пять реинкарнаций двух жизней

5.
Под утро огонь задремал на пару с хозяйкой,
Ютится на трех угольках, укрылся золой.
Снаружи упряжные псы теплым комом свернулись
И только ушами подернут на волчий вой.
Помост в центре зимника полон китайской посуды,
И тут же якутский резной ящик для табака.
Дух матери сыто блестит от тюленьего жира.
В ее расписанной жертвенной чашке ферун и кета.
Богатый муж у хозяйки. Красивый и щедрый нанаец.
Обул в эвенкийские ота свою молодую жену.
Хозяйка в подарок мужу под сердцем качает ребенка.
Шаман ей на счастье продел сквозь нос костяную серьгу.
4.
Фаня больше всего любила, когда Семен поворачивался к ней спиной, поджимал свои худые ножки и искал ее руку, чтобы прижать ладонью к груди. Она обнимала его сзади, всем свои большим телом прижимаясь к каждой его выпирающей косточке. Она так нежко, осторожно, но в то же время так сильно прижимала его к себе, что Сема буквально чувствовал ее любовь. Она переливалась от нее к нему, от него к ней.  Они могли лежать так часами, между сном и явью, внутри их собственного ощущения счастья. Через какое то время Фаня вздыхала и говорила:
- Богу таки надо было угомонить свои таланты и сделать меня мужчиной, а тебя моей женой, Сёма.
- Ой-вей, Фаня, не гони волну на Бога, -  привычно отвечал Сема, – у мине бы ни за что не вышло выродить тех пятерых детей, шо теперь с нами.
- Таки да, ты как и раньше прав, Сема. Ты у мине такой бледный, шо мое сердце не выдерживает такой любви. – счастливо мурчала Фаня и засыпала, уверенная в том, что Бог все сделал правильно.
3.
Маман, вы должны войти в мое положение!
Должны непременно исполнить мою смехотворную просьбу!
Княгиня была вам близкой подругой, вы сами кичились,
При этом вам стыдно должно быть не ездить к ней в гости.
Маман,  я другим вас не обременяю.
Ни вас, ни отца, ни сестер, раз на то уж пошло.
Мне только на пару минут повидать Константина.
Ну что вы ей богу! И это совсем не смешно!
Мне нужно! По делу!
По самому срочному делу! Мы виделись, впрочем, недавно..на Летнем балу.
Какое вам...! Нет, вы не смеете, мама, не смеете думать, что я...
Ах, маменька, как же я сильно люблю!
2.
Голод и желание выпить. Осознавала себя по частям.
Нога. Рука. Шея худая выпья. Кожа такая сухая, что больно закрыть глаза.
Съесть хотелось чего то плотного и мясного.
Звезда питерского бомонда злобно мечтала о колбасе.
Но из опыта знала что светит только кофе в постель.
Молча и равнодушно искала зацепки для памяти.
Устала.
Вспомнила своих мальчиков. Раннюю осень. Море. На пляжах уже никого.
Они боролись. Смеялись. Понарошку кидали друг друга в липкий сырой песок.
Окно показалось выходом.
Вышла в окно.
1.
Пусть кучнее рабыни станут!
Больше масляных дымных ламп!
Каждой нужно в лицо всмотреться – вдруг Она!
Нет Ее.
Он бы нюхом чуял. 
Взляд бы выдал, и дикий оскал.
Он такой никогда не видел.
Никогда не брал.
О Аллах! Как она свирепа! Он бы сек ее,
Чтоб живого места
Не осталось, чтоб...смыл бы черной кровью белизну груди,
тонкость всех суставов.
Пусть она кричит!
Он ее бы бросил поперек седла и огрел гнедого, пусть несет в поля!
А потом искал бы. На руках бы нес. И рычал от боли.
Слеп от слез.