Галатея

...И вот Галатея сошла с пьедестала.
Вздохнула: «Я в мраморе киснуть устала!»
И, выгнув дугой истомлённое тело,
впервые владенья свои оглядела.
Был дворик, заваленный мраморным сором,
дырявый забор, крапива под забором,
корявая, полузасохшая грушка,
под грушкой — продавленная раскладушка.
Была мастерская, страшнее сарая,
спасибо ещё, что не слишком сырая,
цвели занавески в проединах моли,
и очень внушительно пахли помои.
Оборванный скульптор таращился дико,
шептал, как с похмелья:
«Живая, гляди–ко!»
Небритый, немытый, в хитоне убогом,
забытый и горсоветом, и богом.
А мимо забора машины летели,
в них древние эллины сытно потели
и хрупкие дамы в уборах Диора
носы отворачивали от забора.
Гераклы, гордясь иноземной культурой,
качали чудовищной мускулатурой.
И юные девочки с кожей из глянца
чирикали бойко вокруг иностранца.
И треск ресторанный. И запах шашлычный.
Реклама с улыбкой Светланы Светличной.
И жизнь, проходящая звонким парадом.
И это не где-то в Канаде, а рядом!
И вот Галатея, прелестно оскалясь,
сказала: «Я женщина, а не «Икарус»!
Меня создавал ты с упорством ослиным,
чтоб я тебе с рынка таскала маслины?
Чтоб шила, варила, кормила, стирала
и кланялась, как в кабинете тирана?
Я вам не Антей, чтобы плечи калечить,
сумел сотворить, так сумей обеспечить!
Подумаешь — гений! В Афинах пигмеи
с портретов вождей миллионы имеют!
Прощай, недотёпа! Ищи на натуру
другую окаменелую дуру!»
И вот Галатея походкой пантеры ушла.
И, по слухам, подалась в гетеры.
Её, говорят, привозили в Афины
Какие-то греки, а, может, и финны.
...Не верю я сплетникам, истины ради!
А, впрочем, чего не бывает в Элладе?..