Осенняя сказка

Стоит Мамак, качается, с чего ему печалиться?

Бороденка, как солома, желтая и серая. Шейка тоненькая, лядащенькая. Головенка маленькая болтается на тощей шейке, как у зарезанного петуха.

Стоит Мамак, качается. Кончиком соломенной бороденки в окошко постукивает. Белым глазом высматривает — спит ли Лариска?

Лариске в щелочку из-под одеяла хорошо видно, как качаются высохшие, осенние цветы в бабушкином палисаднике – стеной стоят, выше окна!

Среди них Мамак притаился, — желтая с серым бороденка виднеется. Постукивает Мамак в окошко кончиком бороды, узким, длинным коготком поцарапывает, пищит тоненько свои злые угрозы:

— Дайте только пробраться мне в комнату! Накрою Лариску огромным серым мешком, скручу в охапку, утащу в болотные туманы, и следочка не останется!

Постукивает кончиком бороды Мамак — щелочку ищет.

За палисадником сосны высокие черной громадой высятся, колышутся, смотрят: утащит Мамак Лариску или нет?

Облака ноябрьские бегут по сизому небу, морось сеется. Зябко соснам, студено.

Сурово гудят сосны: пусть тащит Мамак Лариску от теплой печки в сырые туманы, в сумрачную чащу! Не все ж ей под одеялкой греться?

Мамаков белый глаз мерцает — щелочку ищет.

Не догадывается Мамак, что стоит только замазку отколупнуть, — вмиг щелочка будет! Шарит без толку по стеклам.

Дождик пошел. Борода у Мамака мокрая, в светлых капельках. Не стучит больше кончик по стеклу! Растрепой Мамак стал. Кулачком грозится, мелкие зубы беззвучно скалит, — из-под одеяла хорошо видно.

Бабушка в веранде котлеты жарит.

Не любит Мамак, когда котлетами пахнет, — вертится он, крутится, от злости корежится.

Ветер поднялся, котлетный дух по улице разнес.

Плохо Мамаку, когда настоящей, человечьей едой пахнет. Скрипит от злости Мамак. Отползает в травы осенние, в сумерки ноябрьские.

Засыпает Лариска.