ГК07-02. 2016 Горешнякова Анна

КО ДНЮ ОСВОБОЖДЕНИЯ ТИХОРЕЦКА

ТИХОРЕЦК В ДНИ ВОЙНЫ
(Отрывок из книги Горешняковой Анны Игнатьевны "Судьба")

     ...26 июля бомбежка началась в 19 часов вечера и продолжалась до 3 часов ночи. Все мои близкие спрятались в бомбоубежище, а я с сыном – в кювете у дороги. Я панически боялась бомбоубежищ и, как оказалось впоследствии, не напрасно. Бомбы падали совсем недалеко от нас и осколком одной из них сын был ранен в левое бедро.
     27 июля налёты немецкой авиации на город продолжались. Оставаться в городе становилось очень опасно и я решила эвакуироваться. Мать и сестра не отпускали меня из города, не отдавали мне девятимесячного сына, но им пришлось смириться. Тут подвернулась оказия – муж моей соседки  М.А.Козловой, жившей напротив, приехал за ней на грузовой машине. Это произошло 28 июля в 14 часов дня. В машине находились жены и дети офицеров. А увозили нас потому, что в случае оккупации, офицерские семьи подвергались репрессиям в первую очередь. Перед отъездом моя мать успела сунуть мне в руки узелок с вещами и курицу:
- Бог тебе навстречу,- сказала она и перекрестила нас с сыном. Это были последние слова, которые я от неё услышала. Больше мне не пришлось увидеть в живых ни её, ни своих близких. Машина тронулась. Ехали мы под палящим солнцем в сторону станицы Алексеевская. В этом же направлении двигались подводы, отдельные машины, толпы беженцев. Пыль стояла стеной, она смешивалась с дымом от горящего хлеба. Оглянувшись на город, я увидела, что он весь в огне и дыму. Горели цистерны на железнодорожной станции, пылали дома и деревья. Жара стояла страшная, хотелось пить, но воды не было. В кузове грузовика стояла канистра с бензином. От сильной тряски канистра опрокинулась, а от ужасающей жары – загорелась. Выскочившие из кабины Козлов и шофёр машины с трудом потушили начавшийся пожар придорожной пылью.
     После утомительной пятичасовой езды мы подъехали к небольшой речушке у посёлка Наволокино. Машина подъехала к небольшому мостику через речушку и остановилась, так как через мост в это время перегоняли стадо скота. Скот ревел, пыль стояла столбом, и в это время над речкой показались немецкие самолеты с большими белыми крестами на фюзеляжах. Лейтенант Козлов, сопровождавший нашу машину, закричал, чтобы мы все бежали подальше от дороги в хлебный массив. Женщины похватали детей и побежали кто куда. В это время одна из бомб попала в нашу машину. Шофёр и старший лейтенант Козлов погибли.
Мост был разрушен. Около моста творилось что-то ужасное: кричали раненые, ревел испуганный скот – все словно обезумели. Мы с моей соседкой по Тихорецку Козловой (на руках у которой было две девочки Майя и Римма) долго лежали в хлебном массиве. Здесь я зарыла свой комсомольский билет, так как боялась, что если немцы его обнаружат, то меня расстреляют и сын останется сиротой. Когда улетели немецкие самолеты, мы пошли искать где-нибудь ночлег, видели огни посёлка, где нас с Козловой приютили на ночь.
     В 19 часов вечера посёлок окружили немецкие и румынские солдаты на мотоциклах (это была часть десанта, который немцы высадили в районе Армавира). До утра нас не трогали, а утром немецкий офицер составил списки эвакуированных и приказал всем идти по домам (к месту постоянного проживания). До Тихорецка было около 40 километров и навряд ли мне удалось бы туда добраться с чемоданом и с ребёнком на руках, но на мое счастье в посёлке я встретила одного из своих бывших больных В.И. Деркачова. Я попросила его помочь мне добраться до города. До Тихорецка он меня довезти не мог, а довёз только до станицы Алексеевской, где я оставила у Деркачова свой чемодан и отсюда, до Тихорецка (15 километров) мне пришлось идти пешком с сыном на руках. Нас, беженцев, было 5...6 человек. Большинство женщин несли на руках детей. Мы шли вдоль лесопосадки и вдруг, недалеко от города навстречу нам попалась чёрная машина, в которой сидели немецкие офицеры. Я очень испугалась. Один офицер спросил у меня: "Где  находится Армавир?" Я не знала и не ответила. Другой офицер похлопал по щёчке моего сына и сказал по-немецки: "Хороший мальчик. Совсем как немецкий ребенок." Немецкий офицер предупредил нас, чтобы мы не шли в посадку, так как нас могут принять за партизан и расстрелять. Потом машина уехала.
     Когда я вошла в Тихорецк, город был неузнаваем. С трудом я нашла свою улицу, а двор узнала только по колодцу, находящемуся во дворе (колодец был один на всю улицу). Дом был разрушен почти полностью, во дворе было много чужих людей, которые делили скудные пожитки родителей. Тащили всё, что можно. Когда я увидела свой двор, мне стало плохо. Я была почти невменяемой. Сын в это время находился у соседки. Потом мне рассказали, что все мои близкие погибли в бомбоубежище.
Погибли:
Мать – Елена Романовна Горешнякова.
Сестра – Мария Игнатьевна Залозная.
Брат – Залозный Анатолий Евгеньевич.
Катя Маслова – сотрудница Марии по работе.
Соседка – Екатерина Виноградова.
Беженка с Украины – Анна Ивановна (фамилии не помню).
     Взрыв бомбы завалил единственный вход в бомбоубежище, люди были замурованы. Соседи рассказывали, что несколько часов изпод земли доносились крики о помощи, но помочь было некому, так как немцы бомбили постоянно и выйти из укрытий люди боялись.
     Так я потеряла своих близких и осталась одна с девятимесячным сыном на опустевшем дворе. Дом был без крыши. Имущество частично сгорело, частично было разграблено.
     Погибших надо было хоронить. Днём стояла страшная жара и во дворе уже появился запах разложения Соседи ещё раньше пытались раскапывать бомбоубежище, но потом, раскопав двоих (Марию с сыном, которые были разорваны на части) они прекратили раскопки и закопали бомбоубежище снова. Я решила раскопать бомбоубежище сама. С помощью соседей приготовила два гроба – большой и маленький и обратилась в местную комендатуру с просьбой разрешить захоронение своих родственников на кладбище. Но мне в этом было отказано (как мне объяснили, чтобы избежать эпидемии).В течение ночи я раскапывала братскую могилу своих близких, к утру подошли два соседа помогли вытащить сестру, племянника, маму. Трупы были в ужасном состоянии: руки, ноги, головы – всё было отдельно. Всех своих близких мы уложили в один большой гроб (тело мамы повреждено не было), трупы остальных погибших – в гроб меньших размеров. В кулаке одного из трупов была зажата хлебная карточка, по которой и удалось установить имя и фамилию погибшей (это была Катя – сотрудница сестры). Я сообщила об этом её родственнику Степану Маслову, и Катю забрали. Подводу нам дал начальник кондитерской, в которой работала моя сестра Мария. Ранним утром, пока немецкие солдаты спали, мы отвезли гробы на кладбище. Соседи (Лёша Ямполь, Богадистова, А. Гольдштейн) помогли мне выкопать могилу и похоронить своих близких. Похоронены они на "старом" кладбище, напротив старинной часовни (130 метров)…
     …Когда мы вернулись с кладбища старший немецкого наряда стал кричать на меня за то, что я тайно, ночью выкопала и похоронила своих родственником. Каждую ночь меня вызывали в гестапо, забирал меня русский полицейский Иван Козлов (он требовал, чтобы я отдала ему почти новую кожанку своего мужа, которую он увидел в моём доме при делёжке имущества). Но кожанки у меня уже не было – я отдала её за то, что мне помогли с подводой и людьми при похоронах родственников.
     В гестапо допытывались, почему я не работаю, спрашивали о моей работе в комсомоле, о муже (до войны он был вторым секретарём обкома партии в г. Ульяновске). Кто-то сообщил в гестапо все сведения обо мне, кто это сделал, я не знаю. Когда меня уводили в гестапо я оставляла ребёнка у своей подруги Нади Козловой и часто я уже не надеялась вернуться. Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы в гестапо я не встретила своего одноклассника Валентина Роллер. Он был немец по происхождению и с началом оккупации сразу же стал сотрудничать с новой властью. Я не знаю, как он попал на работу в гестапо, но, по отзывам жителей, он никогда не зверствовал, часто старался помочь мирным жителям, попавшим в беду. Лично я могу сказать одно – если бы не Роллер, я навряд ли бы вышла из гестапо живой. Он поговорил с начальником гестапо, рассказал, что я с детства очень плохо слышу, имею маленького ребёнка и навряд ли смогу быть опасной для гитлеровцев. В кабинете начальника гестапо находился Александр Кравченко, который со слов Роллера знал мою историю. Я очень волновалась, на нервной почве у меня сильно разболелся зуб, и Кравченко даже дал мне таблетку от зубной боли. Когда я вышла из его кабинета, мимо меня вели группу арестованных (человек 15) и тут я снова увидела Роллера. Он сказал, чтобы я сама ночью не шла домой, так как меня могут задержать патрули, и проводил до дома, где находился мой сын. Надя не спала, ожидая чем все это кончится, и очень обрадовалась, увидев меня живой и невредимой.
     Во время оккупации я была свидетельницей того, как вели на расстрел двух арестованных.Утром я шла с базара (ходила за молоком для сына) и в районе старой аптеки увидела двух немецких автоматчиков, которые сопровождали двух заросших, избитых и оборванных людей. Одного из них я узнала. Это был Володя Полевой – секретарь комсомольской организации школы № 34. Он тоже узнал меня и чуть-чуть улыбнулся. Другого я раньше никогда не видела. Это был молодой человек, кудрявый и в очках. Увидев, что я и ещё несколько человек остановились, кудрявый вышел вперед и крикнул:
- Товарищи! Верьте, победа будет за нами!
     Гестаповец толкнул его в спину автоматом, и они пошли дальше по улице Энгельса в направлении кладбища. Я проводила их до улицы Гражданской и пошла к сыну. К вечеру я узнала, что этих двух людей расстреляли на старом кладбище.

Хроника военных событий в Тихорецке:

20 сентября 1941 г. – самый первый налёт немецких самолетов бомбардировочной дальней авиации на город Тихорецк.
20 октября 1941 г. – один из самых сильных налётов немецкой авиации на город. Только на заводе им. Воровского погибло 18 человек.
Октябрь...декабрь 1941 г – более 1500 человек строили оборонительную линию на участке Сосыка – Незамаевская – Калниболотская – Ровное.
Март...апрель 1942 г. – налёты немецкой авиации на город становятся почти ежедневными.
17 апреля – разрушена ж.д. поликлиника в районе железнодорожного моста.
17 июля – после долгого перерыва немецкая авиация вновь совершила налёт на ж.д. станцию г. Тихорецка.
26 июля 1942 года. – "Кровавое воскресенье" для г. Тихорецка. Немцы нанесли мощнейший бомбовый удар по городу. Было много жертв и пожаров. Это был самый сильный налёт немецкой авиации за всю войну.
27 июля. – Жители стали покидать город. Немцы бомбили Тихорецк бомбами большого калибра. Разрушен завод "Красный Молот", ж.д. вокзал, ж.д. станция, подъездные пути.
28 июля 1942 года. – Поток беженцев усилился, начали эвакуировать заводы и оборудование.
1 августа 1942 года. – Немцы нанесли три бомбовых удара тремя волнами – рано утром, в 9-00 утра и в 12 часов дня. Много пожаров и жертв.
4 августа – взорваны здания райкома, элеватора, горят склады, магазины.
5 августа – Тихорецк оккупирован передовыми частями 17-й немецкой армии.
Сентябрь – в районе мясокомбината создан лагерь советских военнопленных.
Сентябрь...октябрь. Созданы немецкие органы гор. управления – (комендатура – район завода "Красный Молот", бургомистр и регистратура – бывшая вечерняя музыкальная школа, полиция – угол Энгельса и Октябрьской ,гестапо – район клуба "Красный Молот".
Декабрь 1942 года – начались бомбёжки города советской дальней авиацией.
25 января 1943 года. – Фашисты расстреляли 13 тихоречан. В их число попали женщины и дети 8...12 лет.
28 января – Немцы стали взрывать городские здания и оставшиеся предприятия.
29 января – Немцы подожгли городскую больницу. На улицах горели автомашины, мотоциклы, боевая техника.
30 января.– На углу улиц Октябрьская – Новостепная (сейчас Ленинградская) прошла первая группа советских солдат освободителей (около 300 человек).За ними шли другие, хорошо укомплектованные воинские части.


Рецензии