Двоевластие

Не оставив завещания
Фёдор – царь покинул мир.
Завершив обряд прощания,
Встал вопрос: «А кто кумир?»

И сошлись два претендента;
Милославский  сын – Иван.
А другой без сантимента,
Пётр – Нарышкинский же клан.

Милославские – дворяне,
Что не родственник, то князь.
Русы, … после россияне
И с престолом держат связь.

Вот здоровьице Ивана
Ну, не царское совсем.
Простужаться начал рано,
Хилым рос, болел раз семь.

Своим родом не гордился,
Что царём был старший брат.
Как ребёнок веселился
С младшим братом и был рад.

Царь построил им площадку
Для «потешных», прочих игр.
Вот с Петром, как на зарядку,
Вместе бегали и в тир.

Там из лука в цель стреляли,
Даже был свой арбалет.
И детей вельможных брали,
Всем немного было лет.

И тогда Иван был хлипким.
Чуть чего – сопеть, чихать …
«Мамки» тут же без улыбки
Ложка мёду и в кровать.

А Нарышкины попроще.
Нет в роду их «столбовых».
Но задача была общей,
Честно жить, и нет иных.

Дворянин мелкопоместный,
С Крыма свой отсчёт ведёт.
Не татарин, факт известный,
Но к Нарышко след идёт.

В знать дворцовую попали,
Когда их заметил царь.
О таком и не мечтали …
Зять Кирилла – государь.

Пётр родился очень быстро,
Став любимцем, … не у всех.
Словно вспышкой или искрой,
Как бы дал сигнал наверх.

Так вот с самого рождения
Зародилась эта боль.
Милославский, без сомнения,
Стал играть большую роль.

Так и рос он здесь с Иваном,
Вместе бегали на пруд.
Там «потешный флот» с изъяном,
Корабли, галеры ждут.

На шесть лет Иван был старше,
Но к Петру всегда был добр.
Веселился, как и раньше,
И по мере сил был бодр.

И тогда в беспечном детстве
В корабли Пётр был влюблён.
Этим флотом в малолетстве
Он буквально был пленён.

От Нарышкиных упорство,
Как в наследство получил.
Не любил всегда притворство
И детей потом учил.

И была ещё царевна.
Софья – старшая сестра.
Не особо откровенна,
Но с «подвальчиком» была.

Властолюбию царевны
Просто не было границ.
Не лицо – сплошные нервы
И глаза безумных жриц.

Когда брата хоронили,
Следом шли Пётр и Иван.
Наставления церкви были,
Чтоб пресечь любой бедлам.

И вот Софья без стеснения,
Ей же было двадцать пять,
Оттолкнув Петра в движении,
Шла за гробом, дав понять,

Милославские здесь в горе. …
А  «приблудным» места нет.
Даже похороны в споре …
Вот такой её портрет.

Кому трон доверить дальше,
Дума всё должна решить.
И чтоб всё было, как раньше,
Без конфликтов чтобы жить.

А для этого на троне
Должен сильный государь.
Не слуга своей короне,
А земли российской царь.

«Ставим царствовать Ивана!»
- мыслит Дума наперёд:
«Еле ходит, рядом «мамка»,
Вдруг возьмёт да и умрёт?»

При таком-то вот раскладе,
Когда Пётр возьмёт всю власть.
Нам, боярам, в не внакладе
Не остаться, есть что класть.

«Соломоново» решение
Дума всё ж смогла принять.
Хоть есть другое мнение,
Пётр всех должен единять.

Милославские все в гневе,
Софья тотчас же к стрельцам.
Бес, давно сидевший в чреве,
Был разбужен Софьей там.

Князь Голицын, князь Хованский
Вняли, как переворот.
И Никита Милославский
Усугубил разворот.

Вдруг известие, как вспышка,
Что Иван в Кремле убит,
Всем, кто против, скоро крышка,
Тот живьём в огне сгорит.

И стрельцы, как ошалели,
Все заставы поднялись
Стражу быстро одолели,
На Соборной собрались.

Вдруг на Красное крыльцо, ТО,
Вышел Пётр и с ним Иван.
Взяла оторопь кого-то,
Кто-то крикнул: «Здесь обман!»

И тогда князь Долгорукий
Крикнул грозно всем стрельцам:
«Все вы воры, будут крюки!
За ребро подвешу сам!»

Здесь вмешался князь Хованский:
«Всех Нарышкиных казнить!»
И, как демон басурманский,
Не готов был их простить.

Озверевшими от страсти,
Долгорукий был убит.
Брат Натальи, был при власти,
Тоже смертью не забыт.

Полегло бояр без счёта.
Это было, как дурман.
Всех рубили, без учёта …
Пётр всё видел и Иван.

И опять Хованский с речью:
«Их обоих на престол!
А не то велю картечью …»
Вот такой был «хлебосол».

Но Наталья же царица!
Здесь её законный пост.
Тем не менее, все лица,
Встали в сваре в полный рост.

Софья всех в узде держала
И нужна ей только власть.
Даже князю угрожала
И Хованский видел пасть.

Патриарх был самый умный,
Попросил Собор созвать.
И Хованский, самый шумный,
Согласился поддержать.

На Соборе порешили:
«Быть в России двум царям!»
Старший царь Иван, решили.
Ну, а Пётр? От счастья пьян.

Софью регентшей назвали,
То есть рот не раскрывать.
Позже всё-таки признали,
Как сварливой власть давать.

Их венчали – царь в квадрате.
На двоих трон был отлит.
В Оружейной он палате
До сих пор один стоит.

София тут же приказала.
Князь Хованский для стрельцов
Будет главный «запевала»
И хранитель всех дворцов.

Она искренне считала,
Что Хованский верный пёс.
Но впоследствии узнала …
У него свой нюх и даже нос.

Все стрельцы его ценили.
Ну, а он им потакал.
Кремль считай что оцепили,
Как в осаде весь он стал.

Диктовал свои условия
То Ивану, то Петру.
Стало всё, без предисловия,
Софье вдруг не по нутру.

Поднялись борцы за Веру.
Их Хованский поддержал.
Ну, а Софья знала меру,
Слушать тех, кто возражал.

Староверов все отвергли;
Церковь, знать, её отец.
Ведь они в разборку ввергли.
И опять? Стрельцам конец!

Так Хованский стал опальный.
Близок был уже финал.
Выбран был момент сакральный,
Божий день, как символ стал.

В монастырь Донской, как главный,
Был назначен крестный ход.
Два царя, их вид державный,
Не  сулил иной исход.

Вдруг в Коломну повернули,
Вроде-как запутать след.
А в Воздвиженском примкнули
Люди стольников, шли вслед.

Эти царские манёвры
Вмиг встревожили стрельцов.
Были вроде бы партнёры …
А теперь за подлецов?

Князь Хованский вместе с сыном
Срочно выехал в село.
Но, был схвачен низшим чином,
Так как зело занесло.

Софья в блуде обвинила,
В посягательстве на трон.
Приговор не отменила,
Был казнён и сын, и он.

Всех стрельцов она простила,
Только Юдин был казнён.
Заместитель и дурила,
Много кровушки на нём.

Пётр с Натальей, мать-царица,
Не решились с Софьей жить.
Им село стало столицей,
Там решили пережить.

Так в селе Преображенском
Создавался новый центр.
Юный царь, под оком женским,
Мыслил брать другой акцент.

Царь Иван, он жил спокойно
И в политику не лез.
Был женат, причём достойно,
Не попутал его бес.

Пять детей имел, однако,
Дочь оставила свой след.
Анна помнится двояко,
С немцем спуталась навек.

И когда Пётр обратился:
«С Софьей, брат, пора кончать!»
Он с ним тут же согласился
И решил всю влась отдать.

Софью вмиг, без промедления,
Он от власти отстранил.
И без доли сожаления
В монастырь определил.

Так кончалось двоевластие.
Начинался новый век.
А фактически безвластие
Завершало этот бег.


17 февраля 2016 года