Предутреняя...

       Нет, звёзд еще не исклевал
       Тот, кто на ноги не вставал.
       Над ним, как смерть с косой,(точь-в-точь)
       Сидела сгорбленная ночь.

       В зрачках ее тяжелый шелк
       Плечами падающих шел.
       На тремор взятой тетивы
       Петлёй на горле сумрак выл.

       Но разве воющему выять,
       На выси воя вековые?
       Глупцу ли быть подлунно гордым,
       Лицо вытягивая в морду?

       Не суть...Уже предел сместился
       К порогу птичьего дупла.
       И в пятый раз перекрестился
       Неутомимый циферблат.

       И показалось; будто звало
       Идти к утру путём овала.
       Обманно тихим жуть сковала
       Кораны, библии, каббалы...

       Как сёстры, по веленью брата,
       Двенадцать цифр в проём квадрата
       Вошли...И сгинули. И на
       Колени пала тишина.

       Безмолвьем взялось звезд сиянье.
       Летело время без удил.
       Как чернокнижник, вняв писанью,
       За тайну мрака заходил

       Ослепший разум...Ладан жгучий
       Сводил нечистую "падучей".
       Мёрз анапест, сложившись втрое:
       Он рифм в потёмках не осилил.

       Уже и он на грех настроен,
       Чтоб плоть сверх слова возносили.
       Где в каждом всхлипе - Книга жалоб...
       И так темно, что не бежалось...

       А будь любой похож на шалость -
       В нём бы безумье помешалось
       Шаманом, блеющим в вигваме...
       Но так ли долго, что пред Вами?

       Круг римлян пройден: кончен плен.
       Взялась за дело тяжесть дроби.
       Что делать голоду в дупле?
       Являть на темень глас утробы.

       И сумрак сдал рассвету нервы.
       Легли до гирьки шесть дробинок.
       Открылся лифт кому-то первым.
       Проснулась женщина любимой.

       И в храпе порванных удил,
       Разноголосый, множась медью,
       Уже на шелк ночной всходил
       Сам горизонт, холодно бледен.

                * * *