Ирония гульбы, или сон Евгения Лукашина

Как всегда, под Новый год,
Я с друзьями пошёл в баню,
Ну, а там, за тостом — тост,
Тост за Женю, тост за Ваню,

Тост за Галю, тост за кров,
За пережитые волненья.
Я набрался тех тостов —
До сознанья помутненья.

Я очнулся, как в дыму,
Вроде как в лесу лежу я,
И никак я не пойму,
Что я, где я, почему я.

Леший надо мной стоит,
И матюками меня кроет,
А нечисть разная кружит,
И по мне догадки строит.

Кто я — Лель, иль домовой?
И почему я цветом синий?
— Мож, он зарплату всю спустил
На журналы Д, Агостинья?

Ну, и жена ему дала,
Так, что стал он васильковый,
Мол, шишек дома нет совсем,
А тут журналы- пень еловый.

Кто — то лешему кричит:
— Ипполит, брось разбираться,
Надо просто его съесть,
Потом будем сомневаться.

Лай стоит повсюду, вой,
Из — за моей невнятной масти,
Коль не признают, что я свой,
Разорвут, пить дать, на части.

Я в ноги к лешему, броском:
— Ипполит, — ты ж, не Иуда,
Я — настоящщий домовой,
Дай ты мне уйти отсюда.

Леший оглядел меня,
На кого всё ж я похожий.
— Не бывает домовых,
Вот с такою синей рожей.

Братец, что то ты темнишь,
Ты не нашего замесу,
И от нечистей каких
Представляешь интересы.

Я ему: — Да, вот те крест,
Не соврал тебе ни разу,
Я — настоящий домовой,
Из врачебного приказу.

Кого хочешь ты спроси,
Евгений я, был раньше дьяком,
Но, господние пути,
Заставляют ползать раком.

Тут ведьмак заверещал:
— Расступись, высоки горы,
Знаю, — это — аватар,
Он, стало быть, сбежал с Пандоры.

Там таких хоть пруд пруди,
И все такие — синим цветом,
Ну, а кто-то — голубым,
Кто ниже пояса, «с приветом».

Я ему: — Какой татар,
Никаких татар не знаю,
А этих, самых, «голубых»,
Сам на дух не принимаю.

Но, тут такое началось,
Все кричат, хошь, бей посуду,
— Да он точно, «голубой»,
Братцы, бей его паскуду.

Ты так вот прямо отвечай,
Ты сюда чего припёрся?
А, ежли ты не аватар,
То синькою зачем натёрся?

Ну, я им всё и рассказал,
Как с друзьями пошли в баню,
Ну, и как на «грудь принял»,
Водки, с воблой и груздями.

— Ну, и немного перебрал.
Ну, с кем такого не бывает,
А вот как сюда попал,
Я и сам не понимаю.

Мне б домой к себе попасть,
К йоду, скальпелям и ватам,
И не надо тут искать,
Средь невинных виноватых.

Я готов, как тот солдат,
Даже в эту ранню пору,
Не жевавши ваш салат, —
Первым рейсом на Пандору.

Тут Матвеич, вот зуда,
Где-то в нём сидит Иуда,
- Мол, ты нам через года,
Отпрыска пришлёшь оттуда.

И опять пойдёт квашня,
Кто таков, зачем, откуда,
Домовой ты, или нет,
Но, ходу нет тебе отсюда.

Тут русалка — щучий хвост,
С дерева кричит: — Матвеич!
Ты бы мне его отдал,
Я ж совсем одна теперичь.

Мужика то, рыбаки
Закоптили ентим летом,
А я головастиков хочу,
И, чтобы были синим цветом.

Ведьма в крик, кричит: — Он мой.
Ипполит пусть разберётся,
А то энта, с рыбьей чешуёй,
Вновь без очереди прётся.

Ежели как в прошлый раз,
Пожалеешь барракуду,
Можешь даже не мечтать,
Больше спать с тобой, не буду.

Леший, хрясь в сердцах ногой,
— Цыц, базарные сороки,
Разгоню всех по углам,
С вами не было мороки.

И теперь уже ко мне
Взор свой тёплый обращает,
И говорит спокойно так,
Ну, прямо за душу хватает.

— Ты сюда чего пришёл,
Разводить разврат меж нами?
На Пандоре баб что ль нет,
С огромадными грудями?

Чтоб не смог ты нашим дамам
Больше головы мутить,
Я решил, что нынче ж утром,
Надо кровь тебе пустить…

Я проснулся, весь в поту,
Президент глядит в экраны,
Вновь часы двенадцать бьют,
Значится — опять, стаканы.

Вспомнил я свой страшный сон,
И Матвеича — Иуду,
И решил, под Новый Год
В баню я ходить не буду.