Мгновение любви. Пьеса. Действие первое

Мгновение любви
Алехандро Гудмен
 Посвящается Сифу (третьему сыну
 Адама и Евы) и Любомиру-Евгену
 (сыну Alexandro и Натали)

 Деяния в Талмуд вписал,
 То Бог Эроса на двух наслал
 Влюблённых душ и тел прекрасных
 Во пьесе описано всё ясно.


 Действие первое
 Сцена первая
 Выход первый
 Лима и Aлехандро

 Она в городе Мухосранске
 Дом, две спальни, в 1-ой спальне муж Лимы с сыном, во 2-ой – Лима с двумя дочерьми.
 Он на расстоянии 60 км от неё
 В городе Чёрном, в камере на 8 человек (тюрьма  катерининской постройки, нары в два яруса). Ей 33 года, ему 60 лет. Сцена разделена на две части
 Дом! Между ними пространство. Тюрьма!
 Виртуальное общение:

 Лима, лёжа на большой кровати, прижимая к себе дочерей, Риту и Глашу, накрывшись одеялом шепчет.

 Она: «Люблю! Люблю!»

 На глазах слёзы. Голова наполнена мыслями о Нём. Два часа ночи.

 Алехандро лежит на верхней наре у открытого окна, за окном купол Елецкого монастыря тюремная стена. На колючей проволоке тюремной стены, не смотря на ночь, с какого-то дива сидит сорока.
 Он: (мысли в слух): «Люблю!
 Простое слово,
 А как согрело мою душу
 Мечтаю!»

 Слыхал часто, но это произносилось суше.

 Лима, выставляя свой изящный носик из-под одеяла.
 Она: «Люблю Мечту в тебе свою,
 Реальность, Я, лишь, ублажаю.
 Судьбу полярную мою
 Звездою «Aлехандро» называю.
 Таких пока, что нет на свете -
 - То для иных, а я со звездой своей
 И разглядели её мои дети,
 А ранее, по истории, Эней».

 Алехандро, глядя на туманности Андромеды, представляя, что свободен и несётся по Вселенной (в реальности: туманность за решёткой, он на нарах).
 Он: «Родная! Я всего туманность,
 Несусь меж звёзд, подобия тебя,
 Преодалеваю время и опасность,
 Лиму-столицу Перу, как звезду любя.
 Представь влюбиться во столицу,
 Чужой страны, материка –
 (Лиму прекрасную и яснолицу)
 Все скажут: «Чушь от дурака».
 Ты Лима, Лима в Перу
 Звезда на небосводе тоже,
 А я, как звёздный хлам несусь в дыру.
 Останови движенье Боже!
 Вопрос задам тебе; «О, что же:
 Не уж Любовь всего дороже?»
 И дрожь поёт по коже.

 Перед глазами Alexandro проплывает видение южно-американского континента, узкая полоска земли вдоль океана, напоминающий хвост кометы, несущейся в космическую дыру.   

 Лима, открыв глаза,  двум  миленьким земным созданиям: Маргариты и Глафиры и не видя ничего перед собой (сплошная темь), а внутри светло, но ощущенье, что тело наливается  ртутью - светло-серебристым металлом.

 Она рекла им: «Есть Чёрны дыры во Вселенной,
 Всё тянется туда всегда,
 Жизнь мнится нам мгновенной
 Одним – то счастье, большинству – беда.
 Мой мнимый путь –
 - Туманность Алехандро,
 Ты весь как ртуть – бесформенный и чист,
 Всё в жизни нашей очень странно,
 Но ты живуч, как танцы – вальс и твист».

 Подымаясь с постели, невыспавшаяся Лима отяжелевшая, уставшая после тяжёлого трудового дня, медленно плывёт в танце.

 Алехандро, видя её прозрачный родной образ, сквозь время и пространство, её уставшую фигуру, парящую в вальсе, видя её, как свою любовь, внутренним голосом вещает:

 Он: «Довольно странно! Любовь! Мечта!
 Туманность, ртуть и танец.
 Любимая – это анализ, суета?
 Или в познание пути и ты мой мирозвенец?»

 Взгляд Алехандро опускается со звёздного неба к куполу – золотому куполу монастыря и впервые золотой цвет, ассоциируется у него не с борьбой и
 войной, а с миром.

 Лима, включив свет, прекратив кружится в вальсе и увидев на стене копию картины Гойя, с изображением обнажённой  Графини Альба поёт:
 Она: «Любовь, твоя, Я и надежда
 И мирозванец водночас  -
 Я не могу жить, да и ты, как прежде -
 - История всё возвестит о нас.
 Такой любви, такого обожанья
 Не видела история досель
 И даже Каэтон – графиня Альба и её желанье
 И холстописец Гойя, не открывали эту дверь,
 Ведущую в тоннель познанья
 Величия и низменности мук.
 Любовь – это божество сознанья,
 Я её стрела, ты лук.
 Спустив себя - стрелу, ношусь я по туннелю,
 Не видя света и конца, но лук и тетиву лелею,
 Я знаю, мой тоннель, подобие кольца.
 Вцеплюсь своим я опереньем
 В тот лук, что с тормозов спустил меня,
 Своим кошачьим зреньем
 Поддам я страсть в поток огня.
 Несусь, стреле подобно,
 А ты во мне и рядышком со мной.
 Я чувствую внутриутробно -
 - Мой лук и тетива со мной».

 Подойдя к шкафу, где у неё хранились репродукции картин, Лима наткнулась на  сорок девять рисунков Гойя – на их копии, выпущенные королевской типографией – на гоевский «Капричос».  Ночь, тишина, полубезумный мир Гойя,его стрелы, лук, ведьмы, демоны и Лима, имеющая всё и в тоже время одинока, погрязшая в мечтах.

 Алехандро, изучив взглядом, контуры храмовых куполов, разлагая их на окружности и дуги,  рек своей далёкой Лиме.

 Он: «Остановись родная,
 Тоннель прямой. Коллаидр – круг, -
 - Зачат, не зная, количества колец и дуг,
 Что встретятся в пути, полёте
 На поворотах и прямой судьбы,
 Мы ранее слились во плоти,
 А ныне в возрождении любви?»

 Перед глазами у Алехандро появилось видение их недалёкого слияния.

 Лима, листая гоевские сатиры – «Выдумки, причуды - Caprichas», вспоминая
 стихи Лиона  Фейтвангера о том, как Гойя «Приглашая к столу: Садитесь, ешьте, черти!»: как назвал он «Mi amigo» козлонога, к чёрту дюжему любезно обращался: «Chico, маленький мой». Он болтал, судачил и шутил и забавлялся со страшилищами, щупал их рога и когти, дёргал за хвосты, с большим вниманием  рассматривал тупые, глупые и злые рожи, дикие и злые лица, что раскатисто и глухо в тишине смеялись… Её глаза и разум с Гойя, а сердце с Ним.
 Лима виртуально представляя образ Алехандро терзалась.

 Она: «Да, милый Мечта в любовь переродилась;
 Мечта в любовь переросла -
 Туманность и Млечный путь в едино слились,
 А я, любя тебя, вся расцвела,
 Хотя устала биться в муках,
 Мечтаньях, нравственность душа,
 Достала меня злобная разлука –
 - Мой корм - твоя душа.
 Я пожираю образ твой незримый,
 Глотаю суть твою не глядя,
 О, Боже, где ты мой любимый? –
 - Ты наказание и моя награда
 За то, что я творила ране, до тебя
 Любя, не будучи любимой,
 Затем любимой, не любя
 Самой собой в себе гонимой».

 Алехандро, взявшись среди ночи  усовершенствовать своё тело, работой с железом, вспоминая старую прописную истоку. «Кто хочет настоять на своём, того судьба бьёт, кто отказывается от своего «Я» и приспосабливается, того тоже судьба бьёт и он губит себя». Совершенствуя своё тело, свою плоть он понимал: нельзя ломать, надо быть гибким, обтачивать и себя и других. Он слал любимой импульсы.

 Он: «О, не терзайся дорогая,
 Мы любим – это факт.
 Я уже другой и ты другая
 И впереди дорога – тракт.
 Пройдём его, обнявшись вместе,
 Булыжники и осыпи преодолев,
 Я кланяюсь тебе – моей невесте,
 Ты вечно моя – права, я вечно буду лев».

 Качая то левую, то правую часть своего пресса, Алехандро думал об указаниях Лимы, делал кубики на своём стареющем, но ещё упругом пузе.

 Занавес закрывается


 Действие первое
 Сцена вторая
 Выход первый

 Лима, оторвавшись от творчества Гойя, и вырвавшись из дома на улицу (меняются декорации).
 Стена дома окна в спальню, сад, ульи в саду в той части, где были спальни.
 Тюрьма остаётся неизменной.

 Вдохнув свежий воздух Лима декларировала.

 Она: «Я хочу и так и сяк,
 Хочу побыть и слева тоже
 И сверху, снизу; как птица и как рак,
 Но твоя мне независимость дороже
 Всех пут, что есть на свете,
 Я вижу вопрос на твоей роже,
 А дети……???»

 На улицу выбегают её дети;  бегают в той части сцены, что изображает стены дома с окнами спален, на переднем  плане цветы и куча навоза. Вторая часть – тюремная камера (сцена – забравшись на нары Алехандро, думает о своих и её детях).

 Он: «Они цветы твои, а ты их гумус,
 Паря и разлагаясь – возрождаешь.
 Я намотал себе на ус –
 - О наших и моих уже мечтаешь:
 Объединить семейство в доме,
 Большом и светлом, среди сада.
 Увидеть счастье в седьмом гноме
 Я рад и ты готова. На сей раз, ты будешь рада».

 Лима, обнимая своих детишек воркует.

 Она: «Не надо душу теребить,
 Мой организм готов.
 Эгоист – ты будешь бит
 За скверность твоих слов.
 Ах! Разве можно, так бесстрастно,
 О страсти нашей говорить?
 Всё было так прекрасно….,
 Теперь нам надо вместе жить
 В разлуке, в разных измереньях…
 Я! Общества вершина – честь.
 Ты! – падший, заблудившийся в гоненьях.
 Вот это факт. Так оно есть».

 Алехандро, уставившись на златокупола.

 Он:  «Да, моя Честь! Моя вершина!
 На общество мне наплевать,
 Придёт и к нам такая днина
 Заставим общество взывать:
 «Любовь! – всех научить за Бога мнить;
 Любить друг друга без притязаний;
 Флюидами любимую манить;
 Разум основа любовных всех познаний».