Утро империи

Утвердившись на престоле,
Пётр решил возобновить
Турцию теснить, доколе
В Приазовье будут жить.

То, что Софья начинала,
Он решил всё прекратить.
Пусть Голицын для начала
Перестанет Крым дразнить.

Цель поставил кратко, чётко,
Для начала взять Азов.
Не нахрапом, но не робко.
Всё продумал до азов.

На Дону построить струги,
Заготовить провиант.
Пушки, ядра, их прислуги …
Прорезался град - талант.

На три группы разделились;
Головин, Лефорт, Гордон.
Штурмом взять её решились,
Крепость вывела заслон.

И второй штурм не удался,
Здесь Апраксин оплошал.
Гарнизон хоть и не сдался,
Но на ладан сам дышал.

Через год решил вернуться,
Но осаду не снимал.
Дал возможность развернуться
Тем, кто что-то понимал.

Верфи – флотские подруги
Словно вновь все родились.
Корабли, галеры, струги
Словно в сказке поднялись.

Стал Воронеж центром флота,
Здесь рождалась сила, власть.
Даже храмов позолота
Не внушала трепет, страсть.

Разделил Пётр и задачи.
Франц Лефорт возглавил флот.
В сухопутных, он назначил,
Шеин стал почти оплот.

Флот российский вышел в море
И блокировал Азов.
Турки кинулись, но вскоре
Потеряли пять судов.

Первый штурм и крепость пала!
Запорожских казаков
Вскоре вся Россия знала.
Вклад в победу был таков.

Базу флота строить надо.
Выбирая, Пётр был строг.
И с Азовом, где-то рядом,
Был построен Таганрог.

Все Азовские походы
Показали – Пётр стратег.
И лишения дали всходы.
Появился оберег.

Это только лишь начало,
Но успел уже сказать.
Что одной пехоты мало,
Чтобы крепость с моря взять.

Только вместе, суша – море
Принесут победу, честь.
И доктрина эта вскоре,
Стала той, какая есть.

Море Чёрное манило,
Но без Крыма – вход закрыт.
Нужен флот неотвратимо,
Вот где меч пока зарыт.

Дума вскоре объявляет:
«Кораблям российским быть!»
Только Пётр наверно знает,
Как их нужно раздобыть.

Ещё раньше, Пётр влюбился,
Анна Монс – девицу звать.
На Лопухиной женился.
Так ему велела мать.

Евдокия не тянула,
Вскоре там родился сын.
Но любовь к ней чуть блеснула
И растаяла, как дым.

Алексей – назвали сына,
Чтобы помнил, кто был дед.
Не наследник, а скотина!
Подлый он оставил след.

Но успел оставить внука,
В честь его Петром назвал.
Но молчит пока наука,
Кто есть ху, чтоб каждый знал.

Завершив поход Азовский,
Пётр решил – нельзя сидеть!
И собрав «Приказ посольский!
Сам решил всё посмотреть.

Заграничными послами
Стали: Лефорт, Головин.
Двести подданных с узлами
Были в свите, как один.

Взяв прикид простолюдина,
Пётр поехал, не как царь.
Не нужна ему витрина,
Нужен был сам инвентарь.

А Европа и не знала
Что к ней едет царь – шпион.
Вот тогда-то и узнала,
На подвох способен он.

Бранденбург, Женеву, Ригу,
Кёнигсберг и Амстердам.
И нигде не видел «фигу»,
Но охотлив был до дам.

В планах, лично Римский папа,
Должен встретить, как царя.
Не смущало - эта лапа
Правит миром и не зря.

Видел верфи Амстердама,
Корабелов приглашал.
И не видел там бедлама,
Он работу развращал.

Был в Вестминстерском аббатстве,
Где парламент англичан.
Короля винят в лукавстве …
Он привык к таким речам.

Для Петра всё это диво.
Вот с кого нам брать пример!
Не бузить, а жить красиво,
Как в Европе, например.

И ещё одну задачу
В дни поездки Пётр решил.
Стратегической, иначе
Не назвать – не погрешил.

Там в Европе приступили
Всё испанское делить.
И в войну уже вступили,
Кто решил себе скроить.

Так что с Чёрным морем можно,
Пётр решил, повременить.
Путь на Балтику! Пусть сложно.
Будем шведа скоро бить!

Дома заговор раскрыли,
Поступил ему доклад.
И родные в шайке были,
Тесть родной, Евдохи брат.

Во главе его стояли:
Циклер, Пушкин, Соковнин.
Сжечь имение замышляли
И Петра, и всех, кто с ним.

По-приезду из Европы,
Лично сам стал дознавать.
Циклер и его холопы
Всё успели рассказать.

Друг им близкий, Милославский,
Он давно уже казнён.
Говорил: «Пётр царь бесовский,
Богом будет не прощён».

И когда троих казнили,
Милославский рядом был.
Возле плахи труп сложили,
Чтобы дружбу не забыл.

Головы казнённых тут же
Были воткнуты в «рожок»
И стояли так, о Боже,
Целый месяц, как должок.

Милославского не стали
По обряду хоронить.
А собакам труп отдали …
И кого теперь винить.

Сам предложил Евдокии
Убираться в монастырь.
Без стенаний, истерии …
Можно взять с собой Псалтырь.

Упиралась, не хотела
Говоря: «А я причём?»
Лишь потом уразумела,
Бесполезна брань с царём.

И ещё беда – событие
Был второй стрелецкий бунт.
Началось, как челобитие,
Просьб к царю, хоть хлеба фунт.

Царь в отъезде, за границей
И просители меж тем
К Софье – свергнутой сестрице
За советом, кто за чем.

А у той одна идея,
Свергнуть брата и казнить.
И совет дала: «Злодея
Срочно с трона низложить!»

Забродила мысль о сваре,
Но не все считали так.
Нет уступок на пожаре,
Только миром и никак.

И опять толпой громадной
Собрались со всех слобод.
Встретил полк картечью ладной,
Шеин всех пустил в расход.

Дальше суд: «А кто был главный?»
Шеин лично вёл допрос.
А на Софью, глас державный,
Так никто и не донёс.

Всех зачинщиков казнили,
Остальным всем по домам.
Может, так бы и забыли,
Но в страну вернулся САМ.

Первым Шеин отчитался.
«Почему свернули сыск!?»
- Пётр кричал: «А кто остался?»
А в ответ лишь всхлип, да писк.

Он на Шеина со шпагой:
«Истреблю твой драный полк!
А тебя метлой поганой
Гнать отсель и где твой долг?»

Лефорт бросился на шпагу,
Тут же получил удар.
«Всем стоять! Ко мне ни шагу!
Не потерян речи дар».

Снова к Шеину: «Признали?
Если нет, зачем казнил?
Да на дыбе всё б сказали»
Так что всё возобновил.

И в селе Преображенском
Создан был «Великий сыск»
И допросы в стиле жёстком
Проводились без изыск.

Как конвейер беспрерывный,
Пытка в камере, допрос.
Сам допрос был и не длинный,
Если ясен был вопрос.

И стрельцов теперь повально
Стали гнать через допрос.
А пытали всех буквально,
Даже тех, кто не дорос.

Софьей Пётр сам занимался.
Вёл допрос на дыбе, бил.
Он буквально издевался,
Мог убить, но вдруг простил.

Так свой век и завершила.
Келья, свечка, монастырь.
Карма всё ей предрешила,
Холм могильный и пустырь.

К осени пошли расправы,
Двести вывели стрельцов.
И на Лобном для затравы
Растерзали, как глупцов.

Били прямо не дороге,
Головы летели прочь.
Ужас, крик, призыв о Боге …
Государь был рад помочь

Он на площади уборку
На всю осень запретил.
Чтоб все видели разборку
И никто не хоронил.

Через месяц снова казни
И потом ещё не раз.
И народ из-за боязни,
Стал пугливее, подчас.

И к зиме последней каплей –
Новодевичий, как есть.
Там на стенах, как в спектакле,
Полк повешен, сразу весь,

Их к весне оттуда сняли,
Как теперь на всё смотреть …
Храмы снова засияли,
Чтоб молитвой всех согреть.

После названных событий
Пётр стрельцов всех распустил,
А полкам, своих открытий,
Стать основой новых сил.

Это полк Преображенский
И Семёновский полк есть.
Полк Лефортовский, не женский,
А служить в Бутырском – честь.

Договор подписан мирный
С Турцией на тридцать лет.
Хан стал, очень даже, смирный.
Воевать? Наверно нет.

Наступил период новый.
Всей Европе не до нас.
Юг на тридцать лет «готовый»,
Ну, а шведы не указ.


19 февраля 2016 года