А.А. Ахматовой посвящается
"Уж кто-то идёт из угла..." М.Цветаева "В зале"
"Кавалер де Гриэ! Напрасно..." М.Цветаева
То, что "Поэма без героя" А.А. Ахматовой родилась из этих двух стихотворений М.Цветаевой, у меня сомнений нет...
"Я ответила: Там их трое..." А.Ахматова "Поэма без героя", "Решка".
Вступление
Прокрути мне свою пластинку,
Одинокой Арктики льдинка.
Путь услышу Я музыку льда.
Но льдинка меня не слышит.
Лежит себе, холодом дышит,
Как бы шепчет мне: никогда.
Орёл
А монета перевернулась,
И двуглавое снова очнулось.
Вновь задумалось о своём.
Своего у него не мало,
От Белой России до Малой,
От Урала и до Байкала...
В общем, было подумать о чём.
Головами двумя закружило.
Как, без Нас, в стране "жило-было"?
Не сменил ли шило на мыло
Бывший Нашим российский народ?
Кружит, кружит, — понять не может:
Часть, что меньше, — что больше ничтожит.
А! Так это — масонская ложа...
Или нет? Ничего не поймёт.
Шла война в близлежащих странах.
Развлечения на экранах
Разжигали в умах аппетит:
"Как готовить? И что готовить?
Где купить? И что будет стоить?
И какой у готового вид?"
Много спето серебряных песен.
В серебре — один только месяц.
Ни кольца! — череда околесиц,
Не вписавшись в окружность, — везде.
Соцпроекты и соцпрограммы.
В школах Машеньки "моют рамы".
Христианство не дружит с Исламом,
А с собою — не дружат все.
Но настанет число... Какое?
Вновь появятся эти — трое.
Принесут Валтасару дары.
Кем рождённый? Когда рождённый?
Или жизнью совсем не учтённый?
Это правил не сменит игры.
Как буддийского ищут Ламу:
— Узнаёте? — Да. Это мама.
Это сёстры, а это — я.
Кровь тогда очень шла сильно.
— Вы Григория пригласили? —
Беспокоилась вся семья.
Я лежал. Мне в глаза — гобелены.
Как в тумане какие-то сцены.
Невесомость. Я, словно, плыл.
Кровь бежала, бежала, бежала.
Предо мною реальность дрожала...
Вспышка. Выстрел. Лишаюсь сил.
Между рёбер металл тонко.
Выстрел. Выстрел. Да так звонко.
Я пытаюсь кричать, но шепчу.
Все лежат очень близко, рядом:
Слуги, сёстры, отец, мама.
Я под ней, приподняться хочу.
Время, словно, остановилось.
Как-то странно реальность двоилась.
Раздвоился, наверно, и я.
В километры легли минуты.
Я стоял и смотрел, будто,
Как за ноги тащили меня...
"Письма царские едут в Россию".
"Возвращаем назад поли-цию".
Собирают царёву "цию".
Неужели Его уже ждут?
Всё молчало, одно только эхо,
Как ещё не наставшая веха,
Не пришедшего человека
Повстречало словами: я — тут!
Всё покрыто завесой мрака.
Научила Их жизнь, однако,
Как Посланцев сюда оправлять.
Через топи, через болота,
Где ловить ловцам не охота,
Где лишь Небо может спасать.
Но та троица уже знает,
Где, от них, Его Небо скрывает.
Безошибочно адрес найдут.
Для преград современного века
Ни единая им не помеха.
Обнаружат и приведут.
Ой, ли, жители всей России!
Покровителя вы просили?
— Мы конечно! — заголосили.
Вот и сняли с Него покров.
За полями и за лесами,
Полосой холодной снегами,
Как стена, — меж кремлём и вами.
Кто за стену идти готов?
— Ни Москва не нужна, ни палаты.
Было это уже когда-то.
Вновь рождённое — не виновато
В том, что красный у крови цвет!
Нам лить ценное не охота!
Сгинь, изыдь, перейди на Федота,
За топи и за болота,
Алое — прошлых лет.
И дорогу стели белым!
И держи в руке смело,
Между пальцев, кусок мела,
И черти, и черти, и черти
Несгибаемый ряд линий...
Как букет распустившихся лилий...
До отказа. Потом, обессилив,
Головой на подушку саше.
И вдыхать чистоту поля.
Знать, лежать, что твоя воля
В целое, кусок-долю
Цесарёву, внесла уже.
Купола, осознав время,
Принимая российское бремя, —
Небом сажен — ное семя, —
Загремели: нас-та-ло, набат.
Зазвучало вокруг: доколе!
Голова богатырская в поле,
Русский дух без тебя, боле?
Поднимайся, и стар, и млад.
Как останутся равнодушны,
Если жить стало так душно?
И пойдут сыновья послушно
Расчищать запущенный сад.
Зашагают без предисловий,
Создавать другой вид условий,
Чистотою слов и сословий,
Не оглядываясь назад.
Заиграет Судьба по-крупному.
Камнем впишется в сюжет, угольным.
Буратининым носом рубленным
К театральным подмосткам свет.
Арлекин и Пьеро появлением.
Ивановым, щучьим велением,
О начале — звонком объявлением,
Как анонсом: купите билет!
Разомкнутся пределы Вечности.
(С родимым пятном на печени),
Вскинув руку, природою Меченый,
Прокричит: за мною, айда!
Все слова и фразы затёрты.
Осетрина — второго сорта.
День вчерашний заждался аборта.
Мы построим — свои города.
Здесь! — воткнётся топор в кедр.
Влево, вправо шагнёт метр.
— По окружности — километр,
Центр, площадь твоя, Первоград!
И отсюда — до горизонта!
Камня, щебня, песка тонны.
Небывалых высот колонны,
И дворца несказанный фасад.
Улиц вспыхнут лучи по-кругу.
— Передай-ка кирпичик, другу.
По цепочке на всю округу
Руку тянет к восходу закат.
Город Знания, город Надежды.
Воплощенье мечты нездешней.
Высота — устремлений прежних —
Словно колос, умножься стократ.
Орёл
© Copyright: Бри Ли Ант, 2016
Свидетельство о публикации №116030503366
Свидетельство о публикации №116030503366
Рецензии
Это стихотворение — грандиозная историософская поэма и метапоэтический акт, в котором Ложкин вступает в прямой диалог с ключевыми фигурами русской поэзии (Ахматова, Цветаева) и через них — с самой судьбой России. Текст представляет собой сложносочинённый миф о пробуждении национального духа (двуглавого орла), проходящего через травму цареубийства, забвение и кровавый XX век, к грядущему — через жертву и искупление — возрождению в новом, утопическом граде.
1. Основной конфликт: Расколотая память vs. Целостное возрождение
Центральный конфликт разворачивается между травматической, двоящейся реальностью России, разорванной на «алое» и «белое», на прошлое и настоящее («Как, без Нас, в стране "жило-было"?»), — и провиденциальным стремлением к новому синтезу, к построению «Первограда». Этот конфликт персонифицирован: с одной стороны — «двуглавое», которое «ничего не поймёт», с другой — мессианская «троица» и сам «природою Меченый», которые это возрождение осуществят. Путь к целому лежит через повторное проживание и искупление главной травмы — убийства царской семьи.
2. Ключевые образы и их трактовка
Эпиграфы и посвящение Ахматовой: Указание на генезис «Поэмы без героя» из строк Цветаевой — это заявление о своём месте в традиции. Ложкин берёт на себя роль продолжателя, того, кто также выводит поэзию из диалога с призраками истории и литературы. Его поэма — тоже «без героя» в привычном смысле, её герой — сам русский дух, «орёл».
«Одинокой Арктики льдинка» (Вступление): Образ застывшей, непроницаемой, вечной памяти (пластинка) о холоде и одиночестве. Это отправная точка — замёрзшая, неотзывчивая правда истории.
«Монета перевернулась, / И двуглавое снова очнулось»: Орел на гербе — это не символ власти, а олицетворение самого национального сознания, которое просыпается после долгого сна/смерти. «Монета» — намёк на случайность, игру судьбы (орёл/решка) и на материальную, земную историю.
Сцена убийства царской семьи: Сердцевина поэмы. Ложкин даёт не внешнее описание, а видение изнутри, от лица одной из жертв («Я лежал…»). Это мистическое со-участие, попытка пережить травму как свою собственную. «Кровь бежала, бежала, бежала» — ключевая формула нескончаемой, неискуплённой вины, льющейся через время. Момент раздвоения («раздвоился, наверно, и я») — рождение призрака, который будет преследовать страну.
«Трое» (из ахматовской строки): Тайные вестники, волхвы, приносящие дары «Валтасару» (обречённой власти?). Их функция — найти и привести «Его», скрытого «Небом» наследника или воплощение самой русской идеи, которую пытаются вернуть («Письма царские едут в Россию»).
«Стена… меж кремлём и вами»: Метафора непреодолимого раздела между народом и властью, между настоящим и прошлым, выстроенная из «холодной полосы снега». Вопрос «Кто за стену идти готов?» — призыв к подвигу преодоления.
Речь-заклинание («Ни Москва не нужна…»): Это отречение от старой, кровавой («алое — прошлых лет») парадигмы и программа действий. «Дорогу стели белым!» — путь очищения. Магический акт рисования мелом «несгибаемого ряда линий» — создание новой, чистой геометрии бытия, нового завета.
«Первоград» (заключительная часть): Утопический проект, анти-Москва, город-мечта, который предстоит построить «сыновьям». Это «Город Знания, город Надежды», воплощение «мечты нездешней». Его строительство — коллективный, почти библейский акт («По цепочке на всю округу»), отрицающий всю прежнюю историю («День вчерашний заждался аборта»).
3. Структура и жанр
Поэма построена как мистерия в нескольких актах:
Пролог (Вступление): Вызов замерзшей памяти.
Пробуждение и диагностика (Орёл): Очнувшееся сознание констатирует раскол и абсурд современности.
Сердцевина-травма (Сцена убийства): Погружение в источник национальной катастрофы.
Поиск и призыв: Действие тайных сил, обращение к народу.
Заклинание и отречение: Ритуальный отказ от прошлого.
Пророчество и утопия (Финал): Видение грядущего возрождения и строительства нового града.
Жанрово это сплав: историческая поэма, мистическая драма, политическая утопия и метапоэтический манифест.
4. Связь с поэтикой Ложкина и традицией
Гражданственный пафос и масштаб (Маяковский, но без его футуристического оптимизма): Поэма о судьбе страны, высказанная с предельной личной ответственностью и болью.
Метафизический бунт и диалог с историей (Ахматова, «Поэма без героя»): Прямое продолжение ахматовского метода: история является как призрак, поэт ведёт с ним судный диалог, личная судьба сливается с судьбой века.
Мифотворчество и онтологическая образность: Ложкин создаёт собственный миф о России, где абстрактные понятия («орёл», «дух») становятся действующими лицами, а географические реалии — элементами сакральной географии.
Энергия ритма и обряда: Текст насыщен заклинательными, ритуальными формулами («И черти, и черти, и черти…», «Поднимайся, и стар, и млад»). Это не описание, а само действие — словесное строительство нового мира.
Соединение высокой трагедии и бытового абсурда (традиция Бродского, но более мифологизированная): Рядом с царственным «Валтасаром» стоят «соцпроекты», а «осетрина второго сорта».
Вывод:
«Орёл» — это итоговое, программное и самое амбициозное произведение в представленной подборке. Ложкин позиционирует себя как поэта-историософа, берущего на себя непосильную задачу: через со-переживание главной травмы XX века попытаться начертить путь к национальному и духовному исцелению. Это поэма-экзорцизм и поэма-строительство. Если «Поэма без героя» Ахматовой была реквиемом по эпохе и разговором с её призраками, то «Орёл» Ложкина — это попытка вызвать из небытия не призрак, а живого духа, чтобы дать ему новое, чистое тело — «Первоград». В этом тексте сходятся все линии его поэтики: диалог с великими предшественницами, яростный гражданский пафос, мифопоэтическое моделирование реальности и стоическая вера в то, что слово, даже прошедшее через ледяное «никогда», способно стать кирпичом для города Надежды.
Бри Ли Ант 09.12.2025 20:32 • Заявить о нарушении
1. Основной конфликт: Расколотая память vs. Целостное возрождение
Центральный конфликт разворачивается между травматической, двоящейся реальностью России, разорванной на «алое» и «белое», на прошлое и настоящее («Как, без Нас, в стране "жило-было"?»), — и провиденциальным стремлением к новому синтезу, к построению «Первограда». Этот конфликт персонифицирован: с одной стороны — «двуглавое», которое «ничего не поймёт», с другой — мессианская «троица» и сам «природою Меченый», которые это возрождение осуществят. Путь к целому лежит через повторное проживание и искупление главной травмы — убийства царской семьи.
2. Ключевые образы и их трактовка
Эпиграфы и посвящение Ахматовой: Указание на генезис «Поэмы без героя» из строк Цветаевой — это заявление о своём месте в традиции. Ложкин берёт на себя роль продолжателя, того, кто также выводит поэзию из диалога с призраками истории и литературы. Его поэма — тоже «без героя» в привычном смысле, её герой — сам русский дух, «орёл».
«Одинокой Арктики льдинка» (Вступление): Образ застывшей, непроницаемой, вечной памяти (пластинка) о холоде и одиночестве. Это отправная точка — замёрзшая, неотзывчивая правда истории.
«Монета перевернулась, / И двуглавое снова очнулось»: Орел на гербе — это не символ власти, а олицетворение самого национального сознания, которое просыпается после долгого сна/смерти. «Монета» — намёк на случайность, игру судьбы (орёл/решка) и на материальную, земную историю.
Сцена убийства царской семьи: Сердцевина поэмы. Ложкин даёт не внешнее описание, а видение изнутри, от лица одной из жертв («Я лежал…»). Это мистическое со-участие, попытка пережить травму как свою собственную. «Кровь бежала, бежала, бежала» — ключевая формула нескончаемой, неискуплённой вины, льющейся через время. Момент раздвоения («раздвоился, наверно, и я») — рождение призрака, который будет преследовать страну.
«Трое» (из ахматовской строки): Тайные вестники, волхвы, приносящие дары «Валтасару» (обречённой власти?). Их функция — найти и привести «Его», скрытого «Небом» наследника или воплощение самой русской идеи, которую пытаются вернуть («Письма царские едут в Россию»).
«Стена… меж кремлём и вами»: Метафора непреодолимого раздела между народом и властью, между настоящим и прошлым, выстроенная из «холодной полосы снега». Вопрос «Кто за стену идти готов?» — призыв к подвигу преодоления.
Речь-заклинание («Ни Москва не нужна…»): Это отречение от старой, кровавой («алое — прошлых лет») парадигмы и программа действий. «Дорогу стели белым!» — путь очищения. Магический акт рисования мелом «несгибаемого ряда линий» — создание новой, чистой геометрии бытия, нового завета.
«Первоград» (заключительная часть): Утопический проект, анти-Москва, город-мечта, который предстоит построить «сыновьям». Это «Город Знания, город Надежды», воплощение «мечты нездешней». Его строительство — коллективный, почти библейский акт («По цепочке на всю округу»), отрицающий всю прежнюю историю («День вчерашний заждался аборта»).
3. Структура и жанр
Поэма построена как мистерия в нескольких актах:
Пролог (Вступление): Вызов замерзшей памяти.
Пробуждение и диагностика (Орёл): Очнувшееся сознание констатирует раскол и абсурд современности.
Сердцевина-травма (Сцена убийства): Погружение в источник национальной катастрофы.
Поиск и призыв: Действие тайных сил, обращение к народу.
Заклинание и отречение: Ритуальный отказ от прошлого.
Пророчество и утопия (Финал): Видение грядущего возрождения и строительства нового града.
Жанрово это сплав: историческая поэма, мистическая драма, политическая утопия и метапоэтический манифест.
4. Связь с поэтикой Ложкина и традицией
Гражданственный пафос и масштаб (Маяковский, но без его футуристического оптимизма): Поэма о судьбе страны, высказанная с предельной личной ответственностью и болью.
Метафизический бунт и диалог с историей (Ахматова, «Поэма без героя»): Прямое продолжение ахматовского метода: история является как призрак, поэт ведёт с ним судный диалог, личная судьба сливается с судьбой века.
Мифотворчество и онтологическая образность: Ложкин создаёт собственный миф о России, где абстрактные понятия («орёл», «дух») становятся действующими лицами, а географические реалии — элементами сакральной географии.
Энергия ритма и обряда: Текст насыщен заклинательными, ритуальными формулами («И черти, и черти, и черти…», «Поднимайся, и стар, и млад»). Это не описание, а само действие — словесное строительство нового мира.
Соединение высокой трагедии и бытового абсурда (традиция Бродского, но более мифологизированная): Рядом с царственным «Валтасаром» стоят «соцпроекты», а «осетрина второго сорта».
Вывод:
«Орёл» — это итоговое, программное и самое амбициозное произведение в представленной подборке. Ложкин позиционирует себя как поэта-историософа, берущего на себя непосильную задачу: через со-переживание главной травмы XX века попытаться начертить путь к национальному и духовному исцелению. Это поэма-экзорцизм и поэма-строительство. Если «Поэма без героя» Ахматовой была реквиемом по эпохе и разговором с её призраками, то «Орёл» Ложкина — это попытка вызвать из небытия не призрак, а живого духа, чтобы дать ему новое, чистое тело — «Первоград». В этом тексте сходятся все линии его поэтики: диалог с великими предшественницами, яростный гражданский пафос, мифопоэтическое моделирование реальности и стоическая вера в то, что слово, даже прошедшее через ледяное «никогда», способно стать кирпичом для города Надежды.
Бри Ли Ант 09.12.2025 20:32 • Заявить о нарушении