Из усыпальницы

Отец, прости, я вынужден покой
твой потревожить, прах забрав с собой
из крипты рода Трубецких.
                Пусть камни,
что горячи ещё от битв недавних,
и шрамы на мечах поймут меня.
Как луч последний на исходе дня
с собой уносит солнце, эти стены
оставит войско.
                Жертвою обмена
для воцаренья мира над Москвой
средь прочих будет этот город, только
родится много всяких кривотолков,
что потекут по улицам молвой:
«На тридцать лет, как голову на плаху,
прикажет царь отдать надменным ляхам
тебя, наш град».
И  горечь от утрат
родных могил мою изводит душу.
Кричит перед иконами кликуша,
что Смутные вернутся времена.
В столице – мир, а здесь идёт война,
что, впрочем, не в диковину нам, братья:
не в первый раз один за всех заплатит.

Прикажет Сигизмунд снести кресты
и головы всем православным храмам.
Хоть мёртвые у нас не имут сраму, –
не допущу, чтоб это видел ты
хотя б из гроба. Мой отец,  прости…
Пусть Сергиева Лавра приютит
твой прах. Там жди меня… я буду скоро…

Так тяжко мне оставить этот город!

Закат горит. Как каплю сургуча
терзает небо красная печать.
Слезой плывёт свеча за упокой,
которой стал собор.
                Из камня лица.
Уходит войско. На коня садится
князь Дмитрий Тимофеич Трубецкой.

1.03.2016 г.