Николай II - последний император

Имя дали, как у дяди.
Он был матери жених.
Только память, её ради.
И касалось их двоих.

Он воспитывался дома,
Благо есть, кому учить.
Обстановка вся знакома,
Так что не на что грешить.

В восемь лет, начав учёбу,
Полный курс тринадцать лет.
Общих восемь, как основу,
И пять высших – знаний свет.

Взят в основу курс гимназий.
Исключалась лишь латынь.
Дисциплин разнообразий
От пустынь и до святынь.

И ботанику давали,
Зоологию, как есть.
Анатомию узнали,
Минералов и не счесть.

Был расширен курс Истории,
Иностранных языков.
Поэтический лекторий
Был рассчитан на лохов.

В высшем цикле, там сложнее.
Экономика здесь гвоздь.
Правоведению виднее
Кто есть ствол, а кто-то гроздь.

А военная наука
Вся разбита по часам.
Картография, пусть мука,
Но нужна не небесам.

Было даже фехтование,
Музыкальный был урок.
Лепка, ковка, рисование …
Это всё давалось впрок.

Царь с женой, порою, вместе
Подбирали контингент
Чтобы не был в поднебесье,
А читал, про сей момент.

Главный был Победоносцев.
Всё же обер-прокурор.
Он из тех был знаменосцев,
Кто всегда имел фурор.

Правовед с заглавной буквы,
Он ярчайший публицист.
Для него народ не куклы,
Заявлял он, как юрист.

Идеолог сильной власти,
Запад просто не терпел.
Вся крамола, злоба, страсти …
Шёл оттуда беспредел.

Как мыслитель христианский,
Он ругал позитивизм.
Ложь – поступок хулиганский,
В этом весь демократизм.

Как «кузнец» самодержавный,
Ненавидел нигилизм.
Ко всему подход державный
Отвергал либерализм.

Дальше Бунге – муж учёный,
Академик, финансист.
Взгляд был чаще обличённый,
Хотя в целом реалист.

Как министр финансов, вскоре
Справедливый ввёл налог
Подоходный, в разговоре
Понят был, хотя и строг.

Драгомиров – он военный.
Теоретик, просто асс.
И характер не смиренный,
Был в боях, причём не раз.

Академию Генштаба
Возглавлял он много лет.
Так что личность госмасштаба
На всю жизнь оставил след.

Обручев – стратег от Бога!
Без него Генштаб не жил.
Предложения, как из рога,
И он каждым дорожил.

Побывав, как гость, в Берлине
Милюкову доложил:
«Быть войне большой, отныне
Укрепляться, враг ожил.

Не хочу судьбу иную,
Я б Россию так спасал».
И войну ту мировую
Он подробно описал.

Дрентельн – умный шеф жандармов
И армейский генерал.
Воевал совсем недавно
И … жандарм – не ожидал.

Государь позвал на службу
Архисложный был момент.
Это как взойти на Ужбу
Босиком, весь аргумент.

Злоумышленники стали
Нагло всем пренебрегать.
Вон, Кропоткина «достали».
Но зачем же убивать?

Сам Дрентельн попал в засаду,
Полицейский был убит.
Вот такой учитель кряду
Николаю был «пробит».

Гирс – политик, таких мало.
Иностранных дел министр
Резкий был, когда «достало»,
Хотя внешне неказист.

Либерал он был нейтральный,
«Слева», «справа» - всех терпел.
Бисмарк знал, что он нормальный,
Но не ждал, что он сумел.

Франция союзной стала!
Он готовил договор.
Новость Бисмарка застала
Отставным, бессмыслен спор.

Хоть Кюи и был военный,
Николаю – музыкант.
Композитор был отменный,
А в романсах свой талант.

Он был член «Могучей кучки»
Модест Мусоргский в друзьях.
Выдавал такие «штучки»,
Вот и прожил в бобылях.

И карьеру, как военный
Сделал, всё же генерал
Музыкант был современный,
Всё, что мог, в себя вобрал.

Иван Янышев – духовник,
Очень яркий богослов.
На огрехи он виновник,
Знал всегда без лишних слов.

Он историю русской Церкви
Знал и этому учил.
Чтобы знания не меркли
И духовность получил.

Вот такую глыбу знаний
Получал и получил.
Что не так? А нет признаний.
Всяк по своему учил.

Но к военному искусству
Он тянулся больше всех.
Не к возвышенному чувству,
А к карьере, только вверх.

Знал и будни офицерства,
Знал уставы назубок.
Без апломба и позёрства
Только он общаться мог.

Он на лагерные сборы
В раннем детстве приходил.
Не смущали крики, споры,
Сам до истин доходил.

В семь лет прапорщика дали,
Подпоручик в десять лет.
Так законы означали,
Для царей другого нет.

На действительную службу
Поступил в шестнадцать лет.
Стал поручик, так что дружбу
Можно лишь без эполет.

В тот же год принёс присягу,
Как наследник на престол.
Присягнул отваге, флагу.
Цесаревич, как посол.

Принял полк Преображенский,
Там он службу и начал.
А лейб-гвардии гусарский
Через год его встречал.

Командиром под знамёна
Во главе лихих гусар.
Он штабс-ротмистр эскадрона
В девятнадцать лет, как дар.

Годы шли, росли задачи.
И «Транссиб» заговорил.
Пожелав сынку удачи,
Стройку царь, как подарил.

Он назначил Николая
Стройкой всей руководить.
В двадцать лет, добра желая,
Он принялся строить нить.

Она стала «стройка века»
И в масштабе мировом.
Нет в России человека,
Кто не ведал бы о том.

А надзор царя был узкий,
Не терпел над этим дубль.
Чтобы строил только русский,
А в расчёте только рубль.

Появились в обиходе
Только русские слова;
«паровоз», «разъезд» и вроде
«шпалы», «путь» и «мерзлота»

Быстро стали развиваться;
Город-порт Владивосток,
И с Хабаровском считаться,
И Иркутск – всему исток.

Вклад в «Транссиб» и Николая
Трудно недооценить.
Своей юностью пылая
Он сумел всё изменить.

Завершив учёбу, снова
От отца получен приз.
Крейсер «Памяти Азова»
Отправляется в круиз.

Цесаревича там ждали.
Это Индия, Китай.
И в Японии все знали,
После их идёт Шанхай.

Перед этим цесаревич
Пол-Европы обошёл.
Был в Египте, как царевич,
Так в Японию пришёл.

Но случилось, что не ждали,
Неприятности в Оцу.
На наследника напали,
Тут же дали знать отцу.

Всё случилось на прогулке.
Цуда Сандзо – полицмен.
Далеко не в закоулке,
Где валюта даже сен.

Налетел на Николая
Дважды саблей рубанул.
Вскользь, удар не самурая,
Кто-то видимо спугнул.

Тут же «милого» скрутили
Даже пикнуть не успел.
А визит сей прекратили
И домой, … добро, что цел.

Цуде казнь просить не стали.
Не казнили его, срам.
Но пожизненное дали,
Через год сам умер там.

Помнят Цуду, память дышит,
Помнят все, хоть волком вой
Что не так, то тут же слышишь
Эх! «Японский городовой!»

Честно выполнив задание,
Ничего он не просил.
Стал полковник, это звание
Так до смерти и носил.

Два события, … что в корне
Изменили его жизнь.
Всё казалось бы, что в норме,
Голос внутренний: «Женись!»

И Виктория – Алиса, …
Всё готово под венец.
Просто лапушка и киса …
Умирает царь – отец.

Николай уже на троне!
Свадьбу не остановить.
И венчание в короне
Состоялось. Надо жить.

А была ещё Матильда
Его первая любовь.
С Мариинки балерина.
Не судьба, чужая кровь

Но Кшесинская настолько
Прикипела, что никак
Он не смог забыть и только
Слал записки, как чудак.

И Матильда их хранила.
Так до наших дней дожив,
Их музею подарила
Как бы душу предложив.

Первые шаги в Европе
Он с Британии начал.
Чтоб Памир не жил в окопе,
Он все споры развенчал.

Река Пяндж теперь граница,
Статус хранит до сих пор.
А Афган, как заграница,
Для России просто сор.

И хребет Ваханский тоже
Пограничным стал в тот час.
Носит, столько лет, о Боже!
Его имя и сейчас.

Стал активней на Востоке.
Полуостров Ляодун,
Как напомнил об уроке.
Где японский план безумн.

И Россия попросила
Ляодун освободить.
А с Китаем заключила
Договор, чтоб вместе быть.

И ещё взяла в аренду
Знаменитый Порт-Артур.
Люйшуня вошёл в легенду,
Как известный Сингапур.

А ещё был город Дальний,
По-китайски он Далянь.
Выбор просто идеальный,
Как сегодняшний Тайвань.

А «Транссиб»? Его решили
Гнать теперь через Харбин.
Раз китайцы разрешили,
Значит выбор здесь один.

Вскоре было выступление.
Первый раз, как государь.
Зал Никольский, как знамение,
Перемен грядущих. Жаль!

«Как отец, я буду твёрдо
Самодержца власть держать.
Увлечение Земством спорно,
Не желаю даже знать.

И несбыточны желания
Всё свести, как разговор.
Для людей мои стенания!
Против? – Это приговор».

Как писал Победоносцев:
«Царь, похоже, поспешил.
Разбудил в стране мерзавцев,
До конца не всё решил».

Витте нёс свои задумки,
Как России встать с колен.
Были рядом недоумки,
Мол, опять на Запад в плен.

Витте предлагал другое.
Рубль - золотой стандарт!
Мысль была учесть «двойное»,
С серебром, а дальше старт.

Снова Витте, молодчина!
С серебром проблемы нет.
А цена? Вот где причина
Нестабильности в ответ.

Золотой рубль состоялся.
Вышел денежный Указ.
Взгляд Европы поменялся,
Жить с Россией в мире – класс!

Монополию на водку,
Тоже Витте предложил.
И в бюджет он как находку,
Эту сумму заложил.

Через два года, решили,
Что пора короновать.
Показать, скорей, спешили
Как «халяву» раздавать.

Началось почти прекрасно.
На Ходынке – лучше нет.
Поле, плац армейский – классно!
Всё сулило праздник, свет.

По периметру на поле
Сотни праздничных шатров.
Тарантасы на приколе,
Бочки с пивом для «оторв».

Заготовлены подарки;
Кружки с вензелем царя,
Колбасы кусок для варки,
Мёда фунт, что ждал не зря.

Ситцевый платок с орлами,
Всяких сладостей кулёк,
Пряник вяземский с гербами
Это вроде как паёк

Объявили – всё бесплатно,
От царя с царицей дар.
И умчалось безвозвратно
Всё веселье словно пар.

В давке этой беспросветной,
Всё смешалось: крики, стон …
Вот такой отметил меткой
Коронацию и трон.

Николай распорядился
Выдать всем по сто рублей.
И конечно извинился,
Как хотелось быть добрей.

В тот же год официально
Он Болгарию признал.
Тур в Европу не формально
Вслед за этим предпринял.

Императора Вильгельма
Он в Берлине навестил.
А с Викторией отдельно,
Букингемский не смутил.

После этого в Париже,
Всё ж союзник, как-никак,
Обсудили, что им ближе,
Про Босфор развеять мрак.

Под конец шального века
Николай стал понимать.
У японцев нет ответа,
Как нам их воспринимать.

Исключительная мера -
Наш с Китаем договор
И у нас крепчала вера,
Будет и конфликт, и спор.

Вот конфликт и состоялся,
Подожжён бикфордов шнур.
И никто не извинялся …
Атакован Порт-Артур.

Высочайшим Манифестом,
Всколыхнувшим всю страну.
Николай открытым текстом
Объявил тогда войну.

Незавидное начало
Пришлось флоту пережить.
«Цесаревич» пал сначала,
Броненосец мог бы жить.

А потом, как покатилось
Пал «Паллада», «Ретвизан»
А с «Варягом» что случилось?
Он сказал об этом сам.

В Порт-Артур поставил точку
«Петропавловск» - лидер наш.
Налетел на мину ночью,
Не помог и экипаж.

Так не стало адмирала,
Вместе с лидером погиб.
И Россия не узнала
Про гнуснейший перегиб.

Что Макаров был учёный,
А не флотский командир
Знал министр вновьиспечённый?
Он учёным был кумир.

Так Россия потеряла
Гениальнейших сынов.
Верещагина сначала
И Макарова … без слов.

Как Рождественский «попался»,
В книге Новиков сказал.
Как моряк российский дрался,
Он в «Цусима» рассказал.

О приказе Николая
Не сказал, а он жесток.
«В столкновения не вступая,
Цель одна – Владивосток».

Победителями мнили?
Флотом «сильным» заклюём?
Про Маньчжурию забыли,
Правда, вальс ещё поём.

Над Японией победа
Там заложена была.
Под Мугденом шла «беседа»,
Но победа не ушла.

И Мугденское сражение
Бородинскому сродни.
Там и там шли в отступление
Измотав врага до «фри».

Мы в сражении потеряли
Восемь тысяч человек.
А они недосчитали
Аж, шестнадцать, вот ответ.

Ожидая подкрепления,
Отступили, сдав Мугден.
И Кутузов не для бдения
Отступил, но он не тлен.

К лету следующего года
Враг был просто истощён.
Русские – не та порода.
Долг наш был бы возвращён.

Армия была готова
На решающий удар.
Но «случайно» смута снова,
Привела страну в угар.

Императору невольно,
Без больших людских потерь,
Мир принять и было больно,
Что свои же худший зверь.

Мы войну не проиграли,
А «позора» просто нет.
Просто те, кто это ждали,
Ещё скажут. … Весь секрет.

Но вернёмся к Порт-Артуру.
Они так увязли там …
С перепугу или сдуру
Поражение пишут нам.

Сам командующий Ноги
Харакири попросил.
Вот такие вот итоги …
Император не пустил.

А в России зреет смута,
Вскоре Плеве был убит.
Либеральный зуд без стука
Лезет всюду и грозит.

А задача их такая –
Власть российскую унять.
Самодержец – власть плохая,
На парламент поменять.

В то же время понимали,
Что оплот царя – народ.
Православный царь, все знали,
Что ему народ не сброд.

На заводах объявили –
В воскресенье царь их ждёт.
На Дворцовой примет или
Даст сказать, кто подойдёт.

А в субботу их приняли
И Гапон был тоже там.
Царь сказал: «Приду едва ли.
Быть в Москве мне по делам».

Наступило воскресенье,
Люди шли, как на парад.
Что царя нет, без сомненья,
Знал Гапон, был очень рад.

При подходе к месту встречи
С крыш вдруг начали стрелять.
По жандармам … пали свечи
И хоругви. Как понять?

Остальное всё известно
Государь был потрясён.
Как зараза повсеместно
Царь был ложью оплетён

Через месяц жертвой снова
Стал Великий князь Сергей.
Брат отца, хранитель трона,
Ненавидел тех людей.

Начался разброд шатания,
Откровенный бандитизм.
Люди, больше от незнания,
Стали отвергать царизм.

Под давлением С.Ю.Витте
Он уже премьер – министр.
Царь не верил даже свите,
Будь то преданный юрист.

После долгих колебаний
Был подписан Манифест.
Дума – символ ожиданий,
А на власть поставлен крест.

Царь остался, он при деле,
Но Закон издать не мог.
Дума в этом вот «борделе»
Будет думать, кто здесь Бог.

Дума первого созыва
Не внесла заметный сдвиг.
Так от срыва и до срыва
Шли разборки, шум и крик.

Все, что царь давал, Законы
Не был принят не один.
Всё какие-то препоны,
Каждый думец господин.

«Мы должны встать у штурвала!» -
Съезд кадетов заявил.
Царь не стал искать скандала
Думу эту распустил.

Комом первый блин, похоже
И с учётом всех огрех,
К новым думцам стали строже …
Тут волнения, как на грех.

Царь сменил премьер – министра.
Пётр Столыпин стал рулить.
И реформы словно искра
Дали повод не бузить.

Выбрали вторую Думу,
Но опять там винегрет.
Мало дела – много шуму …
Государству пользы нет.

Взять «Аграрную реформу»
Злободневней вроде нет.
Словоблудство взяли в норму,
Каждый тянет свой проект.

И Столыпин Думе скажет:
«Потрясения вам нужны!»
Жизнь со временем покажет,
Как слова были важны.

Были выданы Законы:
«Земство» - срочно возродить.
«О всеобуче» - каноны.
«О госстрахе» - чтобы жить.

Не могли смириться эти,
Кто не видит зло в упор.
И уже страдают дети,
И до них дошёл террор.

Дочь Столыпина Наташа
Так и стала инвалид.
А эсеровская няша
Всё больнее норовит.

Стал тогда ответной мерой
Новый «скорострельный» суд.
В массе общей, внешне серой,
Зарождался злобный спрут.

Были в Думе террористы,
Решено -  арестовать!
И пришлось, раз экстремисты,
Думу расформировать.

И столыпинские меры
Думу как-то обуздать.
Дал закон «О Думе», сферы
Все пришлось чуть поменять.

Третью Думу избирали,
Был для этого Закон.
Так что «левых» придержали,
Дав «центристам» думский трон.

Всё ж земельная реформа,
Пусть без Думы, а идёт.
И общинный труд, как форма,
Очень скоро изживёт.

Вот Столыпина идея
Отруба для всех крестьян,
Не какая- то затея,
А программа всех землян.

Родилась в тот год Антанта,
Это тройственный союз.
И Россия – доминанта.
Для Европы только плюс.

Была встреча Николая,
Вновь с Британским королём.
И Вильгельма ожидая,
Царь всегда нуждался в нём.

Соглашение в Потсдаме
Подписали, не моргнув.
Все прекрасно понимали,
Жить нельзя, всё зачеркнув.

И с Болгарией проблемы
Снова стали назревать.
Русофобские дилеммы
Стали как-то раздражать.

И ещё одно убийство,
Вновь потрясшее престол.
Беспринципность, ротозейств
Допустили произвол.
На сей раз, к большой печали
Сам Столыпин жертвой стал.
Всех конечно отыскали,
В тот же день Богров предстал.

Шли повальные аресты,
Но что было, не вернёшь.
«Старец» знал и даже место
Указал, мол, там умрёшь.

Смерть его не повлияла
На политику и курс.
Все посты команда взяла,
С кем держал реформы пульс.

Экономика взлетела
На последний мирный год
Она вовремя успела
Дать ресурсам полный ход.

Много шло на оборонку,
И не то, что у «коллег».
Не за Западом вдогонку,
А во многом русский след.

Трёхсотлетие династии
Отмечалось в тот же год.
Не было особой страсти.
Был приём, был крестный ход.

Был обставлен очень пышно
Весь круиз по городам.
В Кострому заехать вышло,
Первый царь оттуда сам.

Посетил, всё, как знамение,
Там Ипатьев монастырь.
Дом Ипатьев – совпадение?
Здесь настиг царя упырь.

Вот четвёртая то Дума,
Стала как бы и венцом.
Была «правая» без бума,
А Родзянко был творцом.


Ей досталось видеть столько
Что не снилось, тем троим.
Вся трагедия и только,
Стала символом всем им.

Началось почти банально,
Герцог габсбургский убит.
Вдруг Гаврило так … случайно?
Если серб, значит бандит?

Австро-Венгрия в обиде,
Франц наследник, как-никак.
Ультиматум, в лучшем виде,
Сербам тотчас, раз вы так.

В это время в Петербурге
Был французский президент.
Заявил, что не в восторге.
«Твёрдость» выше, в сей момент.

По подсказке из Берлина,
Хоть от сербов был ответ,
Австро-Венгрия решила
Дать войне зелёный свет.

После долгих колебаний,
А Генштаб уже «давил».
Николай, в огне терзаний,
Моб.программу объявил.

Deutshe потребовал отмену,
Николай просил контакт …
И Вильгельм, как бы в замену,
Объявил войну, как факт.

Как союзник, верный долгу
Франция России друг.
Объявила, хоть бестолку,
Всем войну, кто немцев круг.

Чтоб ударить в тыл французу,
Пришлось Бельгию занять.
И Британцы, как к конфузу,
Отнеслись, но дали знать.

Есть такой союз – Антанта.
Их не стоит задирать.
Немцы тронули гиганта
И войны не миновать.

Тридцать восемь стран вступили,
В этот жуткий переплёт.
Миллионы истребили …
Это всё ещё придёт.

Просто взрыв патриотизма
Нападению в ответ.
На защиту славянизма!
Петербурга больше нет.

Петроград кипит страстями,
Забастовок больше нет.
Милюков и тот с властями.
За войну! Хоть и кадет.

Кайзер вздумал для начала
Без проблемы взять Париж.
Из России прозвучало
Кайзеру в ответ: «Шалишь!»

Вошли в Пруссию немедля,
В этом был как раз прокол.
Польский тыл, как псу обедня,
Что ни пан, то произвол.

Армия была разбита.
Застрелился генерал.
Но Парижем не забыта
Эта жертва - не провал.

Вот в Галиции успехи,
Австро-Венграм сбили пыл.
Дал Корнилов на орехи
И Деникин всех в распыл.

Взяли Львов и Галич вместе,
Буковину, правда, часть.
Перемышль на первом месте
Это крепость, это власть.

Со второй попытки взяли,
Генералы сдалось в плен.
Николая все там ждали,
Сам приехал без замен.

В эти дни, считай, впервые
Генерал стал кум и сват.
А Брусилов нам поныне
В той войне простой солдат.

Первый год войны России
В целом был со знаком плюс.
В Лодзь, Варшаву не пустили,
А австрийцы немцам флюс.

Год второй стал тяжелее,
Польшу всё ж пришлось отдать.
И германец стал хитрее,
Где-то смог переиграть.

Со снабжением перебои
Удалось с трудом решить.
Саботаж в снабжении, сбои …
Не смогли пока изжить.

В тот же год царь перебрался
Со всей свитой в Могилёв.
Ставку сделать там собрался …
И … пошёл предательств клёв.

Стратегической ошибкой
Можно всё это назвать.
Петроград опорой зыбкой
Стал царю. А как сказать?

Не простое было время.
Сухомлинова ждал суд.
Поливанов взял всё бремя,
Как министр военный тут.

В то же время царь решился,
Что главкомом будет он
Позитивно отразился
Этот шаг, ведь царь – Закон.

Третий год стал год особый.
Стал, заметен перевес.
У Антанты стимул новый,
Даже новый интерес.

Дело в том, шальная Порта
Объявила всем джихад.
Ей проливы, как аорта,
Перерезать и в Царьград.

А Энвер-пашу в Россию,
Если Николай возьмёт.
Положить конец всесилию,
Всё Россия заберёт.

Кайзер чувствует – Россия
Стала вдруг не по зубам.
Бросил все свои усилия
На французов. Может там?

И Верденское сражение
Стало Франции, как взрыв.
Но поправил положение
Наш «Брусиловский прорыв».

И Париж вздохнул спокойно,
Ход войны сменил акцент.
Пленных, … даже непристойно,
Стал значительный процент.

Зарождались полководцы
И Колчак один из них.
Ничего, что флотоводцы,
Кайзер в Финский не проник.

А Юденич на Кавказе
Турок просто добивал.
Лишь не трогал на намазе,
Бога всё ж не забывал.

Много в армии дивизий,
Но о «Дикой» вечный спор.
Сохранилась без коллизий
И жила бы до сих пор.

Михаил, брат Николая
Возглавлял Чеченский полк.
Враг сдавался в плен, не зная,
Что в душе у всех их волк.

Вырос полк, и стала «Дикой».
Славой конницу снабдив.
Дерзкой, смелой, многоликой …
С ней Великий князь -  комдив.

Либеральная зараза
Стала проникать на фронт.
Потихоньку и не сразу,
Но внушавшая афронт.

В Думе речи стали злее,
Ведь царя в столице нет.
О предательской затее
Рассуждали, не как бред.

Царь за этот год текущий
Четырёх премьеров снял.
Аппарат, как бездарь сущий,
Десять кресел потерял.

И министры обороны,
И министры прочих дел.
Даже те, кто чтит законы,
Оказались не у дел.

Представители Антанты,
В Петрограде был совет,
Подтвердили, как гаранты,
На проливы есть ответ.

Вплоть до Мраморного моря
С островами, чтобы знать.
Так решили, и не споря
Всё России передать.

К наступлению нет препонов,
Новобранцы, как один,
Все тринадцать миллионов
Ждут команду: - «На Берлин!»

Началось всё с забастовки,
Охватившей Петроград.
Шло пока без потасовки
И к тому же без преград.

Но лиха беда начало,
Появился и запал.
Что «Долой царя!» не мало
Стало лозунгов – сигнал.

Дума бучу поддержала
И создала свой Совет.
Распускаться не желала,
И царю сказала, НЕТ.

И пошло, как чередою
Цепь предательств и измен.
Гарнизон, само собою
Встал на поле перемен.

Клевета пошла по кругу;
Что царь с Вырубовой спит,
Что царица, как бы другу,
Всё Вильгельму говорит.

И царевны проститутки
Шли на фронт, чтоб погулять.
Что кругом лишь недоумки
Их давно пора менять.

Государю доложили,
Что восстал весь гарнизон.
Кто всегда царю служили,
Покатились под уклон.

И тогда он дал команду:
«Царский поезд в Петроград!»
Ложь, обман, всё шло насмарку …
Весь проезд из баррикад.

Псков, как город, стал последний
Где он был, как государь.
Он был царь, пустые бредни,
Что готов был на алтарь.

В штабе Северного фронта
Он почувствовал капкан.
Алексеев, так для понта,
Стал звонить по всем фронтам.

Получив от всех «согласие»
Государю доложил.
Отречение, как желание,
Тут же он и предложил.

Николай, взяв заготовку,
Вышел в следующий вагон.
Не писать же под диктовку?
Отпечатал лично он.

И ушли три телеграммы
Все за «подписью» царя.
Это было часть программы
Заговорщиков не зря.

Не писал он ОТРЕЧЕНИЕ,
Это всё фальсификат.
Манифест, как заявление,
Алексеев сделал – факт.

Михаил не отказался
Николая заменить.
Нет, нет, нет, не испугался,
Он народным хочет быть.

Учредительное вече
Если выберет его,
Он готов быть и на встрече
У народа своего.

Ну, а дальше был Керенский,
Царскосельский был арест.
Был Тобольск и быт чуть сельский,
Но судьбе ещё не крест.

Троцкий выдал предложение,
Взять царя на разговор.
В Бресте сложится решение,
Пусть подпишет договор.

Николаю, как сказали,
Отказался наотрез
А взамен так отругали …
Не язык бы им – протез.

То, что дальше всё известно,
Нет желания повторять.
Наказали их телесно …
Душу их пора понять.

И, у преддверия могилы,
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов!

Так за секунды до расстрела
Шептали детские уста.
Их больше нет, свеча горела,
Они все вместе у Христа.



29 марта 2016 года.