Письмо ветру

Одуванчики тянут. Различив внизу дымчатые шары их планет, невозможно не приблизиться, не поискать...
Целая планета запрокинувших головы к небу, и кто-то уже готов стать космонавтом, броситься в полёт. И ведь знают, что занести может куда угодно - в пустыню или на камни, где наступит последняя смерть. А сам полёт - иллюзия или унижение: не выбрать, куда, не решить, как долго... Не лучше ли упасть возле родного корня, умереть ненадолго, родиться планетой?
Но они запрокидывают головы и тянут к себе с той же силой, с какой их тянет в небо...

У листьев детские голоса. Не у всех - те, что родились в тихие минуты, те на другой волне. А те, что рвали клювиками скорлупки почек, когда ветер ласкал крону дерева, считают ветер отцом.
Вдали от них забавно представлять, что рассказывает дерево этим непоседам. Папа в командировке? Папа путешествует по дальним странам, а когда ты вырастешь, он непременно возьмёт тебя с собой?
Грустно то, что это - правда. Возьмёт - когда вырастут, и состарятся, и жизнь испарится до той лёгкости, что можно будет взять их на руки... А они, "дети ветра", стараются вырасти побыстрее, и возвращаясь, их сразу видно - осенние огоньки среди лета.
Грустно, стыдно и тревожно. И только просить остаётся: их - подождать и не умирать в тихий день. Себя - успеть вернуться и выполнить обещание...

Свечи боятся. Жмурят от страха золотые глаза, и тут же стараются открыть их пошире: не боюсь! Хочется коснуться их, успокоить, погладить, как дрожащих котят...
Больно. Касаясь, свечи шипят выпустившими когти котами, искрят, выгибают пламя. Но волдыри на коже ветра никто не погладит. Разве что задохнётся, глотнув сквозняка, завернувший за угол бродяга...

Леса и башни бросаются навстречу. Грудью, как на танк. Башни защищают тишину за своими спинами, леса доказывают, что они умеют петь.
Время глядит на сшибку, как король на турнире, решая, кому из рыцарей вручит победный приз. Улыбается грустно: только ему видна глубина каждой раны...

Человечьи глаза плачут. Одни от слабости - вот непогода! Другие от счастья - кто-то когда-то сумел запереть их, и вот, любое движение воздуха стало праздником... Ветер долго идёт с ними, хочет понять, что это - "заперли"? Для него это значит "умерли". Тогда почему дышат, идут, плачут?

Облака просто счастливы. Они - глина ветра, они всегда ждут его, мечтая, кем станут. И ветер их ждёт, но ещё никто так не огорчал его. Красота красотой, но облака слышат только свои мечты...

И все, все бросают! Те, кто боится дороги, и те, кто просит взять с собой.
Никто не держится на дороге ветра. Находят тёплый приют. Становятся врагами. Умирают...
Костры, что не умеют родиться, и паруса, что устали, умеют звать, как друзья. Ветер благодарен им. Даже за то, что все их "спасибо" опаздывают коснуться его спины. Разве друзей благодарят?

Только небо одиноко так же. Оно умрёт, если упадёт. Ветер - если остановится. Им бы встретиться, и тогда...
Но между ветром и небом - алмазная стена пустоты. Можно только приблизиться к ней, начертить... а что чертить? Сплющить нос поросячьим пятачком, посмешить собрата.
Кто окончательно одинок, до безобразия любит геройствовать...

Что есть у ветра? Брошенные слова. Он хранит их, как письма в конвертах без адресов. Ведь слова - не ему.
Кто-то бросает, как кость собаке: и так много, и не жалко.
Кто-то - как монетку на счастье - куда, на какое дно какой судьбы?
Кто-то кричит "Правдааааа!" и шлёт позывные, которые никто не умеет расшифровать. Ветер тоже. Он облетел весь мир, но не знает, где страна этих Правд.
Его правда в том, что он разлучён с душой. Душа живёт в голосе флейты - только там она умеет петь.
Можно, конечно, забрать свою душу, но тогда умрёт флейта, ведь душа ветра - её горячая кровь. А у убийцы какая душа?

Выходит, ветер ещё более одинок, чем небо. Хотя разве можно делить одиночество? И чем его измеряют?

Ветер привык. Почти. Иногда он плачет, стонет, кричит, пытается петь... но в разлуке с душой песни не получаются.
К его плачу почти привыкли. Ругаются иногда, когда сносит крыши или задавит кого-то, или занесёт в пустыне песком...

Вот если бы кто-то сказал самому ветру:
- Здравствуй!
Или написал письмо. Только ему... Он бы улыбался и танцевал. И как знать, письмо тянуло бы его душу, как неведомая планета, и она бы вернулась вместе с голосом флейты.



Напишу такое письмо. Сначала: "Здравствуй, Ветер! Я люблю тебя. Это не брошенные слова, потому что я столько о тебе знаю".
А потом - всё-всё напишу, и про башни, и про одуванчики...