Бессмертный

Я помню погожий день. Был флюгер спиной к норд-весту. Тогда же в моей коробке для писем вдруг не хватило места. Я тронул ее рукой, и пол оказался белым от разных бумаг, что читать приходилось по делу и не по делу. И я осознал, что это — всего лишь начало муки.

Мне стало тревожней, когда в завещанье меня указали внуки. Я долго стоял, смотря в безжизненные их лица, и мысль крутилась заевшей пластинкой: «Уж лучше бы не родиться».

Солдат трех великих войн, я мог бы пройти четыре, но, выиграв последнюю, понял всю тщетность призыва к войне ради мира.

Я знаю все языки Америки и Европы, я лично прошел все морские пути и безвестные узкие тропы. Я видел, как мир старел, а сам, не меняясь даже, беспомощно шел по морщинам планеты и не становился старше.

Не скрою: я был влюблен. Любовь окрыляла душу. Но я так крылат, что меня эти крылья не держат, а только душат.

Раз двадцать я прыгал с крыш, и, пусть это очень глупо, я даже однажды пытался утопнуть в тарелке дрянного супа. Отчаянье было выше, чем разум нетленной плоти. Я мог бы сказать, что устал, но увы: не умею я быть на изводе.
 
***

Я помню погожий день. Земля утопала в лете. Я понял тогда, что остался последним на этой проклятой планете. Я просто смотрел на свет — густой, золотой, как масло, — и солнце предательски мне подмигнуло: «Живи!» — и тотчас погасло.