не пойми что

***

Они двинулись в путь рано утром. Поскольку местность была низменностью и вплотную прилегала к реке, то в такое время ее обычно окутывал густой пеленой туман. Так было и сегодня. В предрассветных сумерках Анна осторожно перенесла сонных детей в повозку и аккуратно закутала. Нужно было еще раз пройтись по двору и убедиться, что они действительно все взяли и ничего не забыли. Валентин был в погребе – очевидно, тоже производил последнюю проверку, он также осознавал, что назад они уже вернуться не смогут.
Побродив по двору, она вернулась к повозке и стала ожидать Валентина. Через две минуты тот вылез из погреба, отряхнулся и подошел к ней. Вид у него был хмурый. «Как я его понимаю…» - с грустью подумала Анна – «он вынужден отправляться в неизвестность, да еще и тащить с собой нелюбимую девушку с двумя маленькими детьми…». Ей нечего было сказать ему. Она понимала, что никаких симпатий он к ней не испытывает, и что они все трое для него в данный момент являются ужасным бременем. В другой ситуации она бы в сердцах его прогнала. Но сейчас не тот случай. Ей нужна была его физическая сила, иначе им троим просто не выжить ни в дороге, ни на месте прибытия. Сейчас шла война и ей нужно было думать прежде всего о детях. Вздохнув, она подняла на него взгляд. В его глазах застыл немой вопрос.
 - Выдвигаемся, - вполголоса скомандовала Анна.
Валентин криво усмехнулся, метнув на повозку, в которой спали дети, мрачный взгляд. Затем легонько стегнул пони. Новелла, словно очнувшись от дремоты, фыркнула и неспешно пошагала, увлекая за собой их нехитрое сооружение, которое должно было служить им теперь и домом, и средством передвижения.
Пока не рассеялся туман, им нужно было успеть пересечь поле и добраться до леса. Если врагам вздумалось бы послать сейчас самолеты для бомбежки, то на открытой местности они будут сразу заметны. И обстреляны. Валентин понимал это, а потому сильно тревожился о том, выдержит ли повозка быструю езду и тряску по ухабам и кочкам. Не развалится ли на пол пути? Он, конечно, делал ее на совесть, но кто знает… ведь он никогда раньше даже не пробовал сооружать подобные конструкции. И если теперь в самый неподходящий момент она сломается, то вместо их спасения она станет их погибелью, так как станет заметна врагу сверху.
Еще его тревожило, что дети проснутся от тряски и станут плакать. А в рассветной тишине любой звук разносится далеко и слышен на довольно большом расстоянии. «Черт меня дернул тащиться с ней и этими детьми», - в сердцах подумал он, - «Шел бы себе один. А теперь – скован по рукам и ногам.». Его утешала лишь мысль о том, что он по крайней мере поступил благородно, не оставив девушку с детьми погибать. Они бы все равно не выжили в этом городе. Он бросил искоса взгляд на Анну, которая шла рядом. Нет, в университете определенно были девушки намного красивее. Единственное, что привлекало в ней – умение смотреть. В ее взгляде было что-то такое, что завораживало и приковывало к себе внимание. Что-то, на что хотелось смотреть снова и снова. Сейчас она шла, настороженно оглядывая поле вокруг них, готовая в любой момент ринуться на защиту своих детей. Валентин снова перевел взгляд на повозку. Волей-неволей ему тоже придется их защищать, когда возникнет опасность.
После получасового продвижения в утреннем тумане показалась, наконец, кромка поля. Они ускорили шаг, чтобы как можно скорее оказаться под сенью деревьев. Дальнейшее передвижение должно было происходить через лес, поэтому там они будут в большей безопасности. Анна заглянула внутрь повозки и, замедлив шаг, попыталась притормозить Новеллу.
 - Куда? – Валентин метнул на нее неодобрительный взгляд и еще крепче сжал в своих руках поводья.
 - Мой сын раскутался, я должна натянуть на него одеяло, - ответила Анна
 - Подождет, - мрачно отозвался парень.
 - Что значит «подождет»?! - сердито зашипела девушка
 - До конца поля осталось 200 метров. Потерпит.
«Чертов бессердечный мужлан», - кипя от злобы, подумала Анна и нырнула верхней частью туловища в глубину повозки, пытаясь закутать сына на ходу. Внезапно она споткнулась об очередную кочку, подвернула лодыжку и растянулась на мокрой скользкой траве. Боль в ноге стрелой пронзила ее. Пару мгновений она даже не решалась пошевелиться. Но затем, не желая отставать, попыталась встать на четвереньки. Надо было собраться с духом и подняться, но правая нога нестерпимо ныла и болела. Внезапно чьи-то сильные руки обхватили ее за талию и резким движением привели в вертикальное положение. Анна испуганно обернулась и столкнулась с уже знакомым холодным взглядом голубых глаз.
 - Какого черта ты не могла потерпеть 5 минут, до конца поля? – гневно спросил Валентин
 - Ты должен был остановить Новеллу тогда, когда я попросила, - упрямо возразила девушка.
 - Я ничего не должен, - отрезал Валентин, - И уж тем более не должен исполнять глупые просьбы. Где твои мозги? Нас в любую минуту могут заметить на открытой местности и обстрелять. И тогда в твое чертово одеяло будут закутывать четыре трупа.
Анна не нашлась что ему возразить. Несколько мгновений он сверлил ее суровым взглядом. А затем, сообразив, что все еще крепко прижимает ее к себе, отпустил руки. Девушка скривилась, почувствовав новый прилив боли к лодыжке. Но ныть перед этим надменным павлином она считала ниже своего достоинства, поэтому, стиснув зубы, как можно бодрее зашагала к повозке. Пока Валентин задержался, осматривая состояние колес, она решила закончить задуманное и закутать сынишку, пока тот не замерз и не заболел. Но, заглянув внутрь повозки, она обнаружила ребенка полностью в одеяле. Анна медленно вылезла обратно и уставилась на Валентина.
 - Что еще? – спросил он, поймав ее изумленный взгляд, - Ты думаешь, я совсем дерьмо? К тому же, ты бы все равно не успокоилась.
Добравшись до первых деревьев, они, наконец, перевели дух. Солнце уже поднялось довольно высоко и почти разогнало туман, под покровом которого они пробирались от города по полю. Один из самых опасных рубежей был пройден, и это придало молодым людям уверенности в своих силах. К тому же, самодельная повозка отлично выдержала начало путешествия. Теперь ей предстоит идти более медленным ходом, потому что по лесу невозможно было бы передвигаться с ней и с лошадью быстро. Валентин отправился вглубь леса, посмотреть какая предстоит дорога. Анна осталась стоять возле повозки. Они договорились, что сделают привал часов в 9 утра, когда дети проснутся и им пора будет есть. В это время у нее не будет времени ни на что, кроме них. Поэтому, если она хотела осмотреть поврежденную лодыжку, то должна была сделать это прямо сейчас. Девушка присела на пенек, стоящий тут же, в двух метрах и стала осторожно снимать с ноги кроссовку с носок. И если первое поддалось довольно легко, то для того, чтобы стянуть с влажной стопы носок, как можно меньше травмируя ее, потребовалось немало времени и усилий.
Наконец, ее глазам предстало довольно неутешительное зрелище: поврежденная лодыжка покраснела и явно отекла. Собрав все свои медицинские познания воедино, Анна решила, что будет лучше перебинтовать это место. По-хорошему ноге надо было обеспечить на несколько дней покой. Но о каком покое могла идти речь, когда они были вынуждены укрываться от врага в лесу и как можно быстрее следовать к цели их прибытия? Медлить было нельзя – если они будут ждать ее выздоровления сейчас, то просто не успеют подготовиться к зимовке на новом месте. На счету был каждый день. Поэтому Анна наспех забинтовала поврежденную лодыжку и постаралась принять как можно более беззаботный вид, когда увидела возвращающегося к повозке Валентина.