Цари, поэт и пушкинист. Глава третья

ГЛАВА    ТРЕТЬЯ.

                Уже – не блажь,  уже – характер!..


                1.

Конечно, в жизни всё сложнее,
Чем я вам тут понаписал,
Поскольку чувства и идеи
Уже тогда поэт скрывал,
Насмешек лишних избегая,
У всех у нас есть жизнь другая,
И у него была она,
И он, свой мир оберегая,
Не открывал второго дна
Досужей публике,  к которой
И мы относимся, а он
Был беден, юн, не защищён…
Простим его! И с приговором
К нему не станем подходить –
Нас тоже будет Бог судить!


                2.

И вновь не будем повторяться!
Инзова разве что мельком
Помянем тут – приятно, братцы,
Склонить главу пред добряком,
Который Пушкину, как сыну
Дорогу дал к Кавказу, к Крыму,
И стол, и кров ему давал,
И не читал нотаций длинных,
И грех поэта покрывал
Не раз участливой рукою –
Герой отчаянно блудил,
И временами заходил
К супругам, так сказать, в покои –
И не один такой скандал
Загладил старый генерал.


                3.

И, коль о женщинах беседа
У нас зашла, мы эту речь
Продолжим тут – звездой победы
Украшен был поэта меч
На поле брани сексуальной –
Он как любовник идеальный
Теперь повсюду выступал,
А флёр известности скандальной
Весьма удачно оттенял
Его столичные манеры,
Язык французский без костей,
И жажда огненных страстей
С презреньем к духу пошлой меры –
Без конкурентов светских он
Иметь успех был обречён!


                4.

И сей успех к нему явился,
И он охотно проникать
В природу женскую пустился,
Точнее – в то, что можно звать
Природой тайных отношений –
Тут на Овидия наш гений
В немалой мере походил
(Овидий  кесарским веленьем
Туда же, кстати, сослан был,
Где ныне Пушкин обретался).
Оно, быть может, ерунда
Наука эта, да беда
В ином была – герой наш брался
Не раз за мужних жён чужих,
И совращал удачно их.


                5.

Хотя, быть может, совращали
И жёны Пушкина – и тут
Две стороны одной морали
С усмешкой многие найдут,
Но мы не будем сходны с ними,
С их аргументами простыми
Насчёт посылов с двух сторон –
Ведь блуд есть блуд, и это имя
Нисколько не меняет он:
Когда меняются местами
Два члена суммы, то она
Себе сама всегда равна,
А кто берётся место в яме
Другому дать – известно: тот
Сам в ту же яму попадёт!


                6.

Кто? Кто из нас в младую пору
О яме думает? О том
Что делом, или – разговором,
Иль думой злою личный дом
Он без пощады всякой точит?
В иные годы, между прочим,
И я не бегал от греха,
Был до вранья весьма охочим,
Считал, что слово – чепуха,
И с ним не стоит зря чиниться,
Что мелкой выгоде оно
Служить при случае должно,
А тот, кто мелкой лжи боится –
Пускай  не глуп, но не далёк…
Но нашей лжи не любит – Бог!


                7.

Бог посылал мне наказанья
За это самое моё
Подхода к жизни пониманье,
За это сочное враньё,
Но я не видел в них значенья,
Поскольку Бога, к сожаленью,
В те времена ещё не знал,
Но, и познав его, уменье
Солгать порою проявлял…
Теперь – не вру, поскольку знаю:
Вся ложь убогая моя
Вернулась на круги своя –
Ко мне! Я больше не желаю
В себя каменьями кидать,
И от себя же и страдать!


                8.

Но сколько лет сплыло, покуда
Всё до главы моей дошло,
И я, едва ль не как Иуда
Томил Господнее чело,
А Он – терпел, Господь мой милый,
И лишь порою в четверть силы
Меня охаживал лозой…
Так и у Пушкина всё было,
Когда за новою козой
Он с батогом известным гнался,
И так же он не замечал,
Как на него Господь серчал,
Как через раз его старался
Легонько шлёпнуть, чтоб поэт
Взглянул  на свой вчерашний след.


                9.

Я траекторию движенья
Героя нашего хочу
Напомнить вам (о достиженьях
Его покуда умолчу).
А назову Кавказ, Тавриду,
Бахчисарай, унылый видом,
И захолустный Кишинёв,
Край, где царил добряк Давыдов
(короче – Каменка), и вновь,
Вновь Кишинёв – о нём не стоит
Тут слишком много говорить –
Дано вам всем вообразить,
С какой эпической тоскою
Обязан был на молдаван
Смотреть столичный бонвиван.


                10.

О молдаванах я не стану
Вам что-то плохо говорить –
Провинциалы в разных странах
Осуждены причиной быть
Насмешек публики столичной…
Себя к беднягам горемычным,
К примеру, я не отношу,
Живу манерою обычной,
Картошку ем, и ем лапшу,
Но…  но при встрече с москвичами
Мне глупость видится моя,
И понимаю сразу я,
Что я и глух, и слеп очами –
Перед столичными людьми
Поди, попробуй жизнь пойми!


                11.

Но с кем он должен был общаться,
Скажите мне, в чужом краю?
И чем был должен заниматься?
Чем душу должен был свою
Питать, имея вожделенья
По самым разным направленьям?
Его бы, кстати, я назвал,
Иль дал ему определенье
Словечком модным «экстремал»,
Он был - адепт адреналина:
Героя нашего влекла
Не та река, что вширь текла –
Его влекла к себе стремнина,
Его манил огня накал –
Он в них пути свои искал.


                12.

Трудна, трудна моя задача! –
Я совершенно не таков,
И вижу жизнь совсем иначе,
И экстремальных чудаков
Когда – с улыбкой принимаю,
Когда – плечами пожимаю
При виде бурных действий их,
Я полагал, и полагаю,
Что мир вокруг – совсем не тих,
И в нём достаточно экстрима –
По крайней мере, на Руси,
Как ни молись, как ни проси –
Адреналин не ходит мимо
Детей, подростков, мужиков,
И седовласых стариков.


                13.

И я, мой друг, адреналином
Немало раз бывал задет –
Родная Русь и Украина
Дарили мне лихой привет,
И были личные проколы –
По простоте, по произволу
Ума и сердца моего
Моё же собственное соло
Меня в экстрим не раз ввело,
Хоть я за ним совсем не гнался…
Да, я движение любил,
Но и покой душевный мил
Всегда мне тоже оставался,
И в экстремальности своей
Я понял тягостность страстей.


                14.

А тут – я должен экстремала
Вам показать, да изнутри –
Того, кому покоя мало,
Кто при наличии двери
В окно махнёт – не поперхнётся,
И если с кем-то заведётся –
К барьеру с шуткою шагнёт,
И, глядя в ствол, не содрогнётся,
И даже песенку споёт!
И – карты…   карты… Их движенье
Затмить способны лишь война
Да вожделенная жена,
Да в голод – хлеб! – К иным сравненьям
Я тут не буду прибегать,
Чтоб вас в сомненья не ввергать.


                15.

«В чём сила карт?» – спросите, братцы! –
И я отвечу: сила в том,
Что в картах можно добиваться
Побед не знаньем, не трудом,
А просто – с помощью везенья,
И минимального уменья –
Пред фартом в картах все равны,
И все стремятся к полученью
На кон поставленной казны,
А значит – дело в звуке злата,
В числе и качестве монет,
Которым кланяется свет,
В стремленьи взять – и стать богатым,
Вот так вот – просто, просто – в миг,
Изящным  ходом дамы пик.


                16.

Вы мне заметите мгновенно,
Что не играют бедняки
На деньги с чувством вдохновенным,
Что их стремленья далеки
От крупных ставок на поместье
И от долгов особой чести
Они поэтому вольны,
Но – и недавние известья
Вы помнить, вроде бы, должны
О том, что бабки в автоматах
С надеждой ставили на кон
Свой невеликий пенсион,
А мужики – свою зарплату,
И ждали фарта, и азарт
Обычно был сильней, чем фарт.


                17.

А я к бандитам одноруким
Ни разу в жизни не сходил –
От этой радости (иль муки)
Господь меня освободил,
Но и меня лукавый путал –
В те дни, когда мединститутом
Определялась жизнь моя,
Одетым, сытым и обутым
Надумал стать в студентах я,
Стать – без родительской подмоги,
И в лотерею ДОСААФ
Я стал играть, и был не прав…
По счастью, мой родитель строгий
О том не сведал, не прознал,
А я…   А я – умнее стал.


                18.

Вы догадались – осужденью
Мы вряд ли будем подвергать
Героя нашего стремленье
Играть, играть, играть, играть!..
Мы сами в этот грех входили!
А если б мы в столице жили,
Когда  закончили  б Лицей?
А если б судьбы нас вводили
В круги значительных людей,
Чтоб разделять их развлеченья?
А если в ссылку нас сослать,
И денег верных вслед не дать?
Не стали б мы с безмерным рвеньем
Себя в столице – утверждать,
А в ссылке – деньги добывать?


                19.

Герой в деньгах весьма нуждался –
Вы это поняли, но он
Проделок шулерских чуждался,
А это значит – обречён
Был наш поэт всегда с Фортуной
Лишь на ничью – какую сумму
Ты в картах пустишь в оборот –
Такую с шумом, иль без шума
Судьба тебе потом вернёт –
Имей лишь ум и настроенье!
Есть вероятности закон –
Он ни одну из двух сторон
Монеты в жребии почтеньем
Не выделяет – если та
Раз триста в споре занята.


                20.

Над вероятностью подняться
Есть две возможности: одна –
Как за труды за карты взяться,
И ждать возможности – она
Приходит в виде глупой дичи:
Всегда кому-нибудь приспичит
В дороге выпить, и гульнуть,
Чудак такой как будто кличет:
«Хочу, хочу продолжить путь
Я налегке, с пустым карманом!»
И тут – бери его, игрок,
И внятный дай ему урок,
И тут – всё честно, без обмана,
А есть – краплёных карт стезя,
И честь на ней сберечь нельзя.


                21.

А Пушкин был адептом чести!
Гусарам Царского Села
Обязан он закваской в тесте –
Закваска пышный всход дала:
Поэт нигде не поступался
Своею честью – он и дрался
На всех дуэлях для того,
Чтоб целый свет не сомневался
В признаньи мужества его,
И,  чести личной зная цену,
Вникая в таинства строки,
Вдруг взяться чистить кошельки
Во имя выгоды презренной?!
Какая глупость! Экий бред!
Он – дворянин, и он – поэт!


                22.

К тому же – все хотят общенья,
А с кем общаться в тех краях,
Где русский дух – лишь отраженье
Побед, достигнутых в боях,
Где европейским воспитаньем
Не пахнет местное сознанье,
А на французском языке
Способны местные дворяне
Лишь мух считать на потолке?
Кто ж остаётся? Офицеры! –
Пусть не всегда они умны,
Но  - не дурны, и не бедны,
Все – из дворянской вышли сферы,
И вот ещё: скучать они
Не любят ни в какие дни!


                23.

И вновь всё вышло, как в столице –
Иным был только внешний строй:
Поэт, чтоб как-то утвердиться
В среде компании мужской
Обязан был не раз подраться,
Вина молдавского набраться –
Не раз набраться, и не два,
И проиграть, и отыграться –
Тогда на некие права
Он мог рассчитывать. При этом
Не забывайте: на войне
Он не бывал, и на коне
Не вёл солдат на багинеты,
А значит – в роли чужака
Он был у знавших жизнь полка.


                24.

Но он успешно утвердился
Среди армейцев молодых:
Пускай не сразу, но добился
Признанья в смелости у них,
Вино он пил, других не хуже,
С колодой карт был очень дружен,
А в части дамской…    Тут уже
Он офицеров неуклюжих
Всех обходил на вираже –
Те брали формою и статью,
И знали некий этикет –
И всё!  А Пушкин-то – поэт!
На чувства собственные платье
Он одевать умел из слов,
И в них вплетал интимный зов.



                25.

А то, что Пушкин был умнее
Своих приятелей…   О том
Не будем долго!  Да, в Лицее
Он не был пай-учеником,
И петербургские движенья
Не создавали впечатленья
Забот пытливого ума,
Но – там ведь было окруженье!
Там школой жизнь была сама:
А Карамзин – он что, не школа?
Тургенев – нет?   Жуковский – нет?
А весь столичный высший свет?
А театральных пьес глаголы?
Понятий умственных не брал
Из сфер таких провинциал!


                26.

И – вольнодумие! Свобода!
Столичным прихотям сродна,
Среди обычного народа
Размера  полного  она
Нигде почти не достигает –
Свобода манит и пугает
Одновременно. С двух сторон
За нею каждый наблюдает
Из тех, кто женщиной рождён,
Но – дети праздничного слоя
Детей других слоёв вольней
Привыкли с юности своей
На устроение людское
Глядеть иначе - свет свобод
Их впереди других ведёт.



                27.

Давайте вспомним, как валили
Союз Советский  - из Москвы!
Как впереди меж многих были –
Увы бездумным нам, увы! –
Потомки ленинского клана –
Их деды тело великана –
Руси Великой – в  прах свели,
А дети с внуками изъяны
Везде с насмешкою нашли,
Где труд народный воплотился,
И с неплохих взирая мест,
Они нам спели благовест
О жизни лучшей, и смутился
Тогда от звучных слов народ,
И захотел искать свобод.


                28.

Ну, ладно – мы…   В нас знанья мало,
Нам чужд уклад земных богов…
Чего, скажите, не хватало
Им, детям правящих кругов?
Какая их манила сила?
Куда, куда их заносило?
Они ведь ели со стола,
Который им судьба накрыла
Не за улыбки – за дела
Отцов и дедов-коммунистов
Итак, в семнадцатом году
Потомки кликали беду
К наследью предков, а речистый
И образованный их внук
На тот же встал порочный круг.


                29.

Царей теперешних не стану
Я слишком строго разбирать –
Они веленьем Божьим званы
Страною нашей управлять,
И Ельцин пьяный был заслужен
Таким же пьяным русским мужем –
А русский муж тогда был пьян,
И не был с церковью он дружен,
И был в мозгах его дурман.
Что нам о Путине рядиться?
Не так, понятно, он хорош,
Как мы хотим, но мы-то что ж?
Спешим пред Богом преклониться?
Иль мы добры? Иль мы – честны?
Иль наши помыслы верны?


                30.

Склонна Россия к повторенью
Своих же собственных шагов,
И это – истина! О мненьи
Об этом спорить я готов,
Его упрямо утверждая!
Замечу: это мысль чужая,
И лишь усвоенная мной –
В труды Ключевского вникая,
Я разыскал пассаж такой.
Тогда, при Пушкине, впервые,
Быть может, верхний русский слой
В движеньи поросли младой
Дерзнул свою расправить выю,
Сначала – в душах, в головах,
И в верных, вроде бы, словах.


                31.

А слов герой наш нахватался!
Верней не слов! Не слов – идей!
И со словами управлялся
Он по горячности своей,
И – по таланту, направляя
Огонь едва ль не к двери рая
Который Бог для нас создал,
И где лукавый, это зная
Для душ подвижных сеть сплетал…
Да… Чтобы слабым не казаться
Среди читателей своих,
В речах едва ли не лихих
Поэт был  должен утверждаться –
Кто к чувству силится воззвать,
Не тлеть обязан, а пылать!


                32.

И он – пылал!  И он горенье
Огнём и лирой вызвать смог
В сердцах у тех, кто Русь в движенье
Привесть решил, и снять замок
С вершины властной пирамиды,
Но – геометрию Эвклида
Вы изучали в добрый час,
И там, где ясно видит виды
Ученика простого глаз,
Там этот глаз не промахнётся,
И точек лишних не найдёт,
И так прямые проведёт,
Что отдуваться не придётся
За то, что зряшная черта
Меняет чёткий вид листа.


                33.

А Пушкин спорной был  чертою
Для тех, кто схемы рисовал
Того, что будет со страною –
Он подозренье вызывал
У всех движеньями своими:
Хотел носить масона имя.
И – был до глупости открыт,
Среди дворянских высших линий
Иметь мечтал  респектный вид,
И – демократом представлялся,
Царя, и власть его ругал,
И – у царя зарплату брал,
А на работу не являлся,
И – к славе, к славе рвался он,
А слава, братцы – это звон!


                34.

И вышло так, что он прибиться
К серьёзным партиям не смог –
Кому - дано определиться
Где быть ему в короткий срок,
Кому – нужны другие сроки,
И тот, кто в выборе ленив,
Иль видит всех сторон пороки,
Потом рискует, как Сизиф
Впустую с камнем упражняться…
Повсюду есть нехватка мест,
И хорошо и сытно ест
Тот, кто до света смог подняться,
Чтоб дня грядущего заря
Не пропадала в жизни зря.


                35.

А я, друзья, рождён совою,
И по утрам обычно спал.
За это доброю рукою
Господь мне здравие давал,
Но – не давал нигде карьеры.
Без раздраженья эту меру
Давно я принял, как судьбу:
Есть дом, семья, есть хлеб, есть вера!
Не всё ль равно, в каком гробу
Дано в могиле оказаться?
Навеки ль званья и чины
Их обладателям даны?
Важнее – знать, куда спасаться,
Важнее – просто долго жить,
И не особенно тужить.


                36.

Поэт наш тоже был совою,
Но в те златые времена
Он не искал себе покоя –
Какой покой, когда весна
В нём с силой майскою кипела!
Не подходил поэт для дела
Ни для какого, и дельцы
В его движениях незрелых
Худые видели концы,
И в круг к себе не призывали –
Скажу точней – не в «круг» - в «круги»,
И, хоть матёрые враги
Тогда ему  не досаждали,
Друзей почтенных не обрёл
Наш поэтический орёл.


                37.

Один Инзов к нему склонился,
Сумел поэта полюбить,
С ним, как с мальчишкою возился,
И дал в масоны поступить,
Поскольку сам был членом ложи…
Я мог бы лезть теперь из кожи,
Масонов замыслы кляня,
Но выйдет всё себе дороже –
В журналах высмеют меня,
И влепят званье юдофоба –
Попробуй смыть его потом!..
Инзов был славным мужиком,
В масонах, верно, он особый
И важный видел ритуал,
Который мир к прогрессу звал.


                38.

На деле ж было всё сложнее –
В масонских обществах плелись
Тогда свободные идеи,
И речи тайные велись
О лучших способах сверженья
Царя со сменою правленья,
И обсуждался новый строй,
Но – не был к этому общенью
Допущен шумный наш герой –
Его тщеславным посчитали,
И невоздержным на язык,
И, чтоб случайно не проник
Поэт в секретные детали,
Его сумели разыграть,
Чтоб из игры большой убрать.

       
                39.

Он ни о чём не догадался,
А лишь расстроился, когда
О тайном обществе дознался,
Что это – вздор, и ерунда,
Не существующая штука!..
Но Пушкин нужен был для трюка,
Для привлечения людей,
Он нужен был, как гений звука,
Как драгоценный лицедей,
И так судьба его решилась:
Он членом общества не стал,
Зато в умах людей блистал,
Свет проливал на мрак и гнилость,
Пороки страстно бичевал,
И к жизни новой призывал.


                40.

А о друзьях ещё полслова
Тут можно искренне сказать:
Чтоб вы с насмешкою суровой
Меня не стали поминать
За Кюхлю, Дельвига, Данзаса –
Всё тут известно, всё тут ясно,
И всё описано давно,
И был – Жуковский, друг прекрасный,
С которым было суждено
Ему б до старости глубокой
Плоды благие пожинать,
И горя горького не знать –
Не то, что участи жестокой,
Но -  был Андреич скучноват,
И – был царю и Богу рад…


                41.

А с Богом Пушкин не чинился –
Он сыном птички называл
Того, кто нас спасти решился,
Того, кто грех наш общий взял,
И с ним на крест пошёл, страдая,
И, подлость нашу искупая,
Погиб, безвинный, на кресте,
И всем открыл нам двери рая,
Но мы в духовной слепоте
Его доныне не познали –
Я тоже лет до тридцати
К Христу был глух, иль глух почти,
Лишь  – как носителя морали,
Который всем добра желал
Себе  его я представлял.


                42.

А непорочное зачатье…
О нём с улыбкой я гадал,
Пока Господь в моём понятьи
Отцом творения не стал,
Как все, я знал, что с напряженьем
Сперматозоиду движенье
Мужчина должен сообщать,
И в этом – старт деторожденья –
Как без отца дитя зачать?
Теперь же я легко отвечу:
Сперматозоид - не пустяк,
Но тот, кто создал Зодиак,
Людей, и смысл интимной встречи –
Тот Духом мог направить код
Туда, где плод в жене растёт!


                43.

Простая физика, ребята!
Сперматозоид в сути прост,
В его основе – тот же атом,
Он – мелких волн каких-то мост,
Тут Резерфорду, Планку, Бору
Зацепки даже нет для спора!
Итак – сперматозоид – дух?
Конечно дух! Доска, опора,
Всё, что ласкает взор и слух,
Всё это – атомы, всё – волны,
А волны – духи! Разве нет?
А наш Господь, который – свет,
Он тоже Дух, сознанья полный!
Вот вам – зиготы, вот вам – ген,
Вот вам – мужской, вот – женский член!


                44.

Но, как и наше поколенье
Теперь не любит приникать
Умом и сердцем к Воскресенью,
Не хочет горнего искать,
Так люди пушкинской эпохи
Искали в Библии подвохи,
Искали глупостей набор –
Мол, при царе Сухом Горохе
Написан был весь этот вздор
Для управления толпою,
Но те, кто мыслить рождены,
Те, кто критичны и умны,
Те пред библейскою строкою,
По их же мысли, не должны
Во всём искать своей вины.



                45.

И наш герой не удержался,
И опус стройный сочинил –
В нём Бог Отец изображался,
Господень вестник Гавриил
И - благодатная Мария,
К ним гений наш добавил змия,
И всё с эротикой смешал…
“O, mamma  mia! Mamma mia!” –
Католик только б и сказал,
Стихи подобные читая.
На Благовещенье поэт
Пролил похабной страсти свет,
Свет, исходящий не из рая,
И этим в грех тяжёлый впал,
И -  наказанью подлежал.


                46.

Сказал Господь, что Духа Свята
Нам не позволено хулить
Не то что грязным русским матом,
А даже помыслом чернить
Нельзя Его без наказанья!
Блажен, имеющий  в сознаньи
Простую истину сию,
Пусть льнёт он к ней без пониманья –
Но тем хранит он жизнь свою,
И тех безмерно жаль, несчастных,
Кто Бога-Духа оскорбил,
А значит – жизнь употребил
Бездумно, глупо, самовластно,
Не дал душе своей труда
Для покаянного плода.


                47.

Так в Кишинёве от безделья –
Для смеха камень заложил
Поэт – казалось – в подземелье,
Чтоб он основою служил
Для стен, и видной миру крыши –
Не всё, что сочинитель пишет
Пойдёт в широкую печать,
Но тайный слух толпу колышет
И славой явной величать
Потом поэта позволяет,
И Пушкин знал уже о том,
Уже он ведал,  как стихом
Поэт на дух людей влияет…
Но – ради красного словца
Дано ль высмеивать  Отца?


                48.

В житейском плане тоже важен
Сей эпизод – напомню вам,
Тут о библейском персонаже:
Сын Ноя, брат Яфета Хам –
Он тоже как-то посмеялся…
И что? И с чем потом остался?
Эх, братцы-братцы! Хамство – дрянь!
Я тоже в юности срывался,
Хамил, бранился, но за брань
Не так мне стыдно…   Хамства токи
Какой-то гнилью отдают,
Гордыня, злость, насмешки, суд –
Вот хамства сводные пороки,
Попробуй тут – крестом махни,
И в миг попробуй, отгони!



                49.

Вот вам, друзья, «Гаврилиада»,
Вот – жизни будущей узлы,
За дело доброе – награда,
На злую речь – ответы злы…
Смягчает всё лишь покаянье,
А нет его – тогда страданье
Смягчает душу, но – потом!
И – мимо вашего желанья,
И – уж никак не прямиком…
Да, кстати, многие твердили,
Что «Пушкин это не писал»,
Поскольку он не признавал
Руки своей – чтоб не судили
В судах его…  Но стиль! Но слог!
Другой бы сделать так не смог!


                50.

А как писать он наловчился!
Как формой вольно овладел!
Как в чувствах ясности добился –
Он что хотел, и как хотел
Изображал, почти играя:
Кавказ, сады Бахчисарая,
Олега вещего поход,
Волна прибрежная морская,
Огонь души и сердца лёд –
Всё у него в словах сверкало,
На что б он взгляд ни обратил,
Всему он меру находил,
Поэм ему уж было мало,
И – в голове поэта план
Созрел: в стихах создать – роман!


                51.

И он всё более нуждался
В столичной жизни – только там,
В столице, книжный круг вращался
И зёрна строк по жерновам
Изданий разных растекались,
И там в муку перетирались –
Не в пыль, заметьте, а в муку!
И ей издатели питались,
А наш герой свою строку
Ценил теперь, как ценят злато,
Точней – не злато, а товар –
В России слова «гонорар»
Тогда не знали – автор платы
Не получал – его труды
Едва ли шли в цене воды.


                52.

Само собою возвращенье
Случиться, ясно, не могло –
Назад в столицу лишь прощенье
Из уст властителя вело,
Но вам известно, что к смиренью,
К весьма большому сожаленью,
Поэт охоты не имел,
Наоборот – на заточенье,
Как на обиду он смотрел,
Не собираясь извиняться,
Поскольку в мнении его
ВСЕ были около того,
За что ему пришлось терзаться
Теперь на юге одному –
Совсем неясно – почему.


                53.

Да, заговорщиков хватало,
И государь об этом знал,
Однако Пушкину запала
Его при этом не прощал –
А как дарить тому прощенье,
Кто потопает в самомненьи,
Кто письма пишет в Петроград,
И без душевного зазренья
Вещает в них о том, что  рад
То – среди греков очутиться,
Чтоб им свободу добывать,
То  - хвалит тех, кто воевать
С царями разными стремится…
Прости такого!  Как поймёт
Он стороны простившей ход?


                54.

Что ж сам-то царь?  А он к сознанью
Простого факта  приходил
Того, что внутреннее зданье
Бог в человеке утвердил
На духе истины Христовой.
И Русь с судьбой её суровой
Лишь православной быть должна,
Иначе – роль Голгофы новой
Ей непременно суждена,
С тем государь определился
И для себя – куда идти,
Чтоб душу грешную спасти,
И – к православию склонился,
В монахе видя идеал
Того, что он о вере знал.


                55.

Он, не сгибаясь нёс корону,
И долго б мог нести её,
Но дальше трона, выше трона
Предназначение своё
Теперь он видел – пусть в сомненьи,
Пусть в неосознанном прозреньи,
Но он уж знал: настанет час,
И дух его  придёт в движенье,
Услышав прежде трубный глас –
И царство он тогда оставит,
И в место тайное уйдёт,
А к делу доброму народ
Рука иная пусть направит,
И – слава Богу – та рука
Была надёжна и близка!


                56.

Под руку брата Николая
Царь Александр давно решил
Направить  власть. Предполагая
Сей шаг, он брату сообщил
О том, что ждёт его когда-то,
И поразил известьем брата,
И вместе с ним – его жену…
И вправду я скажу, ребята:
Чтоб так вот взять, отдать страну?
Чтоб так вот взять, и удалиться?..
А для каких скажите дел?
В далёкой юности хотел
От власти он освободиться,
И жить, как мирный гражданин,
Меж гор, вблизи речных стремнин.



                57.

Над побужденьем сим потешным
И сам потом смеялся он,
Но, с осознаньем жизни грешной,
Цены, какой достался трон,
Понятья многие сместились,
Идеи жизни углубились,
Мечты какие-то ушли,
Но тайны новые открылись,
И власть над сердцем обрели,
А вот одна мечта осталась:
Когда-нибудь уйти туда,
Где крыша, хлеб, огонь, вода –
И всё! Где праведная малость
Над всем царит, и где покой
Определяет жизни строй.


                58.

Но если в юности желанье
Имел он просто в мире жить,
Теперь к нему пришло сознанье
Того, как стоит довершить
Стезю властителя земную –
Он за страну свою родную,
За грех верхов, за грех низов
Молитву горькую, скупую
Творить пред Богом был готов,
И были царские палаты
Уже помехою ему,
И подтверждением тому
Была и дочери утрата –
Любимой дочери – она
Была вне брака рождена.


                59.

Но – кардинального решенья
Покуда он не принимал,
Поскольку лишними сомненья
Свои до срока не считал –
Он не спеша в себе копался,
И скорбно вымолить старался
Благоразумия плоды
Для тех, кто в доме  русском взялся
За якобинские труды,
И он прощал им заблужденья
В своих молитвах, и просил,
Чтоб Бог ослушников простил,
И не лишал благословенья,
И не хотел их брать под суд –
Вдруг люди высший смысл найдут?


                60.

А Пушкин деньги за изданье
Тогда впервые получил,
И  тратил их с большим стараньем –
Гулял, играл, долги платил,
Которых прежде понабрался –
И вскоре с суммою расстался,
Её, любезную, спустил,
А «Пленник» дальше продавался,
И дальше славу приносил
Поэту в русских двух столицах,
Монету ж Гнедич получал,
Однако Пушкин не серчал,
А размышлял, как уклониться
От лишних трат, когда придёт
Пора иной делить доход.


                61.

И царь купил его творенье –
На сам, быть может, но ему
Попала книга на прочтенье,
И книга, судя по всему,
Царя  ничем не оскорбила,
Её он счёл довольно милой,
Способной вызвать интерес,
Признал в самом поэте силу,
В делах его нашёл прогресс,
И молвил: «Видно, примириться
Нам скоро можно будет с ним!»
Герой наш с мнением таким
Навряд ли б мог не согласиться –
Когда бы как-то мог  узнать
О том, что  царь решил сказать…