Толстой и Блок

Алексей Николаич Толстой
был снедаем душевной тоской,
и к поэзии вещей стремился.
Александр Александрович Блок
стать поэтом ему не помог,
и обиделся тот и озлился.

Затаился Толстой: отомщу!
В прозе я его прополощу
так, что будет в гробу он вертеться.
И поехал он в город Париж
в упованье единственном лишь –
в тесный круг эмигрантов втереться.

Он клеймил большевистскую Русь,
он стучал себя в грудь: не вернусь!
Будет время преступникам каяться!
И писал он без обиняков,
что повесил бы  большевиков,
на столбах, да за красные яйца...

Он скрипел неусыпно пером,
с отвращеньем копаясь в былом,
и по этой чудесной причине
он романчик без мук  изваял,
где Поэта в дерьме извалял,
аккурат приурочив к кончине.

Ибо знал: не ответит Поэт.
Умер Блок, и его больше нет.
О, какая удача отверзлась!
Но сказал ему Бунин Иван:
ты Алешка, должно быть был пьян,
что такую, ****ь,  выдумал мерзость...

Алексей Николаич Толстой,
огорошенный правдой такой,
удалился в кромешной обиде.
А потом, оскорбленный, один
покатил через город Берлин,
и Париж его больше не видел...

Алексей Николаич Толстой
с эмигрантской сумою пустой
блудным сыном домой возвратился,
Он покаялся перед Вождем,
повинился, поганый, во всем,
и слезой благодарной умылся.

Ах, однако, какой поворот!
Он уже у Кремлевских ворот,
он ковровой дорожкой шагает.
Он еще развернется, дай срок!
Станет принципиален и строг –
всех Отчизны врагов покарает.

Он напишет романов тома,
он откушает яств задарма.
Но порой промелькнет ненароком:
жизнь кончается и потому
скоро-скоро придется ему
перед Богом ответить... и Блоком.