Сад

          Он шёл, где чёрные глаза и веки вздутые, как створки ракушки, или голоса, холодные у черноморских мутноволосых лоскотух, сосущих грязную настойку на пристани, где воздух стух; он ясно помнит: где, во сколько, ту ягод гроздь в руке сдавил, как, в приторном пурпурном соке, вдруг  пальцы липкие развил, и взвился виноград высокий. Созвездья пыльные зрачков моргнули на траве и в небе, как россыпь свежих синяков, оставленная в чьём-то гневе. Та подойди к нему и тронь: "Что за тобой, что ты полощешь, как от крови, свою ладонь?" Ах, он ответил, ей не морщась: "Беда, беда, гнала сюда, ведь глад не брат, и сад не в помощь". И обступили. Вздрогнул он. (Сок под водой кривился ниткой). Но всплеск: "Мы углубимся в сон, и сон запрёт за нас калитку" - был зов, и зелье, и загон. "Я заплачу за все убытки" - когда под руки повели - и клялся, и смотрел убито на чёрненький клочок земли. "Как будто что-то там забыто?" Как кокле, голосок звенел, и булькал смех, перебиваясь, и он, захлёбываясь, пел, руками шлёпал, задыхаясь...
          В саду ходили до утра, и не могли найти в нём сада, и фрукты часть из них несла, а часть из них носила влагу. Он перепутал направленья, когда под морсом из мазута вгляделся: лишь одно движенье пронзило сад - туда, оттуда? Под колким утренним сияньем в великолепной сероте его трепало расстоянье и зубы собственных костей. Сквозь дрожь едва себя размежив, он был сражён: повсюду сад, и море-сад шумит так нежно, и лоскотухи в нём пищат, скрипят из виноградин тучи и морс липучий мельтешит, суда и стены ветви мучат и небо листьями шипит. Он закричал так невозможно, как будто бы гигантский шип ещё не втёрся в его кожу, и смерть была, как редкий гриб.