Обломная

Слышал с детства, с малых лет
сказки-песни.
Захотелось посмотреть
мне, хоть тресни
на русалок и на змей
на крылатых
и на то, как там Кощей
мрет над златом.
Я расспрашивал людей,
что видали
кто за тридевять земель,
кто и дале,
но никто не объяснял
четко-ясно,
сколько я не выяснял –
все напрасно.
Но упрям-горяч я был
от природы.
Сапоги я смастерил
скороходы.
Как копытами стучал
сапогами,
пни-коряги пропускал
меж ногами.
Прочертил я параллель
четко-быстро
не за тридевять земель –
за все триста.
Оперся о старый дуб,
вид мой жалок –
нет ни леших тут, ни ступ,
ни русалок.
Вот стоит изба-бревно-
курьи ножки –
заколочены давно
в ней окошки,
и хоть десять раз пройдет
конный-пеший,
там, где раньше вел народ
только леший.
Как могло такое вот
получиться?
Илья Муромец гниет
во гробнице.
И давно уже не зверь,
а покойник
тот ужасный Соловей,
что разбойник.
Люди тянутся к домам,
да к машинам,
и не Русью пахнет там,
а бензином,
и стучат там поезда-
электрички…
А все сказки – ерунда,
дань привычке.
Защемило грудь с тоски,
от невзгоды,
и пропил я сапоги-
скороходы.
И хожу я как барбос –
нос повешен,
сам оборван и оброс,
будто леший.

1978 г.
Название придумано при вывешивании здесь, до того звалась по первой строчке