паруса!
.                Вам моё восхищенье!
Семь футов под килем
.                и простор без конца!

*  *   *
Где-то бродят слова,
.                как в пустыне верблюды.
Путник видит в песках
.                дворцы-миражи.
Где-то бродят слова.
.                Собирайте их, люди,
чтоб они, как алмазы,
.                отражали лучи.

Где-то бродят мечты,
.                словно дикие кони,
и мелодия ветра
.                флейтой звучит.
Я целую тебя
.                в твои блюдца-ладони,
и я слышу, как звонко
.                моё сердце стучит.

Где-то бродит любовь
.                одинокой принцессой
в окруженьи цветов,
.                экзотических птиц,
в этой сказке живой
.                изумрудного леса,
где свидания ждёт
.                восхитительный принц.

Где-то бродит тепло
.                из восторгов и ласки.
Где-то бродят в ночи
.                цветастые сны.
Ждут палитру мою
.                необычные краски:
продолжение жизни,
.                дыханье весны.

*   *  *
Была поросль – стали сосны,
ёлки, липы, да дубы.
И бегут, сменяясь, вёсны,
время ткёт из нитей кросны*,
и летят, мелькают дни,

так стремительно и просто
в нашей памяти скользя.
Нет движения без роста,
без рожденья, без погоста,
без весеннего дождя.

Незаметно превращенье:
якорь брошен, цепь пошла,
клеток тихое старенье,
всё течёт без замедленья –
закон жизни, бытия.

Отцвело, значит, отпело!
Жадно звуки ловит грудь.
И кому какое дело,
если роща отшумела,
и листвой засыпан путь...

И теперь на этой тропке,
где бродил я молодой
(с легкой резвою походкой)
я иду довольно робко,
с непривычки неудобно,
за стволы держась рукой.

* - холст, полотно

КОГДА УХОДИТ ДРУГ...

Когда уходит друг,
мне не найти замену.
В глазах моих испуг.
Куда печаль я дену?
В глазах моих тоска:
ничто не возвратимо...
И холод у виска,
и боль невыносима.

Когда уходит друг,–
так много пустоты.
И тишина вокруг,
и не слышны шаги.
С кем встречусь я теперь?
С кем говорить я стану?
И я, как дикий зверь,
зализываю рану.

Когда уходит друг,
я слезы в душе прячу.
И обострённый слух
с трагедией не сладил.
Я всё ищу его...
протягиваю руки...
Но рядом – никого!
И холод, лёд разлуки.


ГОСПОЖА ЖИВОПИСЬ

Госпожа! Я тебе изменял.
Полюбил ту, что зовётся Музою.
И раскаивался, и страдал,
но тебя, не стыдясь, предавал,
так и жил,
беспутством нагруженный.

Ты страдала без упрёков, без слов,
от соперницы не ждала покаяния,
принимала, как есть, всё всерьёз
без надуманных радужных грёз,
точно зная:
придёт наказание.

Я не знал, что ждёт меня казнь!
Отвечать мне «по полной» придётся.
И мои похождения, тайная связь,
(эта двойственность, в которой завяз)
для меня, непременно,
бумерангом вернется.


ЗАКЛЯТАЯ

Обнимаю тебя, обволакиваю
и, сливаясь в дыханье одно,
не хочу, чтоб грустила ты, плакала,
чтоб тебя посещало зло.

Обнимаю тебя, будто крыльями,
словно ангел-хранитель твой.
Будь же ласковой, будь же сильной,
человечек мой самый родной.

Покоряй меня задушевностью,
доброй, искренне теплотой,
говорливой своей напевностью,
несравненною красотой.

Обнимаю тебя, обволакиваю,
радуюсь, не грущу.
И тебя, мной заклятую,
никуда от себя не отпущу.


НАШИ ИМЕНА

Теперь мы вместе! Наши имена
сплетутся грубо или нежно,
какая б ни была судьба.
Куда бы жизнь не завела,
мы будем вместе – неизбежно!

Хотим того ли, не хотим,
но есть он, правды свет-носитель.
Какой же ангел, херувим
с тобой меня соединил
и ввёл в небесную обитель?

Где будешь ты, там буду я,
пусть откипели наши страсти.
Но эта связь – на все века,
и как канат она крепка
и – вне законов власти.

*   *  *
Ты была мне, как воздух.
Где найти те ключи?
И зачем эти звёзды,
что мне светят в ночи?

Как теперь стало блекло,
так похоже на тлен.
И палитра так бледна,
когда нет перемен.

Ворожба из гаданий
мне теперь и зачем?
Эта горечь страданий
не сравнима ни с чем.

Я теперь озабочен
своей жизнью, собой.
И мой путь всё короче.
Я любим, но другой.

*   *   *
Полюби меня, полюби,
нет, не праздного!
Полюби меня, полюби –
разного.
Полюби меня, полюби,
ревностью раздраженного.
Полюби меня, полюби,
любовью сраженного.

Полюби меня, полюби,
пред тобой коленопреклоненного.
Полюби меня, полюби,
в тебя влюблённого.
Полюби меня, полюби
любовью таинственной.
Полюби меня, полюби,
как единственного.

Полюби меня, полюби
днём или ночью позднею.
Полюби меня, полюби,
когда путь не усыпан звёздами.
Полюби меня, полюби
за верность признания.
Полюби меня, полюби –
долгий путь ожидания!

*   *   *
Нет, не мне ты Богом дарована,
не тобой я любим!
И не мной ты целована –
ты любима другим.

Не со мной ты встречалася,
не тебе я дарил цветы.
Не со мной ты смеялася,
не тебе посвящал я стихи.

Не тебе я шептал: «Любимая!»,
не с тобой в небесах я парил,
не тебе ночью синею
небо звёздное я дарил.

Не со мной ты обвенчана,
и фату срыва не я.
не моя ты чудо-женщина
и супруга ты – не моя.

*   *   *
Я не вижу исхода,
кому петь теперь гимн?
Время лечит... природой:
ты любима – другим!

Ты была мне, как воздух.
Где ж от счастья ключи?
И зачем теперь звёзды,
что мне светят в ночи?

Всё теперь стало блекло
от окон и до стен.
Даже жизнь – вроде пекла
от таких перемен.

Нету слов оправданий,
всё теперь – одному.
Моя горечь страданий
не нужна никому.

И ему твои страсти,
что дарила ты мне.
Не в моей теперь власти,
словно дрожь по спине.

Не любовь – обесточит.
Как принять этот сбой?
Что ж судьба напророчит
мне в разлуке с тобой?

*   *   *
Твоё платье – ветра дыхание,
кожа – снег белизны,
голос – само журчание,
тело – трепет струны.
Твои руки – парение,
пара лёгких крыл.
Это чудное превращение!
Дай мне, Господи, сил!

Ты – моё песнопение,
ритма чеканный строй.
душевное томление...
Да, я твой, бесконечно твой!
Каждый трепет чувствителен
западает, меня дразня!
Образ твой восхитительный...
Господи, не сойти бы с ума!

Ты – само чудодействие,
звон, пленительный звон!
Ты – царица, ты – женщина,
ты достойна любых корон!
В окруженьи твоём возвышаюся
до неведомой высоты.
Если б знала ты, как тобой восхищаюся!
Господи! Ты меня прости.

*   *   *
Глазами следую за вами,
слова, движения ловлю.
Стихи, наверно, запоздали
на много лет,– сказать: «Люблю!»

Одни лишь вздохи оптимизма
и я в сомнении поник.
Ведь не пойдёшь же против жизни,
и я для Вас почти старик.

Где взять спокойствия и силы?
И что смогу я дать взамен?
Мои восторги и порывы?
Ведь я, увы, не бизнесмен.

Сегодня деньги всё решают –
наряды, роскошь и уют.
И я отлично понимаю:
таких, как я, нигде не ждут.

Любовь ревниво выбирает,
она сама плетёт венец.
Так что же женщина желает?
Гнилую хижину? – Дворец!


ДИАЛОГ

- «Ну, что молчишь, душа»? –
спросила наглая душонка.–
Творишь ты благородные дела,
святая простота, наивная девчонка.

Смотри, как я устроилась не хило,
сколько себе добра нарыла,
забыла совесть, правду, честь –
во мне живёт лишь жадность, лесть.

Люблю я власть: ближе к корыту,
где все свои, всё шито-крыто,
где можно нагло воровать
и наказанья избежать».

Душа молчала и краснела,
сказать же правду не посмела,
лишь возмущалась по углам,
ей был противен этот срам.

А ведь когда-то шла под пули,
боролась яростно за честь.
Но все надежды потонули,
и стал сомнительным процесс.

Так до сих пор идёт борьба,
что достает аж до печёнки?
Кто победит – душа
или трусливая душонка?

*   *   *
Говорильня, говорильня –
как всеобщий кросс!
Очень сильно пахнет гнилью
словесный понос.

В этом мы поднаторели,
удивляем свет.
В этом мы собаку съели,
в мире таких нет.

Всё докажем, всё докажем,
нужно как и как нельзя!
А на деле – пьянки, кражи.
гиблые дела.

Всё хорошее мы рушим,
с трибун льём дерьмо.
А народ устал ведь слушать
вечное враньё.

Говорильня, говорильня!
Властные круги...
Как же главному не хлопать,
раз кругом «свои»...


СПОРЫ

Споры, споры – Где истина?! –
до словоблудия, до хрипоты.
В этом есть какая-то мистика:
все не правы, и все правы.

Ну, да, были, увы, перегибы.
Ну, а как же без них?
И безвинных людей ссылка и гибель,
запоздалый общественный всхлип.

Стоит только создать платформу –
и поехало, и понесло!..
Вот тогда дадим мы фору
и покажем своё лицо.

То, над чем веками молились,
стало вдруг – чепуха!
Жаркой злобой сердца раскалились,
нет ни совести, ни греха.

Назову это точно – потехой,
только власть укажи!
Рушим храмы со злорадством и смехом,
новоявленные временщики.

Где же, где же народная мудрость,
Жизни нашей оплот?
Или можно, мозги запудрив,
превращать в толпу народ?

Снова явится кучка,
власть держащая – упыри!
Словно в течке блудливая сучка,
будут драться за власть кобели.

Издадут такие законы,
чтобы вякнуть никто не посмел.
Ну, а тех, кто чем не доволен?
Тому ссылка, лагерь, расстрел...


ПАМЯТИ МАЛОЙ РОДИНЫ

Малой Родины – нет!
Непонятые силы
разрушений оставили след...
Лишь кресты да могилы.

Кто-то в Питере, кто-то в Москве.
Земляков поглотила столица.
И становится грустно вдвойне
за родные и милые лица.

Я пытаюсь в глубь заглянуть,
свою память поводьями вздёрнуть.
Кто прервал родовой этот путь,
обрубил напрочь корни?

Как смогло – где я жил, где я рос,
где всё было довольно оседло
среди этих берёз и полей –
всё исчезло бесследно.

Обмелело дыханье реки,
и угрюмо место свидания.
И о чём бы ни думали мы –
детство все перешло ожидания.

Вот такое случилось «кино»...
Мы калечим себя и уродуем.
Но в конце я желал бы одно –
похороненным быть на своей,
малой Родине...


РЕЖИМ

Соблюдаем мы режим,
по часам едим и спим.
Независимо от полу
получаем по уколу.
Слово жесткое – режим!
Так похоже на зажим.

Но нельзя нам без режима:
пистолет без магазина.
Мы сроднились крепко с ним –
вспомним сталинский режим?
И соседей-стукачей,
кто коварней и хитрей:
нацарапанный донос –
и решен с жильем вопрос!

Подъезжает «воронок»:
выходи, давай браток!
А потом вам врежут срок –
хорошо, если не вышку! –
и в детдом сдадут детишек:
вся семья – враги народа!
Нелюдь – странная порода?

В вашу сторону плюют,
вам руки не подают,
а потом сошлют туда,
где мороз да холода,
где топор, пила, конвой
и метели дикий вой,
да собак злобный оскал
и «родной» ЛЕСОПОВАЛ.

Власть, припудренная гримом,
и разящая режимом!
Можно всё простить, понять,
но как с народом воевать?
Убивать, ссылать, судить?
Не должно такого быть!

Но хитёр, умён палач,
он не слышит стон и плач.
Как колюч, коварен взгляд!
Он не верит в рай и ад.
Страхом держится страна,
страной правит сатана.

*   *   *
Такие, брат, настали времена:
у ветеранов грабят боевые ордена.
Как не сойти от этого с ума?
Идет продажная, барыжная война.

Какой удар по ветеранам!
Открылись вновь былые раны.
Еще больнее – боль души
за внуков и за их грехи.

Ведь разве мог он знать тогда,
какая ждёт его судьба?
Когда он роту поднимал,
в атаку шёл и в рост вставал.

Когда от взвода, роты.
из всех, кто числился в пехоте,
чтоб бой был выигран до конца,
в живых оставались два-три бойца.

Дозволенность – игра, как в прятки.
И ордена вдруг стали – «цацки».
Деньгу с них можно зашибить,
продать, прожрать, пропить.

Ах, память, память,– удручает!
Как страшно то, что порождает
и, как с обычного ребенка,
рождает жизнь... просто подонка


СОН

Я диктатор, я Марат,
казню налево и направо,
Кто был и не был виноват –
на то имею явно право.

Друзья! С кем бучу заварил,
тех, кто диктатуру не признали,
я без Конвента их казнил,
с кем вместе был в самом начале.

Но, видно, есть конец всему,
земное это дело.
И вот пришлось мне самому
дождаться страшного предела.

Меня – в телегу и на цепь.
Куда девалась гордость?
И от позора я ослеп.
Народ плевал мне в морду.

Потом раздели... и помост...
Кровавая картина.
Всё сразу в мыслях пронеслось,
упал пред гильотиной.

И вот одна лишь голова
от тела, конституции,
да возмущенная толпа... –
итог всей революции!

*   *   *
Есть стан друзей и стан врагов.
А я – как зверь, я ставлю метку.
Я не боюсь бодливых их рогов
и сплетен, ядовитых слов –
я с ними не пойду в разведку.

Я всё давно определил,
в каких кругах надо вращаться.
И, чтоб надёжным был мой тыл,
одно у Бога бы просил:
не видеть их и не общаться...

*   *   *
Завертелась крутая шарманка
с залихватской, дерзкой игрой...
Рядовая, обычная пьянка,
вроде бы, с безобидной игрой.

Кто-то крикнул: «нас бьют, братуха!»
«Щас разрулим, эт не вопрос!»
Одному оторвали ухо,
а другому раздробили нос.

Вызов скорой. Больничная койка
с отрезвляющей наготой.
Так закончилась попойка,
перешедшая в мордобой.

PS:  Пьянка, русская пьянка!
Сколько сломано судеб людей!
И не надо орудий и танков.
Как нас губит «зелёный змей»!

Кто, когда поднял эту планку,
где не надо ни битв, ни войны?
Есть у пьянки, братцы, изнанка...
И прогнозы её страшны.

*   *   *
Не дай мне Бог,– я буду пресмыкаться,
и стану я отверженный и нелюдим,
когда все будут ради шутки надо мной смеяться,
над слабостью моею издеваться –
над беззащитным, одиноким и больным.

Не дай мне Бог и пережить такое,
когда состраданья, сожаленья нет,
когда попрано, искажено святое,
когда на поверхность всплывет гнилое
и превратится в раздражающий букет.

Не дай мне Бог увидеть малодушье,
разгул преступности и наглости тиски,
духовности и нравственности удушье,
где нет намёка на великодушье –
лишь беззаконье и разнузданность в чести.

Не дай мне Бог дожить до удрученья
и видеть этот гибельный позор,
и принимать душевные мученья,
где нет морали, спит нравоученье,
есть только лишь губительный раздор.


г. Бологое,
декабрь  2013 г. – январь 2014 г.