Светлана и Женский век. Часть первая. 2

2.
СВАДЬБА АННЫ ПЕТРОВНЫ И
ГЕРЦОГА КАРЛА ФРИДРИХА.

- Мари, давно с тобой не говорила.
Что Михаил? И как у вас дела?

Глаза чуть Марианна опустила:
- Я, кажется, Светлана, понесла…
Не кажется… Теперь-то уже точно…

-И радуйся. Чего же ты грустишь?

- Но Михаил-то был отправлен срочно
За Берингом.! Нам добывать престиж.
Уж третий месяц… Сердцу так тревожно.
Себя-то вспомни: как Великий князь
Любовью пренебрег неосторожно,
В историю России углубясь.
Ты, помнится, сама и говорила:
Нельзя на расстоянии любить –
Теряется связующая сила.
Предмет любви – он рядом должен быть.

- Примеров много в мире есть обратных.
Любовь – лишь состояние души.
Мы верности обязаны стократно.
В себе ты разберись и не спеши.
Любовь хоть и не терпит расстояний,
Но если есть связующая нить,
То и не надо будет оправданий,
По зову сердца будешь ты любить.
Тем более, в тебе душа живая…
Ты, кстати, Михаилу сообщи.
К тебе вернуться сам он пожелает.
Не бойся, это вас не разобщит.
Его глаза я видела… и верю –
Тебе он предан телом и душой.
Вернётся он…, не сможет стать потерей.
Ты только верь…, вернётся он живой.

Карл Фридрих между тем собой гордится –
Корона Швеции почти в его руках.
Династия царя соединится.
С кем? С Ольденбургами. Прославлены в веках.
С древнейшею фамилией германской –
О том не забывает ни на миг.
И потому приемлет он бесстрастно
Внимание, дары и видит в них
Он дОлжное. Учтивостью страдает,
И напрочь остроумия лишён,
И слово очень долго вынимает.
Всё только рюмкой восполняет он.
Почти что месяц с жизнью холостяцкой
Прощается, пирует вертопрах.
Влюблён безумно – хочет оправдаться,
Но снова он теряется в словах.
Влюблён – себе он не находит места,
И по влеченью сердца же готов
Жениться. Браво, герцог!
                А невеста?
У той, ну просто не хватает слов:
- Вот навязали дурака мне, стоероса, –
Сказала как-то матери она.
В глазах Екатерины знак вопроса –
Я доводами разве не сильна!
Корона Швеции вдобавок ко Голштинской!
Что, не влечёт? Того хотел отец!
Она пыталась властью материнской,
Но только разругалась с ней вконец.
О, как на ангела принцесса походила,
Но слишком стала Анна холодна.
Жених осунувшийся после ночи, хилый,
Какая-то убогость в нём видна.
Тогда бразды и перешли к мамане:
«Два дня до свадьбы герцог не попил,
«И первый раз, о чудо, мылся в бане».
Вот только все ли он грехи там смыл?

Светило солнце – раздевайся, грейся.
Литаврами и трубами сверкнув,
По улицам столицы шли гвардейцы,
В «Орле российском»* сразу «утонув».
Они играли музыку победы,
А капитан о браке объявлял.
И обер-маршал свадьбы ехал следом –
Сам Меншиков – лицом своим сиял.
«Залит бриллиантами» и в самоцветах шпага –
Подарена она самим царём.
Всё золотом горит, в глазах отвага,
И жезл распорядителя при нём.
Он в экипаже, что влеком шестёркой,
Улыбки расточающий толпе,
А Ягужинский вслед за ним – затёртый –
Всё у него поплоше – так тебе!
За ними шаферы. А их двадцать четыре.
Все охорашиваются на скакунах.
Встал поезд пред голштинскою «квартирой»
И затрубил за совесть, не за страх.
Весь длинный стол «заедками» завален,
Кувшинами заставлен. И жених –
Надушенный и трезвый – как завялен,
Покланялся поленом и затих.
Взяв жениха в полон уже с ним вместе,
Придворных и лакеев прихватив,
Отправились они тогда к невесте.
Народ сегодня больно уж ленив –
И жениху «ура» кричали слабо –
Своих у нас хватает выпивох.
«А я-то что? Я улыбаться рад бы –
Кафтан вот узок», – герцог вдруг изрёк.
И, мимо Зимнего, доехали до сада,
Остановились около ворот.
Природа поприветствовать бы рада,
Но вяло что-то к нам весна идёт.
И почки раскрывались боязливо –
В зелёной дымке скромный царский дом.
Зато в гостиной Анна горделиво
Для жениха устроила приём.
Карл Фридрих быстро, вытянувши шею,
Как мальчик, чмокнул и, отпрянув, встал.
А мать запаздывала: «Думала, успею!
Кондитер вот на кухне задержал».
Расцеловала герцога и Анну,
Благословила. Анна – истукан!
Похоже, ей награда не желанна –
Святой Екатерины орден дан.

А к пристани, меж тем ладью пригнали –
Подарок герцогу – наш зять-то любит взять!
Путь господам гвардейцы пробивали
В густой толпе, стараясь клином встать.
Ладья была набита до предела.
Отчалила и вереница вслед
Посудин разных… «Разве это дело?
Гребёт-то челядь, а дворяне нет.
Увидел бы их Пётр!.. Обленились…
Хиреет, заведённое Петром!».
И тут на небе тучки объявились –
Рябой дорожкой по реке дождём.
Лишь окропило – унеслось ненастье.
Княгиня Дарья сразу утешать:
- Водица животворная. На счастье, –
Пророчила посаженая мать.
На правый берег с пушечной пальбою,
Под рёв колоколов они сошли.
Светлана и семейство дорогое
В толпе стояли, но чуть-чуть вдали.
И молодых до церкви провожали
Двенадцать пар внимательнейших глаз.

- Мадам, Винсент, вам поясню, чтоб знали.
Кто в церковь-то прошествовал сейчас?

- … Петрова дочь! Её-то я уж знаю.
С голштинцем тоже шапочно знаком.

- Я не об этом. Фрау вспоминаю.
И привидение, что стало женихом.
- ?
- Родителей его мы лицезреем!

- Таким папашей был бы я не горд!
По-моему он пить лишь и умеет.
Наследственность, увы, не первый сорт.
Ты погляди, как деньги он кидает,
А чувств не вызывает никаких.
Да и невеста – статуя живая!
Как видно, неудобен ей жених.

- Что делать? Брак царём ещё одобрен.
Контракт их брачный Пётр подписал.

- А женишок уже от пьянки сгорблен.
Царь этого, поди, не ожидал?
Да-а, яблоко от яблони… Кто знает?
А ты попробуй только рот разинь…

- Гляди-ка, там, наверно, завершают.
Окончено венчание. Аминь!
К Светлейшему поближе проберёмся,
Посадит нас, быть может, на ладью.

- Зачем тесниться, если обойдёмся…
Пойдём-ка, мы погрузимся в свою.

А с крепости и от Адмиралтейства,
С «Принцессы Анны» пушками палят
В честь свадьбы и в честь нового семейства.
Венчальный этим кончился обряд.
Вельможи к ручке чередой, толкаясь –
Царица сотню ублажила их.
Сомлела! Хватит! Чуть не спотыкаясь,
Пошла, скорбя, и протирая лик –
Не дОжил царь, до дня сего не дОжил –
И на ладью в печали прибыла.
К глазам платок – пусть видят все вельможи –
Счастливый день, но в трауре была.
Прибыв, императрица удалилась,
Плезира, аппетита пожелав.
«Ступай-ка, мать, – шальная мысль носилась, –
  Нам без тебя-то легче. Иль неправ?» –
Данилыч похвалил императрицу:
Сыграла натурально и весьма.
А свадьба пусть и пьёт и веселится,
Большого здесь не надобно ума.

Нашла Светлана взглядом цесаревну –
Порхает, дразнит Лиза мужиков
Телесной сдобой, как и ежедневно.
Ей нУжды нет – природы зов таков.

Качались люстры, звякали все стекла –
На славу расстарались пушкари,
Аж музыка за пушками поблекла,
Не слышно слов, хоть горло надорви.
Грохочут пушки и дрожит вся Сала,
Рассыплется она того гляди…
Парфюм, цветы, бумага – наполняло
Всё духом плотным. Аромат, поди!

Винсент с мадам, подняв свои бокалы,
Взялись уже Светлане попенять.
Данилыч подал знак в начале Салы –
С паштетов крышки начали снимать.
Напротив карлик выскочил из блюда,
Изделья не нарушив – ловок хват!
Причём и был он со своей посудой –
Налил себе и прокричал: «Виват!»
И выпил за повенчанных. Винсенту
Осталось только рот закрыть мадам.
Он на её груди расправил ленту:
- А не пора ли всё же выпить нам?

Светлана и модели поддержали.
Тут к ним знакомец старый подошёл:
- А вот и я! Гляжу, не ожидали, –
 И пьяною улыбкою расцвёл –
Граф Ягужинский – он распорядитель.
Стоял и улыбался на бокал:
- В нём вижу я открытости обитель.
Да-а, многим языки он развязал.

«Не о себе ли говоришь, милейший, –
Светлана подняла бокал в ответ. –
Правдоискатель, правдоруб первейший.
Двору не нужен. Ведь Петра-то нет!».
- Ах, Пал Иваныч, Вы бы закусили!

- А что закусывать? Ведь я ещё не пил!..
Вошёл в семью… теперь голштинец в силе!
Эх, Пётр Алексеич, удружил!
За Аннушку я с удовольством выпью!
Да-а, доля её будет не легка, –
Глаза зажмурил, больше по наитью,
Бокалу рот нашла его рука.

Под балдахином нашей новобрачной
Вовсю её кузины тормошат,
Щебечут, намекают ей прозрачно,
Того гляди в речах и согрешат.
А с герцогом, Апраксина подвинув,
Кумпанствует Бассевич. Чарки их
То пОлны, то пусты наполовину…
Пред первой ночью он бы поутих.
Так нет – лакает. Вот бокал наполнил,
Отпил немного, ножку отломил,
Царя Петра вдруг шуточку он вспомнил,
Министру дал. Тот, хошь не хошь, допил.
Орёт, побагровел, надулись жилы.
Вскочив, голштинцы бухают: «Хох! Хох!».
Из ножен шпаги тянут, ишь, верзилы…
Да что-то предводитель больно плох!

Екатерина, облачилась в траур,
К народу чтобы выйти и войскам.
(Светлана: «Как похожа-то на фрау!
Тянулась та всё к траурным цветам».)
Распахнуты ворота по приказу –
Входи любой. Шли люди всех чинов:
Купцы, работные и господа – все сразу,
Гулять и наслаждаться всяк готов.
«Диана» - обнажённая особа:
Коль новичок – опустит тот глаза,
А старовер плюётся – эка неудоба,
В неё бы камнем – стерегут, нельзя.
Царь повелел. Всё просвещенья ради…
Созданье Божье… вот «натура» говорят.
Светлана ходит, все «натуры» гладит,
Но взглядом. Что-то ищет этот взгляд…

А вот уже фонтаны отворили,
Что белым, красным потекли вином –
И видно нам – гвардейцы поожили.
Нам взгляд сей вожделения знаком.
"Ея Величество изволила вдоль строя
Пройти. Пришед, встать луга посередь.
Солдаты гвардии, как истые герои,
Гордиться ими будем мы и впредь. 
В честь матушки своей императрицы
По знаку бегло начали стрелять.
Привожены поротно угоститься
К фонтанам, чтобы чарочку принять.
Екатерина, брызгая улыбкой,
Солдатской кружкой, чокаясь, пила.
Как на войне. И память ей с избытком
Воспоминаний по глотку лила.
И спрашивать изволила царица,
Кто был под Ригой, а кто брал Баку?
Кого-то узнавала: - Как, женился?
Ребёнка ждёшь? Зови крестить! Смогу!
И бравый воин смотрит так влюблённо:
- Ну, матушка, воистину. Ей-ей!
Вот помнит же всех, чуть не поимённо.
Как было при царе, так и при ней".

От жареных быков, что над кострами,
Как будто соревнуясь взапуски,
Орудуя большими тесаками,
Здесь отсекают повара куски.
Кому-то птицу – бык ей нашпигован.
Солдатам что? – зубами мясо рвут.
Особо-то едой не избалован.
Сегодня праздник – много мяса тут.
На Троицкой – напротив, через реку,
Где тоже туши, плещется вино.
Здесь всё мастеровому человеку.
И, как всегда, смущает лишь одно:
Полиция осаживает драки.
Дай волю – так потопчут, разнесут.
И русские, и немцы, и поляки,
И местные… Да, все, конечно, тут.

Чуть смерклось – взвились в небо и ракеты.
И, рассыпаясь многоцветьем брызг,
Дарили нам секундные рассветы,
Дымя хвостами… Шорох, грохот, визг…
Но – красота! А над рекой Невою
Пылали новобрачных вензеля,
И отражались чёрною водою,
Сердца, короны, всё влюблённых для!

Наутро снова загремят салюты
И затрезвонят вновь колокола.
Не расходились на ночь все как будто,
Не вылезали мы из-за стола.
Второй день радости императрицы
Нам велено, мы будем разделять,
Кричать тосты и пить, и веселиться:
Четыреста персон придут опять.

- Весна приносит розы. Чьи же краше? –
Крича, Данилыч даже приохрип. –
Неправда разве? Молодая наша!..
За розу! – И к бокалу он прилип:
- Ой, горечь-то! – и застонал с гримасой…

И сколь ещё – язык остёр и смел.
Имел успех, старался не напрасно.
Светлейший от тостов отяжелел…

Пошли на луг. Он следом за царицей.
На балагурство не хватало сил.
Старался прибаутками искриться…
В толпу его вдруг кто-то утащил.
И чьи-то руки князя обхватили,
И кто-то сзади целиком прильнул.
Уста на ухо вдруг слова пролили:
- Простите, князь, за эдакий разгул
Фантазии… Вы ж для себя покои
Пристроили. Ну, вот и хорошо!
Сегодня ночью будет нас лишь двое…

И князь опять уж за царицей шёл:
«Какие руки! А какое тело!
Светлана! Точно, то была она.
Ну, точно ведьма! Как она успела?
Наверняка желанием полна!».
- Гляди-ка, матушка! Откуда? Ярославцы? –
Князь тлел уже огарочком свечи,
Но всё же продолжал: - Ура, красавцы!
ЗдорОво, москвичи, румяны калачи!

=========
*- Виватный кант "Орле Российский" - на Полтавскую победу.