Евгений Онегин. Седьмая исправленная глава

Не мысля гордый свет забавить,
Не мысля обелить порок,
Посмел я пару строк исправить
И лучше выдумать не смог.
Не прислониться к чуждой славе,
Не влезть незвано под софит –
Пусть от сего Господь избавит,
А гений искренне простит.

Гонимы вешними лучами,
С газонов городских снега
Сошли.
И местными бичами
Газоны прибраны слегка.
То бишь собрали торопливо
Всё, что так любо им, бичам:
Бутылки, банки из-под пива,
А прочий прошлогодний хлам
Во всей красе явился нам.
Кляня весенние находки
И обитателей квартир,
В малиновых жилетках тётки
Граблями теребят надир.
И как над нимфами сатир
(Прости меня, Бартоломеус)
Стоит, на ярком солнце греясь,
Похмельный дядька-бригадир.

Ещё прощаемся с азартом
Мы с надоедливой зимой,
Но чу!
Прошла неделя марта,
И наступает день осьмой.
Ах, вы, столичные Цирцеи,
Царицы питерских балов,
Когда румянцем пламенея,
Лукавым взором уколов
Уже сражённого корнета,
Вы, не касаяся паркета,
Скользите в вальсе огневом,
Ничуть не ведая о том,
Что вскоре век галантный сгинет,
И мы с традицией в ладу
Вам отдадим венки богиней
На целый день.
Но раз в году.
И вот в разгар корпоратива,
Вам от родного коллектива
Вручат в торжественный момент
Пучок мимозы и конверт.
(Не очень пухлый, скажем сразу,
Не тянет на кулон с алмазом.
Зато с лихвой потянет он
Поход в приличный СПА-салон).
И будут пламенные взоры,
И упомянут в разговоре
Дианы грудь, ланиты Флоры,
И даже ножки Терпсихоры,
И даже Афродиты стать.
О, однодневные богини,
Купайтесь в обожанье ныне…
Ведь завтра могут и послать.

Как грустно мне твоё явленье,
Весна, весна! пора любви…
Вот страстный миг совокупленья
Являют миру воробьи.
А здесь коты, устроив сход,
Орут от хрипа и до стона.
Но всё же совесть не даёт
В них кирпичом метнуть с балкона:
Ведь всяк из нас немного кот.


Весна, весна!
У местных геев
Любовь достигла апогеев,
Ну прямо синевы небес.
А, впрочем, пусть.
Напрасно, право,
Я, гомофоб и мракобес,
Идя со временем вразрез,
Сейчас юродствую лукаво.
Уж как меня за это били…
Я даже на родной Стихире
Нередко получал по лбу.
Но я, тупой провинциалус,
Не поумневший ни на малость,
Опять цежу через губу:
Мол, я видал их всех в гробу.
Ну, срам!
Ну, глупости одне…
Простите мне.
Я о весне.

И ты, читатель благосклонный,
В своей машине выписной
Оставь сей град неугомонный,
Где веселился ты зимой.
За МКАД, в леса, в луга, на дачу,
По карте или наудачу,
С велосипедом иль пешком –
На пикники!
За шашлыком!
За настроеньем, за экстримом,
Через холмы, через поля –
К тому, чего неудержимо
Душа славянская ждала
От ноября до февраля.
И вот – гитара, хриплый хор,
Тосты, прыжки через костёр –
Всё, что диктует хмель-затейник.
И обязательно, на спор –
Сесть голым задом в муравейник.
И там заснуть.
Ах, испокон
Им не понять там,
В их Брюсселях,
Какой избрал формат веселья
Российский офисный планктон.

Весна!
Сметая все барьеры,
Идёт-гудёт зелёный шум.
И голова пенсионера
Опять гудит от срочных дум.
И вот уж отставной полковник,
Презрев букет болячек свой,
Кряхтя тащит на подоконник
Под солнце ящики с землёй.
Чтоб в них, блюдя законы Флоры,
Недели этак через две
Заколосились помидоры
(Коль кот не сходит по нужде).

А там уже парит суглинок,
Лопаты с граблями зовя.
И коридоры поликлиник
Пустеют вплоть до октября.
И вот уж вороной конёк
Влачит и вдоль, и поперёк
Свой плуг, не портя борозды…
Разгар картофельной страды,
Когда семьёй, и стар и млад,
Все вышли:
Дети, внуки, снохи…
И здесь – реалии эпохи,
Посколь от правящих палат
Не светит ни мешка картохи.
Я б мог ещё на злобу дня
Ужалить словом попу власти.
Но я мудрее стал отчасти,
И вреден север для меня.

Вот время: добрые ленивцы,
Эпикурейцы-мудрецы…
Мне жаль, уже другие лица
Кладут истории венцы.
Вы, деревенские Приамы,
И вы, чувствительные дамы
Не вхожи в наши времена.
У нас свой мир.
Своя весна.
Хотя в ней столько же тепла,
Но сам наш век не без изъяна.
И ваша милая Татьяна
Здесь непременно б запила.

Прости, читатель, коли нудным
Отметишь ты сей труд.
Увы!
Я не могу умишком скудным
Объять величие весны.
Весну не описать речами,
Ведь речь, она скучна, долга.
А, между тем, и впрямь снега
Сбежали мутными ручьями
На потоплённые луга.
– И всё? – ты спросишь изумлённо, –
И это весь твой мадригал?
И я тебе отвечу скромно:
– Что накропал, то накропал.
А ты, неправедный мой критик,
Ты, может, тем и колоритен,
Что лепишь на стихи тавро.
Но мой совет: возьми перо,
И сам, потея от натуги,
Хотя б начни свой скорбный труд:
«Весна! Как много в этом звуке…»
А после – выложи на суд.