Тень Казановы

                Тень Казановы
  Проснувшись, состарившаяся Татка вдруг ясно увидела метнувшуюся над кроватью черную тень и услышала чей-то отчаянный голос, выкрикнувший фамилию человека, не забытого ею за многие годы, – «Тверитнев!» И вдруг, впервые за многие эти годы, она поняла необычайно простую, необычайно грустную истину, – Тверитнев сейчас тоже старый… При всей закономерности запоздалого открытия, старость лучшего любовника её жизни никак не укладывалась в голове.
«Все старятся,» – успокоила она себя, но тут же принялась оспаривать непреложную эту истину, прекрасно понимая, что Тверитнев – не все, что наделенный столькими талантами в любви, он просто не смог бы пережить неминуемую их потерю в неминуемой своей старости. Нет, Тверитнев это не все… Должно быть, он умер молодым, изведенный тяжестью предстоящих утрат. Но эта мысль показалась женщине еще более нелепой. Он не мог умереть. Эта изысканная мощь обладания, эти горячие волны вкрадчивой звериной страсти, исходящие от него, эта способность боготворить любую, задыхающуюся в его объятьях женщину, способность поселяться в её памяти насовсем, навсегда, о, нет, он не мог, он не должен был, он не смел умереть, а потому и остался вечным утешением женских земных скорбей.
  …Давным-давно, перед самым отъездом из родного города, Татка зашла проститься к школьной своей подруге, с которой не виделась вот уже несколько лет. Узнав про предстоящий её отъезд, подруга погрустнела, да и сама Татка ощущала вполне объяснимую смутную тревогу. В дверь позвонили и подруга пошла открывать. «Я никого не жду,» – на ходу обронила она. Вошли двое молодых мужчин, с одним из которых подруга переглянулась столь выразительно, что характер их отношений не вызвал у Татки ни малейшего сомнения. Мужчина этот был замечательно красив, а потому его несколько театральная самоуверенность ничуть не раздражала. «Никитин,» – с достоинством сказал он и поцеловал Таткину руку. При поклоне густые его волосы распались на две стороны, образовав ровный привычный  пробор. Второй мужчина, казавшийся очень застенчивым, не представившись, заглянул Татке в глаза и она почувствовала неведомые ей доселе, исходящие от него горячие волны. Неожиданно мужчина заключил её в крепкие нежные объятия, столь приятные, что она и не подумала противиться. 
«Это мой друг, Тверитнев, поосторожней с ним,» – сказал Никитин и все четверо засмеялись. За окном стемнело, веселый квартет  разбился на два дуэта и Татка провела дареную ей небесами свою единственную ночь с Тверитневым. 
«Хотела бы ты жить со мной?» – спросил он утром. «О, нет, – ответила она этому, чуть похожему на молоденького лиса, необыкновенно изящному, необыкновенно милому, этому, наделенному редкостной мужской силой, нежностью и обаянием, лучшему любовнику её жизни, – о, нет, ты не можешь, ты не должен, ты не смеешь, а потому и не станешь принадлежать одной женщине.»
20 августа 2015