Вийоном можешь ты не быть...

Юрий Горбачев
ВИЙОНОМ   МОЖЕШЬ ТЫ НЕ БЫТЬ, А ВОТ  ВАГАНТОМ БЫТЬ ОБЯЗАН


Посмертная книга стихов  Владимира Брусьянина , жившего и творившего в университетском Томске, - память о Поэте, поэтах, студенческо-богемном андеграунде «Сибирских Афин» конца семидесятых. Жизнь, прожитая как стихотворение… Сегодня  как-то вдруг стало ясно, что это по силам далеко не каждому…Ну что такое все это, неуловимое, вечно ускользающее? Что такое «творчество и чудотворство»? Что означает  истинная поэзия, которая  «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез»? Может быть это нечто запечатленное вот в этом  Володином стихотворении?

Каждый миг—миг прощанья,
поглотивший века…
Ледяными ключами
напиталась река

 
и, дробясь о пороги,
понесла  в темноте…
Задышавшие строки
будит эхо путей


и сцеплений, и смерти…
Словно из-за плеча,
видишь, как на мольберте
остывает печаль…
             «Творчество»

Поэты такие разные! Один будет прятать свою тетрадочку подальше от посторонних глаз. Другой, зарифмовав четыре строчки, тут же  ринется читать их литературным кружковцам, обежит редакции газет и толстых журналов, пробьется в литературные управленцы при местном  писательском союзе. Поэт – по определению графоманский мотор. Чудо  рождения поэта происходит неожиданно, но непременно «всерьез». Как мотылек из  гусеницы -- из рифмоплета  выходит, вылупляется, прорезается  Орфей. И вдруг с изумлением взирает с высоты на так и не осиливших этих метаморфоз литературных гусениц… Русские Поэты… Один за мгновение до разрыва аорты проорется к толпе под звяк гитары,  другой  вольется в души   родниковой чистоты   рубцовской строкой,  продолжающей источаться даже из под могильного камня подушки, которой накрыла  на вечную память женщина, с коей скоротал  последнюю ночь...  Томские поэты  во главе с их некоронованным королем-вагантом Владимиром Брусьяниным, Бруськой – по-нашему -- были и останутся слишком отравленными утонченным ядом  филологизма, чтобы  опуститься до банального  «окучивания» спонсоров, напористого самсебяиздата  за госсчет, прилипания к  местным и столичным литературным «автортетам», соответствовавшим и «народности», и номенклотурно-идиотическим(вариант- идеологическим) стандартам.   Александр Пименов, человек –перкати поле, ходячая  энцеклопедия--автор   стихотворения –хита томских бурсацких бражек семидесятых «Месяца три , как у бедной забота, мы же чего-то великого ждем, дева Мария—не делай аборта—каждый ребенок от бога рожден…» так и не издал ни одного сборника, если не считать легенды о «тиснутом»  в Канаде фолианте, ушел в компьютерные «сети»… Стихи Володи Брусьянина бережно собирали и издали своими силами  друзья-филологи.   Книжки  поэта «Ветви грозы»,1993 год, «Обрешетка кровли», 1994, «День третий»,1997, «Стихотворения», 2001, вышли благодаря моральной и материальной поддержке Володиных друзей–томичей Валерия Наумова, Вячаслава Суханова, Юрия Тетерина, Виктора Зверева, Владимира Костина, Николая Зуева. Вячаслав Суханов и Владимир Костин –  авторы, у которых  в активе и научные работы, и стихи, и проза - и блажен тот, кто прикоснулся к чуду их творчества, был студентом, имея таких университетских наставников. Поэт - из того же времени, того же круга - и «истфаковец»  Владимир Назанский, основатель Новосибирской галереи современного искусства и, несомненно, лидирующего неформального литературного  сообщества в Новосибирске.   

Поэты. Коллеги. Боже…
«Как думаешь: я поэт?»…
Конечно, ни раньше, ни позже…
«Скажи только : да , или нет?
Вот слушай: брела сквозь вьюгу,
молилась на огоньки…
………………………..
пусти… Дай, надену юбку…
Там где-то за стулом чулки…»

Ну что могли  томские гуманитарии  противопоставить временам, когда, казалось, полстраны  училось в Литературном интитуте им. Горького, производство литературных начальников было поставлено на поток, а филолог считался «литературным гурманом» и чуть ли не врагом писательства из касты «высоколобых»? Только одно…Поэзию.  Стихоплетозавры «старейшего сибирского журнала» отвергали… Слишком рано погиб «филфаковский» поэт Юрий Митрофанов, оставивший  о себе как память «белогорячечную» повесть—откровение «Снежная пыль». Эту  повесть  Юра написал  после своего сталкерского «хождения» на место падения Тунгусского метеорита.
В ней он по-конфуциански ясно, пожалуй, смог выразить нечто программное, свойственное всем нам: «Ну вот ты и пошел… Теперь уж черта с два вернешься --самолюбие не позволит, а впрочем и не самолюбие, а какая-то идиотская уверенность в том, что это тебе надо…» Вот это духовное сталкерство, пожалуй, и отличает поэтов, вышедших из филфака томской  alma mater .

Приметы того же миросозерцания нахожу и у Вячеслава Суханова. Что значит быть писателем, поэтом, демиургом вербальных миров, медиумом невыразимого? «Страдание предстает у писателя как одно из основных состояний, свидетельствующих о том, что человек пребывает в мире, что составляет единое целое, одно без другого не существует, поэтому в этике писателя жизнь и страдание составляют единое целое, одно без другого не существует, а отсутствие страданий означает и утрату существования, переход в нежизнь, смерть»,  -- ненавязчиво учит нас, своих друзей, может быть, в какой-то мере насмотревшись на нас, один из славных рыцарей пера этого круга.(Вячаслав Суханов, «Романы Ю.В. Трифонова как художественное единство»).   Так что, ежели нет страданий --нет и поэта. Ведь это все -- не ради того, чтобы  убедиться:  тривиальная истина работает! Это и есть житие поэта, отличное от бытия  филистеров.  «Имени его никто толком не вытвердил, но ведь личные имена случайны, случайны до смешного...Он ел  похлебку бедняков и принимал жестокости жизни в лошадиных дозах», - уже в духе самоиронии о том же и у Володи Костина(Владимир Костин, «Меркнут знаки зодиака», альманах «Kto zdes?» 
«От Москвы до Томска в облике городов доминируют вертикали-купола, шпили. Словно золотыми перьями маковок писали люди обращенные к небу послания», - еще одно «программное» высказывание круга поэтов, так и не сочинивших манифеста. (Владимир Назанский, «Номады»). Что ни говори - вертикаль в  судьбах томских гуманитариев преобладает над горизонталью!   
 
 Поражают  мистические озарения поэта Юрия Ключникова –отца и глубина проникновения в тайны человеческой  души эзотерика и традицианолиста Сергея Ключникова–сына. Оба теперь неплохо изданы в Москве и их книги остаются теми непотопляемыми островками, которые возвышаются над  потоками макулатурного чтива…  Сталкерство Володи Назанского вылилось в познание Европы  с помощью духополезных путешествий авто-и авиастопом…   
 
 Непросто сложились  судьбы старшего поколения поэтов-гуманитариев Томского университета. Довольно  настойчиво заявивший о себе во время полемик  «эстрадных» поэтов с «тихими»  медитативный Василий  Казанцев как бы отошел на второй план, затерялся в хоре голосов московских авангардистов-тусовочников.  Только узкому кругу  известны стихи, подвергавшегося репрессиям за вольнодумство  ученого-филолога Александра  Казаркина. Вот это хотя бы. Как раз в тему:

С круга спившийся под старость Дьявол
С нищим Богом встретился в бедламе.
-Это ты им дал игру без правил?
-Это ты их научил, что радость --в сраме?

И друг другу в бороды вцепились…
И в глаза друг другу наплевали.
Глядь – а жизни нету—спохватились,
обнялись и долго целовались.
 
 Поэты сгорали …Они погибали не узнанные, не изданные…  Блуждавшая по Томску версия гласила: Володя Брусьянин погиб из-за того, что неосторожно «накатил» после противоэнцифалитной прививки…Его смерть – несомненно прививка.   От чего-то насекомо-шевелящего лапками,  впившегося, разбухшего,  упаковавшегося в  пластмассово-вещный мир…От бытия, которое без «высоких материй», возвышенных страстей, поэтически–удивленного  взгляда на мир становится  чересчур похожей на сплошной нескончаемый супермаркет, где из десяти разных утюгов можно выбрать самый-самый, ухватить видеокассету с «видиком», пакетбук  с «бестселлером», но не ощутишь воодушевления, вдохновения, творческого экстаза.  Житие Поэта…Писание стихов – как способ существования. Стихи Володи Брусьянина  - немыслимый «ерш», в котором – и  есениская синь, и клюевская иконопись, и блоковская вселенскость, и лапидарность при которой слово обращается в иероглиф, и неудержное словоизвержение филологического трепа «за литературу», «за философию», «за жись»…
 Весьма значительным ингредиентом в этом эликсире жизни были и женщины…Смесь оказалась слишком крепкой. «Градус» ее – убийствен… Среди «поэтов, психопатов и кликуш»,  психопатически-филологичных и утонченных Володя Брусьянин выглядел этаким русским богатырем. На модный имидж последователя дендистских стандартов «серебряного века» явно не тянул. В восприятии многих он остался не то общаговским Гулливером, не то Гаргантюа  студенческих пирушек. Человек—гора. Одно появление которого на общаговских этажах Ленина-49 производило воронкообразное завихрение нечаянных встреч, неожиданных ситуаций, алкоголических «догонок». Он зарабатывал деньги на калымах – разгружал баржи с вином или сбрасывал снег с крыш, чтобы потом «спустить» все в кутерьме дружеских попоек… Неизбежно вхожи были в этот круг и позже уже не нуждавшиеся в таком вот  Володином «спонсорстве», мелькнувшие по этот жизни  яркими метеорами журналисты – выпускники  ТГУ – Евгений Фролов и  Игорь Домников.  Оба привнесли в  эту , увы, все более  утверждающуюся как «вторая древнейшая»  профессию немало поэзии и артистизма. Основатель томской «Вечерки» Евгений Фролов ушел из жизни  в 41. Сердце… Игорь Домников, журналист  «Новой газеты»  погиб в московском подъезде – удар  по голове… Видимо, это самое радикальное и верное средство в полемике с «шибко умными», талантливыми  и одухотворенными…

Никто и никогда не объяснит почему, «кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт»…Почему Владимиру Высоцкому  и Василию Шукшину –водка, Элвису Пресли –игла с передозировкой, Джону Леннону –пуля  маньяка…Для чего Франсуа Вийон, Есенин, Пастернак писали прощальные стихи, словно надеялись, что будут присутствовать на своих похоронах с лопнувшей веревкой-петлей или возвращенным  удостоверением члена союза писателей  в руках…. Почему?
 
Алый налет закатов
на синеве озер…
Все мы уйдем когда-то.
Просто уйдем –и все.

… Но совершенно непостижимым образом Поэт, словно заглядывая за черту, за грань небытия способен воспроизвести свои  уже потусторонние прогулки…

…Полоски заката в осеннем дыму.
Как перед причастьем простясь—ни к кому
Не пестую злобы. Не слышу беду.
Бездумно молчу. Безоглядно бреду
По прелым иголкам и мокрой листве.
Ныряю во мрак. Выгребаю на свет…

Что ж - будем «выгребать на свет», как завещал  Поэт…Пока еще на этом свете. Учиться великой науке  жить, «не пестуя злобы»…

2001, 2004 г.г., Новосибирск. На снимке Володя Брусьянин с филологическими Музами